Сын человеческий - Аугусто Бастос

К этому направлению примкнул и создатель современной парагвайской музыки, композитор Хосе Асунсьон Флорес (р. 1904).

Если фашиствующие псевдореалисты обращали внимание преимущественно на внешние приметы национального парагвайского характера, фабрикуя бездарные подделки под фольклор, то гуманистическое направление стало творчески осваивать богатейшее фольклорное наследие, доставшееся парагвайцам от их индейских предков. Именно это направление ввело в художественную литературу язык гуарани, на котором говорят парагвайцы в повседневном обиходе. Ортис Герреро писал стихи на языке гуарани, Хулио Корреа создал народный театр на гуарани, а Хосе Асунсьон Флорес — национальную музыку. Так был сделан важный шаг к тому, чтобы достижения культуры стали достоянием широких народных масс и при этом не утратили ни социальной, ни эстетической ценности. Но решить задачу повышения культурного уровня народа невозможно без революционного преобразования социально-экономической и политической жизни страны. Эту истину понял Эриб Кампос Сервера. Еще Рафаэль Баррет подметил, что Парагвай как бы загипнотизирован своей историей, что поступки, привязанности и политическая принадлежность парагвайца зачастую предопределяются традицией, семейными преданиями, поставленными на службу господствующим классам. Развивая эту мысль, Кампос писал: «Старое отечество отказывает нам в ласке своего солнца. Так построим же новое отечество, которое обеспечит всем хлеб, труд и свободу!» Кампос и другие передовые деятели культуры связывают свои идеалы с молодым рабочим классом Парагвая. Его авангардом выступает Парагвайская коммунистическая партия, которая была основана в феврале 1928 года.

Однако война с Боливией, продолжавшаяся три года, привела к воцарению белого террора в стране. Компартия была загнана подполье. Многие деятели демократической культуры принуждены были уехать в эмиграцию. Народное восстание в Асунсьоне в феврале 1936 года позволило установить демократический режим, но уже на следующий год он был свергнут. Власть взял командующий парагвайской армией во время войны в Чако — Хосе Феликс Эстигаррибиа. С тех пор и до сего дня Парагваем фактически распоряжается армейская верхушка, которая стоит на страже интересов помещиков и иностранных монополий.

По возвращении из эмиграции Эриба Кампоса Серверы вокруг него образовался литературный кружок под названием «Выа райтых» («Гнездо веселья»). В творческое объединение, окончательно сложившееся в 1943 году, входили Роа Бастос, Уго Родригес Алькала (р. 1919), поэты Хуан Эсекиэль Гонсалес Альсина (р. 1918), Оскар Феррейро (р. 1922) и самый молодой из них Эльвио Ромеро (р. 1926). В эти годы Роа Бастос увлекался сочинением экспериментальных, понятных лишь друзьям «герметичных» стихов и поэм, перемалывая жестокую парагвайскую действительность на «мельнице своих снов», как писал он в одном из стихотворений. В стране безраздельно господствовала реакция, все демократические организации и политические партии были запрещены. Литературная деятельность служила как бы отдушиной. И те, кто не смог найти дорогу к подпольной борьбе с профашистской диктатурой, отталкиваясь от неприглядной жизни, творили жизнь идеальную в стихах, драмах, в музыке и живописи. К этому времени относятся и первые опыты Роа Бастоса в прозе. Его роман «Фульхенсио Миранда» был отмечен в 1942 году на конкурсе, устроенном литературно-исторической организацией «Атенео парагуайо», но так и остался неопубликованным. В 1945 году писатель пробует свои силы в драматургии (драма «Пока не наступил день»).

Лекции по английской литературе, с которыми Роа Бастос выступал по радио, зарабатывая себе на хлеб, неожиданно открыли ему дорогу в Европу: он получил официальное приглашение посетить Англию, а затем и Францию. В качестве журналиста Роа Бастос побывал также в Германии, Швеции и Экваториальной Африке.

Парагвайцы с интересом читали путевые очерки писателя, которые регулярно появлялись на страницах газеты «Эль Пайс». Они бичевали гитлеровский «новый порядок», показывали разруху, в которую этот «порядок» вверг народы Европы. Дело в том, что многие высокопоставленные гитлеровцы, спасая свою шкуру, укрылись после войны в Парагвае. Статьи и очерки Роа Бастоса, посвященные разоблачению гитлеризма, рикошетом наносили удары по антинародному режиму в Парагвае. Той же цели служил роман «Избиение младенцев» (опять не нашедший издателя) и поставленная в 1946 году в Асунсьоне пьеса о гитлеровской Германии. Так молодой писатель вносит посильный вклад в демократическое движение, которое развернулось в Парагвае под влиянием победы Советской Армии и ее союзников над фашизмом. Но в январе 1947 года, воспользовавшись обстановкой «холодной войны», парагвайская реакция нанесла серьезный удар по демократическому движению. Во вспыхнувшей затем, гражданской войне реакционерам удалось увлечь за собой большинство крестьянства, нанести тяжелое поражение демократическим силам, в том числе — компартии, и полностью восстановить режим профашистской диктатуры.

Голод, нищета и террор заставили выехать за границу более полумиллиона парагвайцев (все население страны не превышает двух миллионов человек). Очутившись в эмиграции, Аугусто Роа Бастос мучительно искал ответа на вопрос о том, почему же демократические силы потерпели поражение, почему значительная часть крестьян пошла за фашистами. Во время погромов в Асунсьоне и на пепелище разоренной Гитлером Европы Роа Бастос постиг истину, что противопоставление башмаков книгам было выгодно монополиям, латифундистам, высшей военной и гражданской бюрократии. Но все ли сделали мы, люди книжного цеха, чтобы открыть глаза оболваненному народу? — спрашивал себя поэт. Нет ли и нашей доли ответственности в том, что трудящиеся, выбирая башмаки, отвергают книги? Драма парагвайского народа и парагвайской интеллигенции становится предметом размышлений писателя-эмигранта. Ему кажется теперь, что лирика, особенно излюбленная им лирическая поэзия, якобы не литература, раз ее не читает большинство народа. Но разве могут читать стихи неграмотные, которые составляют треть взрослого населения Парагвая, или малограмотные, составляющие половину жителей страны старше пятнадцати лет? Разве можно ликвидировать разрыв между образованной прослойкой и массой неграмотных, не уничтожив предварительно социальную и политическую основу нищеты и варварства?

Роа Бастос отрекается от лирической поэзии и с головой уходит в прозу. В прозу обличительную, гневную, зовущую к оружию, адресованную всем, всем — самому широкому парагвайскому читателю. Он идет путем, который проложил Рафаэль Баррет.

Социальный заказ властно диктует писателю выбор изобразительных средств. Отсюда — обилие библейских образов, образов, взятых из народных преданий и верований. Парагвайские крестьяне — католики. В то же время они сберегли суеверия и легенды, унаследованные от индейцев-гуарани. Они слепо верят слову католической церкви и свято хранят в памяти эпизоды национальной истории. Роа Бастос обращается к истории. Он находит в прошлом Парагвая такие моменты, когда движение крестьян против угнетателей облекалось в религиозную оболочку. И в своей первой книге, написанной в изгнании и озаглавленной «Гром среди ветвей» (издана в Аргентине в 1953 году), Роа Бастос выводит образ старого епископа, епископа бедняков, который отказывается служить очередному диктатору и за это лишается епископского сана. Старик священник говорит крестьянам: «Наверное, я ошибся. Наверное, вместо любви я должен был учить вас ненависти, учить, как отвечать насилием на насилие. Сам Христос сегодня взялся бы за оружие!» Тринадцать лет спустя примерно в тех же выражениях обратился к крестьянам через свою газету колумбийский священник Камило Торрес, лишенный за это сана и впоследствии погибший в схватке партизан с правительственными войсками. Теми же словами встретил своих прихожан бразильский священник Лаже, которого военная диктатура бросила в тюрьму, а затем выслала из страны. Так художественный вымысел обернулся реальной действительностью.

Центральное место в книге занимает рассказ о забастовке и восстании рабочих с плантаций против североамериканского капиталиста-изувера Гарри Вея. В качестве главного героя Роа Бастос вывел рабочего Солано Рохаса, организатора стачечного комитета и руководителя восстания, на помощь которому пришли крестьяне — охотники на тапиров. Хотя писатель не избежал натуралистических сцен, в конце концов романтика и лиризм взяли верх. Отречение писателя от лирики оказалось надуманным — она не мешает, а помогает поднимать людей на бой с варварством и угнетением. Она берет в плен самого Роа Бастоса, пронизывает его прозу. История чистой, возвышенной любви ослепленного, осужденного на смерть Солано Рохаса к Яси Монронти, дочери немецкого колониста, выросшей среди индейских крестьян, выводит читателя из мрачного ада. В заключение писатель пророчит светлое будущее тем, кто продолжит дело первых борцов за социальную справедливость и национальную самостоятельность Парагвая.