Отец и сын - Кнут Гамсун

— Ты шутишь, отец. Должно быть, больше во весь вечер не будет тринадцати.

— Ставь сотню на тринадцать.

— Зачем бросать даром деньги?

Хозяин Синвара начинает терять терпение, делает движение, чтобы вырвать деньги у сына, но овладевает собой и говорит:

— Сын мой, а если у меня явилось намерение, по известной тебе причине, сорвать банк и разорить эту мерзкую рулетку? Поставь сотню на тринадцать.

Паво поставил. Он обменялся улыбкой с крупье, а румын громко захохотал. На соседнем столе бросают играть в баккара, и всеобщее внимание сосредоточено на рулетке.

— Тринадцать!

— Что я говорил! — восклицает хозяин Синвара. — Возьми деньги и пересчитай. Сколько должно быть? Паво поражён.

— Здесь три с половиной тысячи, — говорит он подавленно. — А всего ты выиграл почти пять тысяч.

— Хорошо. Теперь играй ты. Посмотрим, как ты играешь. Поставь на красное.

Паво поставил на красное и проиграл.

Отец покачал головой и улыбнулся окружающим.

— Так-то ты играешь! Видишь, куда ты идёшь? Мне говорили, что ты три раза сорвал банк. Зачем же ты всё спустил? Поставь на чёт.

— Сколько?

— Сколько хочешь. Ставь шестьсот.

— Это слишком.

— А я думаю, не поставить ли ещё больше. Да, больше. Поставь тысячу двести на чёт.

Чёт проиграл.

Тогда хозяин Синвара погрозил сыну толстым пальцем и сказал нетерпеливо:

— Уйди, Паво. Из-за тебя мы проиграли тысячу двести. Удались. Я так хочу.

И Паво ушёл. Я последовал за ним. Он хохотал, хохотал как безумный. Видел ли я когда-нибудь такую игру? Сидит и выигрывает тысячи только благодаря своей глупости. Помоги ему, Господи! Выдумал тоже, милый человек, играть в рулетку!

Паво заговаривал со всеми встречными и со смехом рассказывал, какая фантазия пришла его отцу.

Поздно вечером я слышал, что хозяин Синвара ушёл из зала, проиграв девять тысяч.

III

Было десять часов вечера. Я сидел на балконе с одним русским и курил папиросу. Вдруг слуга кричит нам снизу, что хозяин Синвара только что послал за своим сыном. Я собирался было сделать слуге выговор за его навязчивость, но русский удержал меня. Им овладело любопытство.

— Постойте! — сказал он. — Посмотрим, что произойдёт. Так поздно, а он посылает за Паво.

Мы некоторое время сидели и молча курили. Приходит Паво. Отец выходит ему навстречу.

— Послушай, — говорит он. — Я просадил девять тысяч на проклятой рулетке. Я было уже лёг в постель, да заснуть не мог. Мне очень жаль этих денег, как раз столько я обещал пожертвовать на здешнюю церковь. Надо отыграться.

Я не успокоюсь, пока не буду снова держать в руках эти деньги. Пойдём опять в зал.

Паво остолбенел. Даже Паво, завзятый игрок, повергнут в изумление. Он не находит слов.

— Чего же ты стоишь! — восклицает отец. — Игра ведь идёт далеко за полночь; у нас ещё много часов впереди. Нечего терять время.

И пошло снова.

— Пойдёмте! — сказал мне русский. — Пойдёмте в зал. То-то будут дела.

Игра была в полном разгаре. Как всегда, с приближением полуночи начинали рисковать большими суммами, чем в начале вечера. Принц, мрачный и спокойный, сидит на своём месте, ставит и выигрывает. Перед ним на столе лежит тысяч двадцать. Он играет сразу на три шанса, всё обдумывает с величайшим спокойствием, ставит, порой не считая, пригоршни золота. Ничто не мешает ему, он не замечает даже бледного от ярости румына, который опять начал проигрывать после получасовой ровной и удачной игры. Он тоже складывает деньги в кучки, каждую свободную минуту пытается их пересчитать и разложить по тысячам, чтобы дать себе отчёт о положении дел, но он слишком волнуется, руки дрожат, нужно всё время следить за колесом, и он, наконец, бросает всякие расчёты. И как глупо он играет! Он ставит сразу на четыре номера, крестом, и, как упрямый ребёнок, не хочет отказаться от тех же самых чисел. Он скорее встанет без гроша из-за стола, чем откажется от этого шанса. И он всё время увеличивает ставки.

Принц взглянул на дверь при появлении отца и сына и подвинулся, давая им место около себя. Потом он продолжал играть, так же мрачно и совершенно хладнокровно. Он, казалось, пользовался среди игроков большим уважением.

— Паво, — говорит хозяин Синвара, — играй как всегда, как ты сам хочешь. Вот деньги. Тебе всегда везёт на красном, не так ли? Ставь же на красное.

Паво осведомляется у своего соседа, старого однорукого военного, сколько раз было красное, и тот сообщает, что красное выходило семь раз подряд. Поэтому Паво ставит на чёрное.

— Двадцать пять, красное, нечет и пас, — объявляет крупье и загребает деньги.

— Ты начал плохо, Паво, но продолжай по-своему, — говорит разочарованно хозяин Синвара. — Сколько раз тебе повторять, что у меня денег не полные закрома. Ставь теперь на красное.

Но красное проиграло. Наконец, после восьми кругов, вышло чёрное и один из номеров в квадрате румына, что снова поставило его на ноги. В ярости от неудач, доведённый до крайности, он бросил в этот раз максимальную ставку на свои четыре цифры и в закоренелом упорстве был в этот момент безразличен к выигрышу или проигрышу. Когда шарик остановился на одном из его номеров, он машинально подозвал слугу, стоявшего за стулом принца, и молча сунул ему кредитный билет. И опять начал ставить дрожащими руками.

— Паво, — снова говорит отец, — ты опять проиграл. Тебе совсем не везёт. Если я даю тебе проматывать мои деньги, то это для твоей же пользы. Я хочу исправить тебя за эту ночь. Паво, ты понимаешь, в чём дело?

Паво отлично понимает, в чём дело. Он видит, что папаша уже охвачен опьянением игры, и играть для него уже радость, даже с тем, чтобы проигрывать. Он переживает муки игры, как редко кто, и когда игра становится крупной, дыханье у него захватывает и он слышит удары своего сердца. Всё это Паво понимает, да ещё как!

Вдруг он начинает задумываться, становится невнимательным, рассеянным. Крупье замечает ему, что он — опытный игрок — играет против самого себя, и дивится на Паво втихомолку. Я сам замечаю, что Паво раз за разом тянется к только что поставленным деньгам, точно хочет спасти их, пока шарик ещё не остановился. Не становится ли уж он благоразумным? Или его пугает проигрыш?

Мой русский знакомый уводит меня на диван в глубине зала и начинает говорить о Паво. Заметил ли я внезапную перемену в его игре? О, Паво в сущности хитёр как чёрт, он очень многое прекрасно понимает! И, указывая на отца и сына, русский говорит:

— Право, сын не так безумен, как отец. Паво уже заметил, что, игорная страсть охватила отца, и хочет его удержать. Это очень смешно, но, право же, он пытается удержать старика. Великолепно, не правда ли? Конечно, Паво очень важно, чтобы отец не разорился.

Мы продолжаем сидеть на диване. У рулетки творится что-то непривычное, все стоят, вокруг хозяина Синвара и его сына. Никто не играет в баккара; даже три крестьянина с гор в больших серых плащах с металлическими поясами и старые лавочники, которые играли на выпивку, сидя у дверей, — и те встали и вмешались в толпу вокруг рулетки. Подходим и мы.

— Внимание! — говорит мне русский. Он очень возбуждён.

Хозяин Синвара решил опять взяться за число тринадцать. От нетерпения и волнения он всем теперь распоряжается сам. Он роется в деньгах толстыми дрожащими руками, ищет и мнет грязные кредитки, стараясь их сосчитать и разложить в пачки. Его кольца сверкают в этой куче грязных банкнот. Он молчит, и Паво сидит рядом с ним, тоже не говоря ни слова. Лицо его очень мрачно.

— Тринадцать! — объявляет крупье.

Хозяин Синвара вздрагивает, и даже у Паво совершенно ошалелый вид. Какое везение при такой-то нелепой игре! Последняя удача наносит порядочный ущерб банку. Крупье спокойными движениями отсчитывает деньги. Этого человека уже ничто не может удивить, он знает все капризы судьбы, видал виды. Принц какое-то мгновение стоит в нерешительности, но почти сразу забирает свои деньги, делит золото и бумажки и всё рассовывает по карманам. Он требует стакан вина, выпивает залпом, встаёт — он кончил игру. Уходя, он суёт кредитки всем попадающимся по дороге слугам, направо и налево.

Хозяин Синвара толкает сына под локоть и глядит на него лихорадочными глазами.

— Видишь! Видишь! А ты хотел учить меня играть! Вот я вас всех за пояс заткну!

Он смеётся громко и отрывисто, повернувшись к удивлённым зрителям. Упоенный своим счастьем, он бросает ещё раз деньги на тринадцать.

— Оставь, оставь там, где я положил! — кричит он. — Тринадцать — это не простое число.

Но крупье загребает его деньги лопаточкой. Он медлит, ему хотелось бы, видно, чтобы тринадцать вышло ещё раз, раззадорив богатого игрока, который всё равно рано или поздно обречён ему в жертву.

После четырёх неудачных попыток с тем же числом хозяин Синвара теряет терпение. Он гневно обращается к сыну: