Вечный странник - Вартан Вартанян

В Бурсе Согомон успешно выдержал испытания и был принят в школу. Геворг оставил сына в доме деда — отца Тагуи. Прощаясь, обещал навещать его часто, не забывать. Но не смог он выполнить обещанное: четыре месяца спустя узнал маленький Согомон о смерти отца. Что было делать? Пришлось держать обратный путь по так хорошо запомнившимся местам.

Бабушка Мариам повела его на армянское кладбище. Отец был похоронен рядом с матерью. Мальчик не мог, не хотел верить, что под этими двумя холмиками, безразличные к его дальнейшей судьбе, покоятся его родители — мать, которую он не помнил вовсе, и отец, который совсем еще недавно гордился им и обещал отправить после Бурсы в Константинополь продолжать учение. Согомон не звал их, не рыдал, только тихие слезы текли из глаз, мешая как следует разглядеть два скромных могильных холма и поверить в их реальность .

Одиннадцатилетний Согомон попал в компанию таких же, как и он, ребят, живших своей жизнью и полностью предоставленных самим себе. Когда бывали сыты, они собирались в церкви св. Теодороса и с радостью выполняли там самые разные поручения. Звонарю помогали звонить, с послушниками подметали сцену, пол, собирали огарки свечей, выполняли обязанности осветителя - зажигали или тушили светильники, — словом, во всем были расторопны и исполнительны.

Но не было для Согомона большего счастья, чем пристроиться возле псаломщика и часами слушать, как он заучивает красивые благозвучные мелодии, или стоять в одном ряду с певцами, там, где совсем недавно стоял отец, и петь шараканы.

Во время исполнения шаракана его взгляд останавливался на изображении богоматери, на которую, по словам отца, очень походила Тагуи — его мать. И от этого его детское сердце трепетало, на душе становилось теплее, а песня звучала еще чище, прозрачней. В такие минуты прихожане были не в силах сдержать свое восхищение искусством юного певца и шепотом благословляли его.

Дружная стайка ребят часто отправлялась в раскинувшиеся за городом леса, зная, что там можно полакомиться ягодами и дикими плодами. Но для Согомона самым большим удовольствием было лежать на теплой душистой траве и вслушиваться в голоса птиц, запоминать их щебетанье, трели. Все эти звуки он потом воспроизводил с такой точностью, что при желании мог обмануть не только своих друзей, но и птиц. Он с жадностью вслушивался во все эти голоса, в таинственное дыхание леса и не уставал, не пресыщался ими.

Дудки, сделанные Согомоном из зеленых полых веток или из камыша, были лучше всех, и друзья готовы были пожертвовать всей своей лесной добычей, лишь бы получить их.

Но и этим беспечным дням суждено было пройти очень быстро — заболела бабушка Мариам, мальчик остался единственным мужчиной в доме, и все заботы легли на его плечи. Теперь, чтобы заработать на кусок хлеба, он должен был бродить по улицам города, петь, танцевать, играть на свирели. Просто так никто бы не подал маленькому нищему ни копейки, да и он бы, не протянул руку за подаянием. Надо было научиться с помощью трогательных мелодий располагать к себе людей, находить пути к их сердцам, запертым на семь замков. Сознание всего этого причиняло мальчику острую душевную боль.

Жизнь полна неожиданностей, тем более, жизнь сироты. Вардапет Геворг Дердзакян, один из руководителей армянской церкви Кутины, готовился к поездке в Вагаршапат. Его вызвал туда католикос, чтобы повысить его в сане.

Кроме того, вардапету Геворгу было поручено привезти в Эчмиадзинский собор для учебы в семинарии самого способного из сирот — певцов церковного хора.

Со щемящей жалостью смотрел будущий епископ на худые голые колени сирот, на их жалкие лица и ветхую одежонку, смотрел и не знал, на ком из двадцати остановить свой выбор — все они были сиротами, все прекрасно пели. Он бы взял всех, но в семинарии ждали лишь одного. И вардапет Геворг отобрал четверых — они ему особенно приглянулись — и попросил спеть еще раз. Дети старались показать все свои способности, каждому хотелось стать единственным избранником вардапета.

Согомон пел последним. Первая песня, вторая, третья... Вардапет не останавливает его. Задумался. Или, может быть, вовсе не слушает? Но вот он поднимает глаза на мальчика, ласково спрашивает, как его зовут, кем были родители, кто заботится о нем и, наконец, велит собираться в дорогу.

Согомон мчался домой как на крыльях.

Девятнадцать сирот, друзей Согомонa, понурив головы, выходили из церкви.

Вардапета Геворга и Согомона, прошедших долгий, утомительный путь, Вагаршапат встретил грустным перезвоном колоколов.

Маленькие дома с плоскими земляными крышами показались мальчику очень непривычными. Поразило и то, что в этом небольшом городке — скорее даже, большой деревне — было столько церквей, а жители говорили на непонятном языке.

После непродолжительного отдыха в монастырской гостинице вардапет тщательно привел себя в порядок, проследил, чтобы и его юный спутник прилично выглядел и, дав ему последние наставления, направился вместе с ним в приемную католикоса.

Католикос Геворг IV сидел в тронном зале. Для прослушивания он вызвал к себе вардапета Гевонда Жамараряна и Тер-Аствацатуряна — лучших в Эчмиадзине знатоков музыки.

Вардапет Геворг с осторожностью приоткрыл дверь и пропустил вперед Согомона. Мальчик вошел, огляделся вокруг, опустился на колени и, приблизившись к сидящему на троне седовласому католикосу, в низком поклоне приложился сначала к краю его сутаны, потом к руке. Католикос опустил большую ладонь на голову мальчика и благословил его, сказав несколько слов на том же непонятном языке. Согомон беспомощно оглянулся в сторону вардапета.

Святой отец, мальчик нем? — спросил католикос Дердзакяна.

Святейший, сирота не знает армянского языка, он говорит только по турецки.

Католикос нахмурился, недовольно посмотрел на кутинского вардапета. И так как сам он был из Константинополя, пробормотал по турецки:

— Эх, сын мой, зачем же ты пришел сюда, если не знаешь родного языка?

Только теперь Согомон понял причину недовольства католикоса и спокойно ответил:

Не знаю, потому меня и привезли — чтобы учиться.

Прямой и умный ответ двенадцатилетнего мальчика понравился католикосу. А может быть, он вспомнил свое детство? Не вина, а беда этого мальчика, что его родителей заставили забыть родной язык...

Ты смелый мальчик, это хорошо. Теперь посмотрим, что ты умеешь делать, — сказал католикос.

Умею петь, — уверенно ответил Согомон.

Кивком головы католикос дал понять, что слушает его.