Зигзаги судьбы - Мария Гиппенрейтер

Наступила весна, потом началось полярное лето. Тихая биостанция ожила, одна группа студентов сменяла другую, стало шумно, людно и весело.

В белые полярные ночи никто не хотел спать. Жгли костры, пели под гитару песни, играли в волейбол. Я тоже во всем участвовала и даже играла в волейбол в команде, подвязав живот бандажом. Днем шли практические занятия. С помощью двух студентов – практикантов я освоила работу на микротоме. Это достаточно большой прибор с тяжелым и острым ножом, который позволяет делать микроскопические срезы с любых биологических тканей. Мы готовили препараты для микроскопов. Сначала нужно было выловить какого-нибудь червя, залить его в парафин и поставить в специальный сушильный шкаф, чтобы все ткани пропитались парафином. Дальше на микротоме делались тончайшие срезы толщиной от 1 до 50 микронов через разные части организма. Толщину можно было регулировать. Потом этот срез наклеивался на предметное стекло, парафин растворялся, препарат окрашивался специальными красителями, чтобы лучше были видны структуры ткани и клеток, все это заклеивалось покровным стеклышком, и препарат готов. Работа была тонкая, но необыкновенно интересная. Потом, глядя в микроскоп, нужно было сделать зарисовки.

Параллельно я делала свои учебные задания, собрала и сделала за лето большой гербарий местных растений. Это был тоже очень увлекательный и творческий процесс. У каждого растения нужно было собрать цветы, листья и корень, все это правильно высушить, аккуратно пришить на лист ватмана и подписать его русское и латинское названия и классификацию.

В Кандалакшском заливе располагались острова Кандалакшского заповедника. Недалеко от нас находился остров Великий. Там, по слухам, жил в одиночестве странный лесник с причудами, который ни с кем не общался, свято берег свой остров и никого туда не пускал. Если кто-то подплывал на лодке, он выходил на берег с ружьем и отправлял посетителя обратно. Звали его Артур Васильевич Пудов. Иногда он приезжал на биостанцию за продуктами и, пополнив свои запасы, быстро уезжал обратно. Как-то нам удалось познакомиться, и, узнав мою фамилию, Артур Васильевич очень оживился. Оказывается, мой отец не раз бывал у него на острове, и они подружились. Мы с Володей были приглашены в гости, что было редким событием и большой честью.

Остров был очень красивый, с полосатыми скалами, нетронутой природой, огромным количеством ягод и грибов. Артур жил в небольшой избушке на берегу, с очень простым бытом – печка, лавка, стол со свечками и керосиновой лампой, простая хозяйственная утварь. Меня поразила стоявшая на столе полная клавиатура от пианино. Она была искусно вырезана из дерева, с рельефными клавишами, покрашенными белой и черной краской. Каждый день Артур Васильевич на ней «играл». Оказывается, он когда-то имел музыкальное образование, и чтобы не терять технику и тренировать пальцы, сам сделал себе эту клавиатуру. А музыка, по его словам, звучала у него внутри. Мы подружились и не раз бывали у него в гостях. Он всегда был нам рад, угощал оладушками и даже разрешал собирать на острове грибы и ягоды.

В сентябре мы решили уехать в Москву. В октябре должен был родиться ребенок.

Опять Москва

Вернувшись, мы сняли однокомнатную квартиру на окраине Москвы, куда надо было ехать на электричке. Там было дешевле.

Володя записался на двухмесячные курсы водителей такси.

Однажды утром я проснулась и поняла, что у меня отошли воды. Я очень перепугалась и не знала, что делать. Телефона у нас не было. В то время (1977 год) домашние телефоны были еще не у всех. Люди становились на очередь и могли потом годами ждать, когда к ним проведут телефонную линию. Мобильные телефоны были вообще из области фантастики. Зато у нас во дворе был телефон-автомат, куда нужно было опустить двухкопеечную монетку, чтобы сделать звонок. Но звонить мне все равно было некуда. Соседки дома тоже не оказалось. Я выбежала на дорогу и стала ловить машину, чтобы поехать в роддом. Завидев испуганную и сильно беременную женщину, несколько машин проехало мимо. Наконец, попался сердобольный таксист, который и отвез меня в больницу. Это был специализированный роддом, в котором меня наблюдали, так как я относилась к немногочисленным 15 % населения с резус-отрицательной кровью. Там же начали использовать при родах закись азота – веселящий газ, который мне и дали, когда начались схватки. Считалось, что газ этот безопасный и выводится из организма через 10–15 минут. Особого веселья я не испытала, но вся реальность уехала куда-то далеко в туннель. За 15 минут до полуночи я родила. «Мальчик» – сказала акушерка, подняв в воздух красно-синее сморщенное тельце.

Володя, приехав домой с курсов и не обнаружив меня дома, тоже приехал в роддом и там ждал до конца. Потом я лежала в палате, вцепившись мертвой хваткой в края железной кровати, потому что, как мне казалось, кровать все время поворачивалась перпендикулярно к полу, и чтобы с нее не свалиться, я должна была крепко держаться. Так продолжалось всю ночь. По-видимому, это была реакция на закись азота.

С ребенком все оказалось в порядке, резус-конфликта не произошло, и через неделю меня выписали домой. Сына назвали Егорушка.

Началась совсем другая жизнь. Дни и ночи смешались. Я хронически недосыпала, так как первые три месяца Егорка вообще не спал по ночам. Днем надо было кормить, потом сцеживаться, пеленать, стирать, опять кормить. Стиральной машины у нас не было. Памперсов тогда тоже не было. Были марлевые подгузники, которые я сама шила, байковые пеленки и кусочки клеенки, чтоб не промокало. Все это надо было непрерывно стирать вручную и где-то сушить. Костяшки пальцев от непрерывной стирки были напрочь стерты и кровоточили, все поверхности в квартире были завешаны пеленками и распашонками.

Выживать финансово было тоже очень тяжело. Аренда квартиры стоила пятьдесят рублей в месяц. Стипендия Володи на курсах была сорок семь рублей. Просить помощи у родителей не хотелось и не позволяла гордость. Ведь у меня в жизни был мужчина, который должен о нас заботиться. Спасало то, что у меня было много молока, и я его сдавала. Каждый день ко мне ходили две мамы и брали по бутылочке за пятьдесят копеек. Таким образом у меня получался рубль, на который я покупала еду на день. Это был более или менее один и тот же набор: два свиных антрекота по тридцать три копейки, треугольный пакетик молока, батон хлеба и несколько картофелин. Иногда накапливались копейки на тортик, и это был праздник.

Наша соседка по этажу работала на фабрике мороженого. Иногда она приносила домой трехлитровый битончик жидкого сливочного пломбира и угощала нас. Мне тогда казалось, что ничего вкуснее этого быть не может. Несмотря на все это, жизнь не казалась трудной. Ребенок был большой радостью, и мои дни были наполнены заботами о нем и о семье в целом, которые были вполне естественными. В институте я взяла акдемический отпуск на год.

Весной я оформилась работать дворником в нашем же доме, и, гуляя с коляской, подметала двор и улицу. По выходным Володя мне помогал. К тому времени он уже работал таксистом, и жить нам стало легче.

Скоро я стала замечать, что Володя выпивает. Он приходил домой и от него пахло перегаром. Объяснял, что это пустяки, просто по дороге домой выпил пива, чтобы снять нервное напряжение после работы. Это стало учащаться, я находила дома спрятанные бутылки вина, и на этой почве у нас начались ссоры.

Летом мои родители разменяли квартиру, сами переехали в трехкомнатную, а у нас появилась своя однокомнатная квартира.

Мы расписались, когда Егору было шесть месяцев, и устроили небольшую свадьбу в нашей новой квартире. Народу было немного – родственники и близкие друзья. И хоть у меня и было длинное белое платье и фата, эта свадьба все-таки была не такой, о какой я мечтала. Володя под конец сильно напился, и мне было очень обидно и стыдно перед моими родными.

Когда Егору исполнилось полтора года, мы стали думать, куда бы нам уехать, так как продолжать жить в Москве не хотелось.

Тебердинский заповедник

Мы поехали работать на Кавказ в Архызское лесничество Тебердинского заповедника.

Нас оформили лесниками и поселили на кордоне в пятнадцати километрах от поселка Архыз. Володя ездил каждый день на автобусе на работу, а я оставалась с Егором дома. Вокруг кордона был довольно большой участок. Мы построили небольшую теплицу, раскопали и посадили огород. Я стала разводить кроликов. Клетки для них мы тоже строили сами. Дел по хозяйству было много. Егорка меня везде сопровождал. Он мог часами ползать во дворе, разглядывая муравьев и разных букашек, и всякие палочки, листики и камешки были его игрушками. Еще у нас была собака Бэк, с которым Егор очень дружил и часто с ним возился.

В Тебердинский заповедник в качестве эксперимента завезли тридцать голов зубров и выпустили их на волю. Зубр – самое тяжелое и крупное наземное млекопитающее Европы и последний европейский представитель диких быков. Зубры очень близки к североамериканским бизонам и способны с ними спариваться и давать потомство.