Каждая мать - Екатерина Носкова

Впервые в жизни она испытывает вагинальный оргазм, раз за разом это удивляет ее, как откровение. Вот что это такое.

Каждое утро она просыпается с тошнотой. Накатывает усталость. Судороги в ногах. Отеки.

Ночью ей снится, как она занимается любовью со своим коллегой. Если я пересплю с ним, вдруг думает она, глядя на его спину, я точно не забеременею… Она набирается храбрости пригласить его в кафе после работы. Находит предлог. И два часа они сидят в кафе, говорят ни о чем, а у нее в висках стучит — дура, почему я раньше…

Она беспокоится о будущем. Поможет ли техника гипнородов? Где она будет жить?

Она так хочет, чтобы это поскорее закончилось. Она совсем не хочет, чтобы это заканчивалось.

Страх

Она боится, что не выносит эту беременность. Она боится, что не съездит в Австралию, не пробежит марафон. Придется ли поставить карьеру на паузу?

Она боится, что станет уродливой. Обвисшая кожа, растяжки, толстые руки. Она уже поправилась на 5, 10, 15, 30 килограммов. Она вся в отеках. Ей тяжело двигаться.

Она боится оказаться на улице с детьми. Двойня, господи, это какой-то плохой сон.

Она боится, что ребенок мало шевелится. У нее повышенный белок, пониженное железо. Обвитие пуповины. Показание к кесареву сечению.

Она ничего не чувствует. Не слишком ли все безоблачно?

Какой матерью я буду, сколько одежды нужно на первое время, как угадать размер? А что если у него аллергия на кота?

За тем ли человеком я замужем? Будет ли он хорошим отцом? Не станет ли он импотентом, когда увидит, как я рожаю?

Стану как моя мать — она совсем поехала на детях, как родила.

После родов моя мама перестала писать. Сказала, у нее все равно не то чтобы хорошо получалось.

Мама говорила, что рожать — это жуткая боль.

Мама не смогла родить сама.

Мама родила меня недоношенной.

Что я буду делать, когда будет больно? Мне кажется, я не хочу рожать — носить его внутри так удобно.

Мне кажется, я не хочу рожать — в мире так много боли.

Она читает новость про женщину, родившую в туалете, про отца, заморившего новорожденного голодом и закаливанием, про смертность от кори, про синдром внезапной детской смертности, про мать, у которой по очереди умерло четверо детей — ее посадили в тюрьму, а спустя двадцать лет оказалось, что это было редкое генное заболевание. Ее муж свидетельствовал против нее.

В научно-популярном фильме про Африку показывают голодающих черных детей с огромными головами — она плачет два дня, вспоминая их непропорционально огромные головы. Глядя на людей, она пытается представить их эмбрионами.

Узист молчит. Врач молчит. В медицинской бумаге подчеркнута строка, лезу гуглить выходящие за предел значения.

Страшно, говорит она бойфренду, когда они идут по ночной Москве. Страшно, говорит она подруге, когда та наливает ей чай. Страшно, в полудреме ощущает она.

Он возвращается все позднее, говорит, что, наверное, поторопились. Он не думал, что она станет такой истеричкой. Она узнает о его измене случайно — после поездки к врачу идет в незнакомое кафе и видит его там с женщиной, как в какой-то мыльной опере.

Он говорит, что мечтал об этом всю жизнь, что ему страшно мечтать, каким будет его ребенок, потому что это так хрупко.

Она уходит от него. Он уходит от нее. Они мирятся. Они наконец понимают друга по-настоящему, будто до беременности между ними была целлофановая пленка, а сейчас — только воздух.

Бойся, говорит тьма и холод за окном, новостная лента, сообщения на форуме вуман. ру.

Не бойся, говорит он и целует ее. Не бойся, говорит она, и приобнимает ее. Не бойся, говорит она себе и ребенку, обнимая свой живот и медленно, вперевалку поднимается по скользкой лестнице.

Роды

Адреналин, окситоцин, эндорфины. В ее теле работают гормоны, они не знают, сколько ей лет, замужем ли она, сколько денег у нее на счету. Шейка матки размягчается или остается твердой, схватки настигают внезапно или начинаются постепенно, она не замечает начала, с самого начала ей очень больно.

Она просыпается рано утром, за окном слышен звон колоколов. Сегодня, решает она. Она ложится спать и чувствует: началось. Ее кладут на плановое кесарево. Воды отходят прямо во время съемок.

Она считает схватки, собирает сумку в роддом, а акушерка пишет, чтобы она не торопилась — судя по всему, говорит она, впереди еще много часов.

Врач заходит осмотреть ее перед родовозбуждением и говорит, что у нее уже два сантиметра.

Она сидит у камина, она едет в скорой, она едет в метро, она идет пешком. Она считает схватки, она ждет акушерку / доулу / подругу, заполняет документы в предродовой.

Ожидание растягивается, время теряет привычные контуры, в нем нет минут и секунд, только схватки.

Она ловит первое попавшееся такси, и всю дорогу до больницы она сидит, стиснув зубы, потому что боится, что водитель высадит ее на дороге — родишь мне тут.

Во время родов идет дождь, падает снег. Ей холодно, ей жарко, ей хорошо. Ей плохо. Плохо. Плохо.

Адреналин, окситоцин, эндорфины. В ее теле работают гормоны, они не знают, что у нее платное отделение и лучший врач, они работают ее телом, они его не щадят.

Может ли ее тело выдержать это? Я не могу выдержать это. Я не знала, что это так больно. Я не знала, что это так сильно. Ей делают эпидуралку, прокалывают пузырь, ставят окситоцин. Ей некого попросить о помощи. Она просит, чтобы ей дали плед.

Она двигается и дышит, она не может сидеть и лежать, ее тело — сплошная боль с короткими промежутками, которые только напоминают о том, что будет еще больнее.

Она хотела бы выпрыгнуть из себя, стереть себя, она думает, что это была плохая идея. Я умру?

Она кричит на акушерку, чтобы та не трогала ее. Она покорно отдает свое тело в руки врача. Она танцует, поет, кричит.

Ее ноги немеют, ей кажется, что все остановилось и потерялось. Этого ли я хотела? Она чувствует облегчение, что боли больше нет. Боже, храни анестезию.

Она держится за спинку кровати, ее голос стал неузнаваемым, чужим. У нее совсем нет прогресса, ее прогресс идет хорошо. Сердцебиение ребенка в норме, сердцебиение падает. Ее везут на кесарево. Уже показалась головка, и она делает паузу, чтобы отдохнуть перед последней потугой.

Женщины на сайте «Вуман.