Ниточка - Window Dark

Чтобы отвлечься от неизведанного, Он погрузился в воспоминания. Срочно требовалось вспомнить нечто приятное, светлое, доброе. Вечное.

Осколочек третий

Было воскресенье. И было одиннадцать утра, когда солнце едва-едва выползает из-за крыш многоэтажек, чтобы устремиться к зениту, а затем устало опускаться к линии горизонта, крася багровыми полосами панораму заката. Но до заката оставался впереди еще целый день. Солнечный и почти что теплый. Совершенно свободный день. Навстречу Ему спешила девушка. Красивая. Из тех, что проходят мимо. Но эта вдруг остановилась.

— Привет! — воскликнула она. — А мы с вами знакомы. Помните день рождения у Кости?

Еще бы он не помнил. Она тогда была в сверкающей серебристой водолазке и короткой юбке, раскрашенной под тигриную шкуру. Он скромно сидел в углу стола и угрюмо посматривал на Нее — веселую, недоступную, окруженную всеобщим мужским вниманием. Ее загадочная улыбка и переливчатый смех незримо вплетались в праздник и придавали ему исключительную неповторимость.

— Добрый день, — поздоровался Он, мучительно думая, что же сказать дальше.

— Скучно одной идти, — игриво поморщилась Она. — Если вы не торопитесь, то может проводите. Здесь совсем недалеко.

— Конечно, — кивнул Он с ужасающей готовностью, мечтая, чтобы это «совсем недалеко» растянулось в бесконечность. В груди росло летящее, прежде неведомое чувство. А потом Он перестал замечать весь мир вокруг кроме Нее. Теперь на Него мог обрушиться проливной дождь, остросекущий град или торнадо, Он никогда бы не посчитал этот день мрачным. И уж тем более пустым. От волнения рука спряталась в карман куртки и нащупала кольцо. «Пусть Она останется со мной! — сверкнули в мозгу пронзительные мысли. — Ну пожалуйста!» Кольцо нагрелось. То ли оно вобрало в себя жар вспотевшей руки. То ли высшие силы вняли отчаянным мольбам.

Вторая стопка вошла более мягко и сразу подействовала. В голове разлилась приятная пустота, а спираль электрической лампы в люстре с разбитым абажуром стала расплывчатой и зыбкой. Она мечтательно перевела взгляд за окно. Там наливалась темнота ночи. Осень.

— Это у тебя чулки или колготки? — пришел шепот извне.

— Хочешь проверить? — ответила Она вопросом на вопрос, не отводя взгляд от окна.

Вместо ответа на ее ногу легла широкая ладонь и заскользила вверх.

«Остановлю, — подумала Она, — но не сейчас.»

Он усиленно растирал ноющее сердце. Боль вибрировала и перекатывалась по груди с места на место. Только сердце отличалось завидной постоянностью. И кололо. И кололо. И раскалывало себя на мельчащие кусочки. «Это кольцо!» внезапно подумалось ему. Он не мог толком объяснить, почему в нем зародилась такая уверенность. Но голова уже не могла связно соображать. Обрывки мыслей безвольно перелетали с места на место, не в силах заполнить страшную пустоту и образовать нечто цельное. С огромным трудом он перевернулся с бока на спину, чуть не свалившись с дивана. Затем он закрыл глаза и попытался вызвать образ феи. Что-то в груди неслышно щелкнуло, а затем окружающая обстановка перестала казаться реальной. Перед глазами возникло бесцельное мельтешение ярких красок. Будто он, закрыв глаза, уносился вверх-вниз на огромных качелях, то выхватывая огненные блики незримого солнца, то оставляя светило у себя за спиной. Бешеная пляска мигом прекратилась, сложившись в озаренную желтовато-розовым светом картинку.

Осколочек четвертый

Там была фея. А перед ней стоял веселый голубоглазый малыш с кудрявыми золотистыми локонами. Не поймешь: мальчик ли, девочка.

— Что это? — смело спросил он фею.

— Это Крылья, Коленька, — улыбаясь, ответила фея. — Теперь ты можешь летать.

Персонажи картинки неотрывно глядели друг на друга, а потом замерли, как на фотографии. И Он понял, что фее нет до него никакого дела. Фея дарит только один подарок. И не несет ответственность за то, какая сказка получится с его помощью: величественная или страшная.

Ей не хотелось уже ничего. Ни пить, ни вставать и возвращаться в свой номер. Мужская рука оказалась у Нее на груди и принялась осторожно сжимать ее, с каждым разом усиливая хватку. И эти ритмичные движения только усиливали обволакивающую истому.

«Остановлю, — подумала Она, — а в принципе… Почему бы и нет…»

Боль стала непереносимой. Выползать на улицу и разыскивать по всему району работающий телефон, казалось абсолютно невозможным. Он не смог бы даже встать на ноги и добраться до кухни. Охарактеризовать ужасающие приступы? Тоже вряд ли. По отдельности не болело ничего, кроме сердца. И в то же время болело все сразу. И даже не болело, а словно отказывалось от чего-то разом и навсегда. Теперь у него не получилось бы и повернуться. Вместо этого он натянул подушку на голову и провалился во тьму.

Осколочек пятый

Он стоял на ногах, а боль растворилась. Осталось только неприятное чувство пустоты. Ноги твердо упирались в ровную поверхность. А место было каким-то ужасающе неправильным. Потом Он догадался, что убежать никуда не удастся, потому что поверхность под ногами оказалось квадратной крышей высотного дома. Других домов отсюда не наблюдалось. Только черное небо без звезд. Прямо в середине квадрата стояла маленькая фигурка, в которой Он узнал Максимку друга забытого детства. В облике Максимки не виделось ничего подозрительного, но где-то внутри его чувствовалась неправильность более высокого порядка.

— Вот ты где! — улыбнулся Максимка. Улыбка была почти как настоящая.

Он ничего не ответил. Любое слово могло сыграть лишь отрицательную роль. В руках у Максимки засверкало знакомое кольцо.

— Посмотрим, посмотрим, — забормотал новый владелец кольца. Кольцо вытекло из его рук золотистой струйкой и застыло в форме трубы. А Максимка уже весело размахивал чем-то, похожим на огромный винтик. Судя по всему он готовился приступать к обязанностям трубочиста.

— Посмотрим, проверим, — скороговоркой вылетали слова изо рта Максимки, а сам он глядел в Его глаза непонятным полубезумным взором. Сначала он засунул винтик в трубу совсем чуть-чуть, касаясь самого краешка. Затем вытащил свой инструмент и внимательно осмотрел его со всех сторон. Оставшись донельзя довольным, Максимка взглянул на Него, и Он перевел дух. Пустота начала отступать под напором смутного ужаса, пока затаившегося и игравшего по правилам.

Максимка повернулся к трубе и погрузил инструмент чуть поглубже, на самую малость. Когда винтик был извлечен, глаза Максимки сверкнули в радостной злобе, а черты исказились.