Произведения для детей - Самуил Маршак

Так как литературных заработков нам едва хватало на жизнь, мне с женой довелось жить в самых демократических районах Лондона — сначала в северной его части, потом в самой бедной и густо населенной — восточной, и только под конец мы выбрались в один из центральных районов поблизости от Британского музея, где жило много таких же студентов-иностранцев, как и мы.

А на каникулах мы совершали пешие прогулки по стране, измерили шагами два южных графства (области) — Девоншир и Корнуолл. Во время одной из далеких прогулок мы познакомились и подружились с очень интересной лесной школой в Уэльсе («Школой простой жизни»), с ее учителями и ребятами.

Все это оказало влияние на мою дальнейшую судьбу и работу.

В ранней молодости, когда я больше всего любил в поэзии лирику, а в печать отдавал чаще всего сатирические стихи, я и представить себе не мог, что со временем переводы и детская литература займут большое место в моей работе. Одно из первых моих стихотворений, помещенных в «Сатириконе» («Жалоба»), было эпиграммой на переводчиков того времени, когда у нас печаталось много переводов из французской, бельгийской, скандинавской, мексиканской, перуанской и всяческой другой поэзии. Тяга ко всему заграничному была тогда так велика, что многие стихотворцы щеголяли в своих стихах иностранными именами и словечками, а некий литератор даже избрал для себя звучный, похожий на королевское имя псевдоним — «Оскар Норвежский». Только лучшие поэты того времени заботились о качестве своих переводов. Бунин перевел «Гайавату» Лонгфелло так, что этот перевод мог занять место рядом с его оригинальными стихами. То же можно сказать о переводах Брюсова из Верхарна и армянских поэтов, о некоторых переводах Бальмонта из Шелли и Эдгара По, Александра Блока из Гейне. Можно назвать еще нескольких талантливых и вдумчивых переводчиков. А большинство стихотворных переводов было делом рук литературных ремесленников, часто искажавших и оригинал, с которого переводили, и родной язык.

Руками ремесленников делалась в то время и наиболее ходкая литература для детей. Золотым фондом детской библиотеки была классика, русская и зарубежная, фольклор и те повести, рассказы и очерки, которые время от времени дарили детям лучшие современные писатели, популяризаторы науки и педагоги. Преобладали же в предреволюционной детской литературе (особенно в журналах) слащавые и беспомощные стишки и сентиментальные повести, героями которых были, по выражению Горького, «отвратительно-прелестные мальчики» и такие же девочки.

Не удивительно то глубокое предубеждение, которое я питал тогда к детским книжкам в тисненных золотом переплетах или в дешевых пестрых обложках.

Переводить стихи я начал в Англии, работая в нашей тихой университетской библиотеке. И переводил я не по Заказу, а по любви — так же, как писал собственные лирические стихи. Мое внимание раньше всего привлекли английские и шотландские народные баллады, поэт второй половины XVIII и первой четверти XIX века Вильям Блейк, прославленный и зачисленный в классики много лет спустя после смерти, и его современник, умерший еще в XVIII веке, — народный поэт Шотландии Роберт Бернс.

Над переводом стихов обоих поэтов я продолжал работать и по возвращении на родину. Мои переводы народных баллад и стихов Вордсворта и Блейка печатались в 1915–1917 годах в журналах «Северные записки», «Русская мысль» и др.

А к детской литературе я пришел позже — после революции,

Вернулся я из Англии на родину за месяц до первой мировой войны. В армию меня не взяли из-за слабости зрения, но я надолго задержался в Воронеже, куда в начале 1915 года поехал призываться. Здесь я с головою ушел в работу, в которую постепенно и незаметно втянула меня сама жизнь. Дело в том, что в Воронежскую губернию царское правительство переселило в это время множество жителей прифронтовой полосы, преимущественно из беднейших еврейских местечек. Судьба этих беженцев всецело зависела от добровольной общественной помощи. Помню одно из воронежских зданий, в котором разместилось целое местечко. Здесь нары были домами, а проходы между ними улочками. Казалось, будто с места на место перенесли муравейник со всеми его обитателями. Моя работа заключалась в помощи детям переселенцев.

Интерес к детям возник у меня задолго до того, как я стал писать для них книжки. Безо всякой практической цели бывал я в петербургских начальных школах и приютах, любил придумывать для ребят фантастические и забавные истории, с увлечением принимал участие в их играх. Еще теснее сблизился я с детьми в Воронеже, когда мне пришлось заботиться об их обуви, пальтишках и одеялах.

И все же помощь, которую мы оказывали ребятам-беженцам, носила оттенок благотворительности.

Более глубокая и постоянная связь с детьми установилась у меня только после революции, которая открыла широкий простор для инициативы в делах воспитания.

В Краснодаре (ранее Екатеринодаре), где служил на заводе мой отец и куда летом 1917 года переселилась вся наша семья, я работал в местной газете, а после восстановления Советской власти заведовал секцией детских домов и колоний областного отдела народного образования. Здесь же, с помощью заведующего отделом М. А. Алексинского, я и еще несколько литераторов, художников и композиторов организовали в 1920 году один из первых в нашей стране театров для детей, который скоро вырос в целый «Детский городок» со своей школой, детским садом, библиотекой, столярной и слесарной мастерскими и различными кружками.

Вспоминая эти годы, не знаешь, чему больше удивляться: тому ли, что в стране, истощенной интервенцией и гражданской войной, мог возникнуть и существовать несколько лет «Детский городок», или же самоотверженности его работников, довольствовавшихся скудным пайком и заработком.

А ведь в коллективе театра были такие работники, как Дмитрий Орлов (впоследствии народный артист РСФСР, актер Театра Мейерхольда, а потом МХАТа), как старейший советский композитор В. А. Золотарев и другие.

Пьесы для театра писали по преимуществу двое — я и поэтесса Е. И. Васильева-Дмитриева. Это и было началом моей поэзии для детей, которой отведено значительное место в этом сборнике.

Оглядываясь назад, видишь, как с каждым годом меня все больше и больше захватывала работа с детьми и для детей. «Детский городок» (1920–1922), Ленинградский театр юного зрителя (1922–1924), редакция журнала «Новый Робинзон» (1924–1925), детский и юношеский отдел Ленгосиздата, а потом «Молодой гвардии» и, наконец, ленинградская редакция Детгиза (1924–1937).

Журнал «Новый Робинзон» (носивший сначала скромное и неприхотливое название «Воробей») сыграл немаловажную роль в истории нашей детской литературы. В нем были уже ростки того нового и оригинального, что отличает эту литературу от прежней, предреволюционной. На его страницах впервые стали печататься Борис Житков, Виталий Бианки, М. Ильин, будущий драматург Евгений Шварц.

Еще более широкие возможности открылись передомною и другими сотрудниками журнала, когда мы начали работать в издательстве. За тринадцать лет этой работы менялись издательства, в ведении которых редакция находилась, но не менялась — в основном — сама редакция, неустанно искавшая новых авторов, новые темы и жанры художественной и познавательной литературы для детей. Работники редакции были убеждены в том, что детская книга должна и может быть делом высокого искусства, не допускающего никаких скидок на возраст читателя.

Здесь выступили со своими первыми книгами Аркадий Гайдар, М. Ильин, В. Бианки, Л. Пантелеев, Евг. Чарушин, Т. Богданович, Д. Хармс, А. Введенский, Елена Данько, Вяч. Лебедев, Н. Заболоцкий, Л. Будогоская и многие другие писатели. Здесь же вышла и книга Алексея Толстого «Приключения Буратино».

Мы и не знали в то время, как внимательно следил за нашей работой находившийся тогда в Италии А. М. Горький, придававший первостепенное значение детской литературе. Еще в самые первые годы революции он основал журнал для детей «Северное сияние», а потом редактировал при участии Корнея Чуковского и Александра Бенуа веселый и праздничный детский альманах «Елка».

Мое общение с Алексеем Максимовичем прервалось еще со времени его отъезда за границу в 1906 году.

И вот в 1927 году я получил от него из Сорренто письмо, в котором он с похвалой отзывался о книгах Бориса Житкова, Виталия Бианки и моих, а также о рисунках В. В. Лебедева, который работал в нашей редакции рука об руку со мной. С тех пор от внимания Горького не ускользала ни одна сколько-нибудь выдающаяся книга для детей. Он радовался появлению повести Л. Пантелеева и Г. Белых «Республика Шкид», выходу «Рассказа о великом плане» и книги «Горы и люди» М. Ильина. В альманахе, печатавшемся под его редакцией, он поместил вышедшую у нас детскую книгу известного физика М. П. Бронштейна «Солнечное вещество».