Легенда о свободе. Крылья - Анна Виор

Запомнит он этих семерых, если выживет?.. если выживет. Первую он уже почти забыл. Он так напился с непривычки в первый день, что мало понимал… Глаза у нее, кажется, серые… или голубые… или черные…

Пятый день уже пьет, а все никак не утолит жажду. А к женщинам уж не тянет так, пусть эта длинноносая подождет.

У него только два дня осталось… два дня… и три ночи. А пять он уже растранжирил…

Тшагас был уверен, что победит, когда дрался с соперниками. Он имен их не знал. Не так много в этот раз желающих. Ему самому пришлось драться в три захода. Первый его противник – широкий, но низковат, неповоротливый – такому, главное, в захват не попасть. Он свалил его подножкой, хоть и не с первого раза, и локтем впечатал его нос в череп. Тот хрипел, из носа лилась кровь, руками махал, но встать так и не смог. Поделом!

Второй дрался вполсилы, поглядывая то и дело на Куголя Аба – старшего смотрителя эффов у Оргона; тот стоял весь в красном, и рядом с ним лучший эфф – Угал, в таком же красном ошейнике. Здоровенная зверина, больше обычного. Мерзкий, и запах от него неприятный… Белесая кожа в складках, желтые зубы, ярко-оранжевый язык, что высунут от жары. Когти – гигантские шипы. Хорошо хоть не Угала пошлют за победителем, а молодого эффа, что первый раз будет убивать… пытаться убить.

Тшагас содрогался, когда взгляд его падал на Угала, а второй его противник на эффа смотреть и вовсе боялся, поэтому и поглядывал на Куголя… И побеждать не хотел – передумал вдруг, хоть и выиграл в предыдущем бою. Поэтому свалился от одного тычка в пах и больше не поднимался, чем и недовольство к’Хаэля вызвал. Если уж решил драться – дерись! А боишься эффа – так сиди и не рыпайся!

А вот последний чуть самому Тшагасу шею не сломал. Он был здоровый, крепкий. Дрался, правда, не как воин – как раб. Ему бы хоть раз побывать в настоящем бою, где до смерти сражаются, а не за право… умереть от зубов эффа. Этот Тшагаса измотал. И тело до сих пор от его тычков ноет… всю радость от «недели в раю» эта боль портила. А еще больше портило то, что время не остановить.

Очень скоро Куголь Аб с бесстрастным, как всегда, лицом, возьмет Права на Тшагаса – маленькую деревянную коробку, на крышке которой начертано его имя, а внутри в небольших специальных углублениях – прядь его волос и немного крови, обращенной в твердую красную горошину.

На каждого раба у хозяина есть такая коробочка, и находится она в специальной Комнате Прав, которая очень хорошо охраняется. Права заводили при рождении раба или при обращении свободного в рабство. Права на Тшагаса сделал один арайский командир, захвативший их отряд в плен тогда… в Чифре… Кровь у него он взял прямо из свежей раны в предплечье от арайской стрелы… Сколько лет назад это было?.. Волосы его в Правах – еще без седины…

Каждый рабовладелец старался завести себе хотя бы одного эффа. Без эффа Права – формальность, а не средство управления. С эффом – любой, кто посмеет бежать, будет жестоко покаран. Если у хозяина есть эфф – бегство означает смерть.

А у к’Хаэля Оргона эффов больше трех дюжин. Он разводит их и торгует этими тварями. Он гордится лучшими эффами в Аре.

Когда необходимо было поймать беглеца – из Прав извлекались волосы и кровь раба. Кровь скармливали зверю, а волосы помещали в специальный мешочек на ошейник. Никто точно не знал, но все догадывались, что именно этот ошейник, непростой ошейник заставляет эффа бежать по следу столько, сколько потребуется, не забывать запах и не терять след того, за кем его послали. Не есть и не пить до тех пор, пока не насытится плотью убитого раба и не напьется его кровью. Но как бы ни был голоден эфф, как бы ни терзал он тело настигнутого, голову он всегда принесет хозяину нетронутой, как доказательство выполненной работы.

Лучшие убийцы – эти эффы… И лучшие сторожа, хотя и не бодрствуют на посту день и ночь. Для раба достаточно знать, что эфф у хозяина есть: убежишь – умрешь. Эфф найдет тебя в поле и в городе, найдет… сожрет… а голову принесет к’Хаэлю.

Только у Тшагаса, в отличие от беглых, будет меч, какой он сам себе выберет. Он – не заяц, который только и может, что бежать от гончей – он хорек, он еще поогрызается этой твари в морду… Может, удастся все-таки уйти? Может, Создатель смилуется над ним… Ведь он был когда-то воином… ведь знает, как держать меч… И эффа пустят молодого, без опыта… и фору ему дадут – шесть часов… Может, и сохранит он свою голову на плечах…

Что ж так больно и тоскливо на душе?

Тшагас обернулся к пятой девчонке, поманил ее, и она пришла, призывно покачивая бедрами… Он ухмыльнулся – ей есть за что простить длинный нос…

– Пойдем, Орленок, – сказал хрипло с тоской в голосе старик Рулк. Он всегда так называл Рохо. И это имя тому нравилось намного больше, чем рабская кличка. Своего настоящего имени Рохо не знал, – эфф вернулся…

Старик кивнул на столб сигнального дыма на западе – туда побежал Тшагас и оттуда возвращается посланный за ним эфф. С головой, конечно… И хотя Тшагаса Рохо недолюбливал, да и тот его не жаловал, но все ж сколько лет они в рабстве вместе… Они все здесь, что братья. Живут под одной крышей, работают на одном поле, едят одну и ту же еду, спят в общем бараке для мужчин. Женщины и дети – в отдельном. Жаль Тшагаса… Жаль…

Рохо бы не пошел. На что смотреть? На то, как зверь положит перед к’Хаэлем мертвую голову? Но всех рабов, что были в окрестностях и могли видеть сигнал, заставляли присутствовать при этом.

Остальные рабы на поле, заметив дым, складывали свои мотыги, и один за другим цепочкой шли к дороге, ведущей к поместью хозяина. Рулк еле волочит ноги, он все слабее и слабее с каждым днем. Ему бы больше отдыхать и есть получше… Рохо и так старался на поле сделать за него больше работы, делился с ним лепешками, что раздавали на обед. Когда-то старик Рулк тоже так делал – для него, когда он был мал, глуп, беспомощен… А сейчас? Он такой же птенец, как и тогда…

Рохо шел медленно, подстраиваясь под шаг старого Рулка, и они оказались почти в самом конце. Позади семенила беременная Михи, она уже скоро родит, а все ж наравне с другими работает по такой жаре. Михи еще младше его, ей лет четырнадцать, если не меньше… А отец ребенка – надсмотрщик, он насиловал ее почти каждый день… И никто ничего сделать не мог… Этот папаша теперь даже не смотрит в ее сторону, и послабления в работе ей не дает. Хоть бы какую лишнюю лепешку выделил…

А куда это делся Ого? Вот уж лис! Неужели воспользовался суетой по поводу этого «суда эффа» с участием Тшагаса и опять пристает к Михель? Не кончится это добром… Михель – игрушка хозяйского сына.

Они брели под палящим солнцем, все больше и больше отставая от других, Рохо еще сбавил шаг, чтобы помочь, если потребуется Михи. Марз, северянин, страдая от жары, тоже шел медленно. Он остановился и подошел к беременной, предлагая опереться на его руку. Михи благодарно улыбнулась тому в ответ, и Рохо, понимая, что его помощь уже не нужна, легко догнал Рулка.

– Зачем, Рулк? – спросил Рохо. – Зачем хозяину устраивать эти «суды эффа»? Ведь и так всем понятно…

– Хозяева говорят, – медленно отвечал Рулк, – «страх – честь раба». К’Хаэль кормит наш страх, чтоб мы знали – эфф непобедим! Если уж таким, как Тшагас, что побил других желающих, что имел меч при себе, к тому же умел им пользоваться, не удалось добыть ошейник – то куда нам… Не стоит и пытаться. Хозяин кормит наш страх, а эфф непобедим, – повторил старик Рулк и вздохнул. – Но ты, Орленок, однажды отсюда улетишь… улетишь, я знаю…

Старший смотритель эффов Куголь Аб, невысокий, жилистый, с лобными залысинами и седеющими волосами, крючковатым носом и каменным выражением на лице, стоит, приготовив для возвращающегося зверя угощение – широкую чашу с кровью. Его глаза всматриваются в даль, откуда придет его питомец. Возле Аба сидит Угал. Этот зверь самый страшный из них всех, самый огромный, самый опытный и сильный. Рохо бросает в дрожь каждый раз, когда он на него смотрит. От такого никогда и никто не уйдет…

Рохо услышал шепот, пробежавший в толпе рабов, он оглянулся туда, куда смотрели все. Молодой зверь, но достаточно уже большой, чтобы охотиться за людьми, бежал рысцой по тропе прямиком к помосту хозяина. Сбоку краснеет его ошейник, кожистый воротник опущен. В зубах он держит голову…

Рохо, узнав черты Тшагаса, поморщился и отвернулся.

Эфф подбежал к к’Хаэлю Оргону – седеющему мужчине со смуглым хищным лицом, сидящему на помосте, и положил перед ним свой трофей…

Куголь Аб поставил перед зверем чашу с кровью, которую тот стал лакать с наслаждением, поднял голову Тшагаса за волосы – черные с серебряными нитями, и показал всем присутствующим:

– Он не смог добыть ошейник! Суд эффа свершился!

Глава 1

Беглец

Рохо

Рохо бежал по выжженной солнцем потрескавшейся земле. Его босые ноги, привыкшие и к жаре, и к холоду, и к камням, и к колючкам, послушно поднимались и опускались, отталкивались от сухой почвы и вновь поднимались для бега. Его дыхание уже начинало сбиваться, а жажда мучила все сильнее и сильнее. Солнце палило непокрытую голову, а пыль, поднимаясь из-под ног, забивала ноздри и легкие.