Отравленная совесть. Призраки прошлого - Наталья Метелица

Прошло несколько лет… Я по-прежнему училась на «4» и «5», писала стихи и всё так же, тайно, записывала что-то свое, коряво-поэтическое, – в личный дневник, по сути, никому больше не доверяя – так, чтобы не орали, не упрекали, не материли, не убивали…

Всё вокруг – ложь. Даже во имя нашего спасения – но ложь. «Отдыхает… Выпишут… Увидитесь». А ведь звучит будто правда! Разве не «отдыхает» уже? И «выпишут». Но «увидитеСЬ» ли? Такое маленькое и лживое -СЬ! Весь мир создан из такой – как будто маленькой, но страшной – лжи, засеян ею и полит той же разноликой ложью. Чтобы выросла – одна большая, черная ЛОЖЬ!

Так чистый лист бумаги становился лучшим другом. Но лишь до тех пор, пока белая страница не осквернялась чем-то моим: больным, гордым, обиженным, раздавленным – и заново сгребённым в кучу гниющих листьев. Наступила осень…

– Сколько ты будешь сидеть над этими книгами, глаза портить, и горбатая будешь! С таким-то ростом! Типа, умные очень. Я ни одной книги не прочитала, не помню уже ничего, еле 7-летку после войны, а умнее вас всех, вместе взятых! Меня в президенты – я бы навела порядок! А то дураки одни вокруг! А еще грамотные. Тьфу! На х.. тебе эти книги нужны! Замуж выйти и чтоб муж работящий – разве они нужны? И все пишешь, пишешь… Что там можно писать??? Херню всякую. Вот так и мать ваша голову свою угробила!… Иди жрать уже!

И снова в глазах бабушки вспыхивал злой зеленый огонь, который так нас раздражал – и пугал. Так и называли за спиной: ведьма – и не только за ее зеленые, вечно подозрительно прищуренные глаза, которые, сузившись, входили в нас чем-то острым, режущим и, расковыряв всё внутри, каждую нашу мысль, каждое чувство – обнаруживали, разоблачали и держали на крючке.

Должен ведь быть крючок у этой ведьмы!

– Я не голодна, – в очередной раз отвечала я. – Позже. Как дочитаю главу. Да и не собираюсь я выходить замуж. Никогда… – добавляла я тише, по сути разговаривая лишь с собой.

– Иди, сказала, жрать, бл.. такая! Сто раз повторять?! Замуж она не собирается! Уже два метра росту! Сиськи наели! Все вы не собираетесь, а, когда обрюхатят, – бабке подкидываете! Сказано, курвы неблагодарные! Бабушка ноги потеряла, и вы еще мне на старости – нервы трепать! Лучше б ВЫ, недоделанные, сдохли, чем дочь моя красавица, кровинушка. Не могла наглядеться на нее. А как пела, а как играла… Пианино ей купили. Музыкальная школа. А одевала я ее как!..

И дальше стенания, спектакль, плач… И – мат.

Ткнет моим гордым болгарским носом в суп: «Жри! И знай бабушкину доброту! Сдать бы вас, бестолочей, в детдом, а я, дура, ращу вас, неблагодарных! Копия мать! Все они ёб.. на голову, что с них взять! Ой, горе мне… Ничего, вот помру – поймете, что никому вы не нужны были, кроме бабушки! А поздно будет локти кусать!»

…А вечером я снова вспоминала о «луче света в темном царстве» – и в мире «кабаних» плевалась стихами в дневник: зачем я вообще родилась на этот свет, и не ошибся ли Бог, так устроив?

Неужели это справедливо?Неужели так должно и быть:Встретив гада, смерть проходит мимо,Забирая тех, кому бы жить!

…Я не хочу никак понять,Что ловля журавлей напрасна!Мне остается провожатьИх в путь – и ждать обратно страстно!И я вокруг не погляжу —Я выгибаю шею к небу!И потому я так живу,Как жил утенком гадким – ЛЕБЕДЬ!

…И уже не разберешь, где заканчивается твоя никчемность и начинается гордыня – избранного полета птицы, чуждой для всего огромного неба!

В выходные мы с сестрой обожали наводить порядок в нашем 5-комнатном низеньком флигельке: вымыть, вычистить, разложить. Чего не любила делать бабушка. Кухня – да, огород, но не уборка. Слава богу, мы подросли и не терпели грязь. Чистое всегда светлее и просторнее.

К концу нашей прибиралки возвращалась с рынка бабушка-с-дедушкой.

– Хватайте сумки, не соображаете, что ли? А чё полы мокрые? Вы, бл.., что опять мыли их? И какого х.. вы их трете каждую неделю! Полы же деревянные – а вы моете, моете… Хотите, чтоб сгнили? Сказано – безмозглые! Не вы же строили! О, Господи, спаси и сохрани. И когда вы только поумнеете! Учитесь, учитесь, а элементарного не соображаете! – И через порог вваливался мешок картошки – рассортировать и спустить в погреб.

На родительские собрания чаще всего ходил дедушка. По возвращении из школы рассказывал бабке, как нас хвалили, какие успехи по предметам, что и поведение примерное, значит, снова будет грамота и – благодарственное письмо бабушке-с-дедушкой за помощь в воспитании.

– Конечно, что б вы без меня делали! – величаво вступала бабушка. – Сдохли б уже или бл..ями стали, как ваша мать. Всё замуж, любви хотела. Благодаря мне вы – люди!

А я дальше брала книгу. И дальше читала.

Размазывая капельки по странице…

К концу учебного года, впрочем, как и в течение его, – несмотря на строящийся коммунизм, – в школе производили сборы денег: на ремонт, веники и всяко-там-разно. Объявления делались без исключений. Или классный руководитель просто забывала о возможности шепнуть нам пару слов на ушко, и мы, пионеры-всегда-готов, воспринимали это как наш долг – перед классом, перед школой, перед страной. Перед – совестью. И страхом.

ВСЕ! А мы, как всегда, белые, нищие вороны? Стыдно… А в 15 и 13 – особенно стыдно. И уж тем более сестре, которой вечно приходилось донашивать мои вещи, даже если не успевала дорасти до них.

На одежду для нас бабушка смотрела строго с практичной точки зрения: прикрыто, постирано, а гладить – излишества: «свет лишь бы нагорать!»

Тема света – отдельная страшилка нашей «семьи».

Едва начинало смеркаться, бабушка ложилась спать. Да и понятно: подъем в 5 утра, успеть по звонку на завод. Они всё еще работали.

– А как иначе? Деньги-то нужны. На одну пенсию не проживешь! Вот так до смерти и будем пахать как волы. Сдохну, – она уже переходила на свое любимое единственное число, – сдохну из-за вас, неблагодарных, будете потом на могилке плакать. Хлебнете еще горя без меня! Ложитесь уже спать! Сдались вам эти книги!

– Но ведь только 6 вечера. А уроки? Ты хоть знаешь, сколько нам задают! А хотите, чтоб пятерки получали.

Конечно, мои пятерки были не для бабушки. Они вообще были ни для кого.

Домашние задания уже давно с нами никто не выполнял, так как бабушка в этом ничего не понимала: старшие классы ей – будто аспирантура! Если она вообще знала такое слово.

Я помню лишь далекое, детское, дошкольное – когда мама настойчиво и последовательно обучала меня чтению по слогам. Видимо, она и привила навык самодисциплины и ответственности на всю мою дальнейшую жизнь. Выполни домашнее задание – проверь у сестры. И я училась – для себя. Всё еще надеясь получить высшее образование, следуя своей мечте – стать учителем русского языка!.. И поэтому так нужно успеть с уроками до четырех вечера! Пока в окне – скупой свет короткого декабрьского дня.

А дальше – чистая зимняя ночь, безжалостная и величественная, – блаженствует в свободном звездно-лунном сиянии – и ни лампочек, ни денег, ни бабушек!..

Долгая зима была для нас почти врагом.

После того как нас, словно малышей, укладывали через слёзы спать, приходилось что-то дочитывать, дорешивать, дописывать под растушёванно-красный цвет моего ночника. (Темноты я боялась до жути!) Так и пряталась тихонько, чтобы бабушка не услышала и снова не завелась орать… Особенно – когда хотелось почитать что-то сверх школьной программы…

Привыкли мы с сестрой и к тому, что у нас не бывает дней рождения – с праздничным столом, друзьями, подарками. Правда, надо отдать должное бабушке: каждый год она из своего тщательно запертого шифоньера доставала духи «Весна» или «Ландыш» – наверное, еще из юности нашей мамы – и великодушно вручала нам на день – подержать. Вечером забирала, прятала снова под два оборота ключа – и то ли оправдывала себя, то ли очередной раз хвалила свою экономичную запасливость: «Вот вырастите – возьмете, когда барышни будете. Всё вам будет. И кольцо золотое матери вашей, и часы золотые. Бабушка всё спрятала – для вас. Пока вырастите. А сейчас – это баловство и только разврат. Вам сейчас не нужны духи да наряды. Это пусть шалавы перед мужскими штанами вертятся! А вас я в строгости держу! Чтоб людьми выросли!»

Очередная лекция – в очередной день рождения.

…Но Новый год мы ждали вопреки всему. У детей, даже 15-летних акселераток, этого не убить. Даже воздух пах по-другому. Даже флигель, расплющивающе-низкий и вечно освещаемый лампочками в 40 ватт («деньги же!!!»), становился словно светлее, свободнее, сказочнее – теперь весь в гирляндах и смеющихся огоньках надежды!

Ах, детская душа – распахнутая в Чудо! Ах, эта добрая детская наивность!…