От любви не спастись - Кэрол Мортимер

А вот Бет не могла и не хотела верить в чудо. В невероятной роскоши, которую семья Наварро воспринимала как должное, она задыхалась как вытащенная из воды рыба. Ей полюбились Эстер и Карлос, нравилось дразнить надменного Цезаря, но в глубине души Бет понимала, что она чужая и в их семье, и в Аргентине. Она была англичанкой до мозга костей. Такой ее воспитали вполне обеспеченные, но далеко не богатые приемные родители – Клив и Хизер Блейки.

Бет тяжело вздохнула:

– Ладно, извини. Мне просто хотелось побыть одной.

Рафаэль смотрел на Бет Блейк сквозь зеркальные солнечные очки, легко читая смену эмоций на ее выразительном – и очень красивом – лице. Он сочувствовал ее очевидному дискомфорту в неожиданной и непривычной роли Габриэлы Наварро. Однако медицинские доказательства трудно опровергнуть. Рафаэль, с детства друживший с Цезарем, прекрасно понимал, как много Бет значит для всех Наварро – спокойного и рассудительного Карлоса, доброй и заботливой Эстер, самоуверенного Цезаря. Людей, которые пригрели его, когда родной отец вышвырнул из дома.

А это значило, что главной обязанностью Рафаэля на сегодняшний день было любыми средствами обеспечить безопасность своенравной и самостоятельной девицы, вне зависимости от того, хотела Бет Блейк признавать свою новую личность или нет. Сбежав из квартиры Цезаря, она – в очередной раз! – показала, что благодарности за круглосуточную и ежедневную вахту он от нее не дождется.

– Габриэла…

– Меня зовут Бет, черт бы тебя побрал! – Она сердито сверкнула на него глазами, разрумянившись от злости.

Когда Бет была спокойна, ее светлая нежная кожа напоминала фарфор. Природа наградила девушку очаровательной внешностью: большие темно-карие глаза под длинными ресницами, слегка вздернутый носик, капризно очерченные губы над упрямым подбородком. А такие густые шелковистые волосы, играющие оттенками от золотого до бледно-серебристого, Рафаэль до этого видел только у одной женщины – Эстер Наварро, биологической матери Бет, если верить тесту ДНК.

– Для меня ты Габриэла, – пожал плечами Рафаэль.

Сестре Цезаря было всего два года, когда ее похитили, вряд ли стоило ожидать, что ее память сохранила что-то из прежней жизни. Но Рафаэль, обычно проводивший школьные каникулы в семье Наварро, прекрасно помнил маленького золотоволосого ангела, которого оба старших мальчика бесконечно тискали и баловали.

В этот момент Бет располагала к тисканью не больше чем разъяренная тигрица.

– Как хорошо, что мне абсолютно наплевать, за кого ты меня принимаешь!

– Я ни за кого тебя не принимаю, я верю результатам медицинских тестов. И по удачному стечению обстоятельств тоже не придаю большого значения твоему мнению обо мне. – Рафаэль позволил себе насмешливую улыбку, прочитав в ее карих глазах, что Бет Блейк не одобряет его юмора на свой счет.

Она фыркнула:

– На твое счастье, ты даже представить себе не можешь, что я о тебе думаю.

Ну почему же… Плотоядные взгляды, которые она порой бросала на него исподтишка, подсказывали Рафаэлю, что по-мужски он привлекал Бет так же сильно, как бесил в качестве охранника. Ему тоже было трудно игнорировать упругую грудь и плавный изгиб бедер своей подопечной, но Рафаэль был твердо намерен держаться в профессиональных рамках, чтобы никакие посторонние соображения не мешали ему охранять ее.

– Возможно, это и правда счастье, – небрежно заметил он. – Не пора ли вернуться?

– Зачем спрашивать, если ты все равно собираешься отконвоировать меня обратно, хочу я этого или нет?

– Хотелось бы понять, почему ты так упорно сопротивляешься судьбе? – Рафаэль прохладно посмотрел на нее сквозь зеркальные очки.

Бет нахмурилась:

– А что, если я не считаю это судьбой?

– Грейс сразу признала семью Наварро своей.

– Не сравнивай меня с Грейс. Она сама решила влюбиться в Цезаря, принять его предложение и стать членом семьи со всеми вытекающими последствиями.

Рафаэль выгнул темную бровь:

– Разве можно решить влюбиться в кого-то?

Поскольку до недавнего времени он был личным телохранителем Цезаря, роман между его боссом и Грейс разворачивался у него на глазах. И Рафаэль не сказал бы, что все у них складывалось так мирно и гладко, как выходило со слов Бет. Возможно, сейчас эта пара и являла собой образец любви и согласия, но поначалу клочки летали по закоулочкам, когда Грейс с Цезарем яростно не соглашались ни в чем, кроме обоюдного влечения.

Примерно как они с Бет…

Нет, совсем не так. Как бы Рафаэля ни привлекали искрометная натура Бет, ее красота или соблазнительные контуры тела, он был твердо намерен ограничиться эстетическим восприятием. Вернувшаяся в семью любимая сестренка Цезаря никогда не пополнит список одноразовых женщин, побывавших в его постели за последние пятнадцать лет.

Других отношений Рафаэль не допускал, слишком рано познакомившись с женским коварством благодаря молодой мачехе.

– Наверное, нет. – Бет состроила гримасу. – Но любовь к Цезарю – это веская причина постараться привыкнуть к чужому для нее образу жизни.

– А ты не любишь Цезаря и родителей достаточно, чтобы сделать то же самое? – В тоне Рафаэля явно сквозило неодобрение. Вероятно, если бы он снял свои проклятые очки, взгляд проницательных синих глаз оказался бы столь же осуждающим.

– Не передергивай, Рафаэль, – пробормотала Бет. – Как я могу любить людей, о существовании которых не знала еще пару недель назад?

В этом и заключалась главная причина ее растерянности. Она не понимала, как вести себя в сложившейся ситуации. Как Бет ни ворошила воспоминания детства, никто из семейства Наварро не казался ей даже смутно знакомым. Это укрепляло ее сомнения в родстве, что бы ни говорили тесты.

Оба старших Наварро – вместе и по отдельности – утверждали, что со временем Бет привыкнет к своему новому положению и даже, может быть, что-нибудь вспомнит. Имея в виду время, которое она должна будет провести с ними в Аргентине.

– За двадцать один год не было дня, чтобы они не думали о тебе. – Рафаэль явно не был готов проявить такое же стоическое терпение. Или какое бы то ни было терпение, если судить по тому, как мрачно он смотрел на нее с высоты своего роста.

Бет тяжело вздохнула:

– Мне очень жаль. Но только как постороннему человеку, который может представить себе горе родителей похищенного ребенка.

– Тебе не кажется, что Карлос и Эстер уже достаточно пережили из-за тебя?

– Не вижу, как я могу быть в этом виноватой…