Ненавижу. Скучаю. Люблю (СИ) - Сью Ники

Пока ехал домой, позвонила Надя, младшая сестра. Вечером затевали семейные посиделки, поздравления. Ну а ей почему-то приспичило книгу купить. И нет бы самой съездить, просит брата. Если бы не по пути, Антон бы точно отказал, а так решил — заеду.

Возле книжного еще, как назло, машин столько, маленький худенький байк некуда пристроить. Мысленно Леваков выругался, однако парковочное место нашел. Стянул шлем, сам слез и уже хотел идти к дверям, как вдруг заметил знакомую фигуру в розовой майке с надписью «день скидок — не пропусти». Юльку Снегиреву не узнать было сложно, уж кого, а ее из тысячи распознает. Она стояла поодаль от магазина, на углу и раздавала листовки, громко приглашая прохожих поучаствовать в книжной акции.

Антон и сам не понял, почему до сих пор разглядывал Снегиреву. Волосы ее золотистые были заплетены в две толстые косы, губы переливались розовым цветом, но это был естественный цвет, без всяких там помад или блесков. Черные джинсы обтягивали худенькие тонкие ноги, а майка, наоборот, в мужском стиле, а может просто безразмерная, плечи свисали, в талии широковатая.

Юля выглядела очень жизнерадостной, улыбчивой, и даже в какой-то степени милой. Наверное, все девчонки в какой-то степени милые. Антон положил шлем на байк, еще раз глянул на Снегиреву и уже думал заходить в книжный, как на горе-поклонницу налетел парень на электросамокате. И сам упал, и Юльку сбил. Листовки взлетели в воздух, и начали медленно падать на землю. Прохожие еще, будто не замечали, наступали на них, проходили мимо, возмущались. Ну и сам виновник ДТП выругался, мол, где глаза твои, дура.

Левакову почему-то стало неприятно наблюдать за этой картиной. Да, Снегирева жутко его раздражала, но, в конце концов, она девушка, а еще и жертва. Парень должен был извиниться, помочь. Он же наоборот, выставил ее крайней.

Недолго думая о последствиях, Антон направился к месту аварии, подхватил самокатчка под локоть, тот как раз планировал уезжать.

— Извинись-ка, друг, — стальным тоном процедил Леваков, крепко сжимая руку незнакомца.

— С какого это? — возмутился парень.

— С большого и красивого, — прорычал Антон, не сводя глаз с самокатчика. Юлька подскочила с земли, испуганно перевела взгляд с одного на другого, а тем временем по ее листовкам продолжали ходить люди.

— Да все нормально, — залепетала Снегирева, махая перед собой ладошками.

— Слышишь! — возмутился парень.

— Не слышу. Извиняйся, — не унимался Леваков.

— Все нормально, — продолжала охать рядом Юля, позабыв о своей работе и несчастных рекламных флаерах. И тут ее начальница, видимо, почувствовала, вылетела фурией из магазина, давай кричать, возмущаться. Антон вздохнул, понимая, что извинения придурка никому уже не нужны. Поэтому решил отпустить его, пусть идет по добру, повезло не больше.

Сам же Леваков тоже не планировал задерживаться. Развернулся и почти дошел до дверей, однако совесть подъехала, заскреблась. Он оглянулся. Снегирева лазила по асфальту на карачках, пыталась собрать листовки, а рядом продолжала активно наседать крутая начальница в обтягивающей белой юбке до колен. Сердце сжалось, шепнуло, мол, так нельзя. Ты же обещал измениться, вот и где твои обещания.

Мысленно Антон выругался, и пошел к проклятой Юльке. Присел рядом и начал собирать вместе с ней листовки. Снегирева не сразу заметила помощь, зато начальница вылупилась.

— Вы молодой человек не переживайте, мы сами, — пропела фальцетом дама за сорок.

— Вы бы в офис шли, а то на фоне городской среды несуразно выглядите в своей белой юбке.

— Хам! — прыснула женщина, цокнула каблучками и поплелась обратно в магазин. Вообще, хорошо, что ушла. Она дико напрягала, слишком пафосная и надменная.

— Антон, не стоит, я и сама могу, — произнесла тихо Юля. Заметила, наконец, его. Хлопала ресницами, смущенно разглядывая того, за кем бегает уже который год.

— Пока ты сама, тут все затопчут, — ответил без особого энтузиазма Леваков. Поднял голову и немного опешил. Снегирева сидела слишком близко, улыбалась. Теплый осенний ветер играл с прядками ее золотистых волос, задувал под майку, а ей хоть бы что. Вот и чего так смотрит, с такой щенячьей нежностью.

— А ты тоже пришел книги купить по скидке? Знаешь, сегодня «Тревожные люди» Бакмена по отличной цене.

— Интересная? — больше для поддержания диалога поинтересовался Антон. Отодвинулся, возвращаясь к собиранию листовок. Оставалось немного, парочку у дороги и со стороны Снегиревой. Но там она и сама их подбирала активно.

— Потрясающая! — воскликнула Юля. Да так громко, что Леваков невольно оглянулся. Карие глаза девчонки переливались янтарными бликами, то ли от солнца, которое все еще не село, то ли потому, что вся она казалась, светилась. — История о человеколюбии. Знаешь, после этой книги я задумалась. Нет, конечно, и до этого у меня были похожие мысли на сей счет. Но после книги они стали более ясные. Говорят, человек может казаться плохим, до тех пор, пока ты его не узнаешь хорошенько. А ты как думаешь?

— Не знаю, — честно ответил Антон. Он и правда, не знал, не задумывался даже о таком. Просто делил мир на черное и белое, как и все, наверное.

— Знаешь… — начала она вдохновленно.

— Вот, — Леваков протянул стопку флаеров. Юля подняла голову, хлопая ресницами. Она вдруг показалась ему хрупкой, маленькой и очень уязвимой. Странное чувство, необъяснимое.

— Спасибо большое, — Снегирева взяла листовки, и снова улыбнулась.

— Ну, бывай, — махнул он рукой, развернулся и пошел в сторону книжного. Спина горела, видимо Юлька смотрела ему вслед. И чем он ей вообще приглянулся. Странная она, эта белобрысая девчонка.

Глава 03

Книжки, которую заказывала сестра, в магазине не оказалось. Пришлось заехать в еще один. Из-за этого мать начала названивать, понимаешь ли, гости уже приехали, а главного виновника торжества нет. Вообще Антон не любил эти сборы, тосты, подарки, фальшивые лица. В высшем обществе нет искренности, там принято носить маски, любить тех, кого ненавидишь, и иметь связи.

Это только говорят, с золотой ложкой во рту просто. Нет, ничего простого. Одни сплошные проблемы. Вот и сегодня вечер из прекрасного превратился в проблему. Сперва сыпались вопросы, пожелания прекрасного будущего, а потом Антон сцепился с Максимом, сыном судьи. И не просто сцепился, умудрились проехаться друг другу по лицу. Потому что Макс с пацанами за углом обсуждал Надю, сестру Левакова. Говорил, ставит сотню, что нагнет ее, и прочие гадости.

Конечно, родители по головке не погладили за доблестный поступок. Отец отчитал, не при всех, а после, когда гости разошлись.

— Ты опозорил нас! Это как вообще понимать, Антон? — возмущался Николай Львович.

— Так получилось, — процедил сквозь зубы Леваков. Рассказывать родителям причину драки не стал. Во-первых, не по-мужски это — жаловаться. Во-вторых, что вмешивать их в уже решённый вопрос. Вот и пришлось мычать, выставляя лицо кирпичом.

— Антон, так нельзя! Господи, — качала головой мама. — Ты хоть представляешь как неудобно? А что о нас Грановские подумают? Ужас, мне так стыдно.

Причитали родители еще полчаса, не меньше. Зато Надя тихо сидела в своей комнатке, носу не подавала. Может она и знала причину драки, а может, и нет. В другой раз Леваков зашел бы к сестре, спросил, как дела, почему закрылась у себя, но сейчас настроение упало, хотелось сбежать из дома. Вот Антон и сбежал.

Выскользнул из спальни, пока отец с матерью пререкались между собой в спальне, нацепил шлем и поехал, куда глаза глядят. Теплый осенний вечер, полупустая трасса, и прохладный ветерок, задувающий под одежду. Леваков любил рассекать на байке, казалось, таким образом, он убегает от реальности, за спиной вырастают крылья свободы. И вот ты уже не обычный смертный, а человек, способный совершить любое безрассудство. Однозначно в этих поездках было порой слишком много безрассудства. Мотоцикл у Антона появился еще в школе, в десятом классе. Нелегально, конечно. Но благо связи позволяли катать по городу без проблем. Мать, правда, волновалась, все ей виделось в темном цвете, будто сын разобьется. Однако Леваков был готов на любые жертвы, лишь бы не разлучаться со своим железным конем. Только в его компании жизнь приобретала иные краски, вообще краски. Без мотока казалось, дни превращаются в забег хомячка на колесе — бесконечно однообразный ход.