Старинные индейские рассказы - Чарльз Александр Истмен

Талута была действительно прелестной девушкой. Она участвовала уже в пяти девичниках, и соплеменники относились к ней с большим уважением за её скромность и целомудрие.

Круг девушек сомкнулся. Круг пожилых женщин, стоявших за ними, был почти столь же живописен, но женщины держали себя, разумеется, с большим достоинством. Естественными покровительницами юных девушек считались не матери, а бабушки, и им воздавалось за это много чести, в особенности на каких-либо общественных торжествах. Старая Вишави выказывала большое беспокойство, так как Красное Солнце, её питомица, несколько легкомысленная девушка, имела много поклонников. Старушка то и дело одёргивала платье и поправляла ожерелье, – она боялась, как бы не вышло с её внучкой чего-нибудь неприятного. Да и некоторые из других старушек болели душой за своих питомиц.

Лагерная стража поддерживала образцовый порядок. Стражники были очень пестро раскрашены и украшены орлиными перьями. В руках они держали длинные прутья. Головы их коней были покрыты шкурами диких животных, что придавало лошадям ужасный вид. Разодетые и разукрашенные юноши образовывали внешний круг собрания. Некоторые, не желая быть узнанными, натянули одеяла на головы и нерешительно толпились в стороне. Среди них был и Татокала со своим двоюродным братом, Красным Орлом.

– Уиу! Уиу! – раздался далеко разнёсшийся в воздухе крик стражника, возвестивший о начале празднества. Согласно обычаю, посреди кольца, образуемого девушками, ставили конусообразный красный камень, окружённый воткнутыми в землю стрелами. На этот раз, в землю было воткнуто пять стрел в знак того, что Талута дала уже пять девичьих праздников. Каждая девушка должна была рукой коснуться камня в знак своего благонравия и добродетели, а затем притронуться до стольких стрел, сколько она сама устроила праздников девушек.

Первой вышла Талута. Когда она стояла у священного камня, она казалась присутствующим воплощением грации и скромности. Одежда её была украшена по швам длинной бахромой и вышивкой из синего и белого бисера, спускавшейся с плеч и груди почти до пояса. Блестящие чёрные волосы были заплетены в две косы, свешивавшиеся на грудь. Она произнесла клятву девушки. Во всех её движениях сквозили прирождённое достоинство и благородство. За ней к камню стали подходить другие девушки.

По окончании праздника, Татокала и его двоюродный брат ушли последними. Татокала следил за каждым движением Талуты и ушёл домой после того, как она скрылась из виду.

По обычаю нашего племени юноша мог сам представиться молодой девушке, или сестра юноши могла представить брата своей подруге. У Татокалы не было сестры, которая могла бы помочь ему в этом деле, да если бы и была, он никогда не обратился бы к ней за помощью. Он не чувствовал под собой твёрдой почвы в этом новом для него деле, и поэтому ни за что на свете не выдал бы никому своей тайны. Вот, если бы надо было выследить дичь или Оджибвея – о, он рассмеялся бы при мысли, что это может ему не удаться.

На другой день Татокала встал очень рано и тщательно принарядился. Он надел свою лучшую кожаную рубашку и красивый бизоний плащ, перебросил вышитый колчан через плечо и отправился в лес… Куда? – он и сам не знал.

«Что делать?» – думал он. Его отец был простого происхождения, а он сам, как скромный человек, был не очень высокого мнения о своих подвигах. Подумав, он решил отправиться в какой-нибудь большой поход, чтобы забыть Талуту.

Вдруг прозвенел весёлый девичий смех. Самообладание сразу покинуло Татокалу. Он стоял в недоумении и смотрел, куда бы ему скрыться. Девушки не знали, что вблизи кто-то есть, и весело болтали и смеялись. Подруга Талуты остановилась у кустов малины, а сама Талута отправилась дальше. Выйдя на лужайку, она вдруг увидела перед собой Татокалу в праздничной одежде. Девушка скромно потупила взор.

К счастью, обычай Лакотов разрешает юношам, делающим предложение девушке, набрасывать одеяло на голову. И Татокала, закрыв лицо одеялом, дрожащими руками сделал знак девушке. Краснокожий просто и без всякий церемоний приступает к делу. Пылкие слова любви полились с уст юного воина.

– Духи ведут меня по пути к счастью. Быть может, тебе покажется странным, что я здесь, случайно встретив тебя, говорю о моей любви. С тех пор, как я увидел тебя на празднике девушек, я много думал о тебе. Хочет ли Талута стать женой Татокалы? Мокасины, которые она ему сошьёт, принесут ему счастье в преследовании дичи и врага. Подумай над моим предложением, и прошу тебя, девушка, пусть о нашей встрече пока не знает никто, кроме птичек в небе.

Талута слушала Татокалу, скромно стоя рядом и не говоря ни слова. Её платье из оленьей кожи, богато украшенное бахромой, красиво ниспадало с её фигуры, напоминая длинные свешивающиеся листья ивы, а обе её чёрные косы были переплетены нанизанными на шнурки копытцами диких животных и раковинами. Лёгкий румянец оживлял её смуглую кожу, чёрные глаза смотрели спокойно и мягко, но в них горел пылкий блеск.

– Ты же не требуешь сейчас от меня ответа, – мягко, не глядя на юношу, сказала девушка. – Твои речи поразили меня. Я не думала, что встречу здесь кого-нибудь. Твою последнюю просьбу я исполню. Только птички могут разболтать о нашей встрече, если только моя двоюродная сестра, которая стоит неподалёку в кустах, не видела, как мы с тобой говорили.

Она легко вспрыгнула на свою лошадку и исчезла между разбросанными по равнине кедрами.

Между первой и второй встречей молодых людей прошёл целый месяц. В этом был виноват только Татокала. Он ходил с мрачными думами и не отваживался на решительный шаг. Временами, он жалел, что сделал так порывисто своё предложение. И вот, надеясь развеять свою тоску в походах и битвах, он заявил вождю Кангuпе – Вороньей Голове – что хочет отправиться с ним в поход в страну Ютов.

По древнему обычаю Лакотов, юные воины до выступления в поход постились, молились, проходили очищение в парильне и просили совета духов.

Наступил последний вечер. Татокала поднялся на холм за лагерем, чтобы там помолиться. Вдруг в полумраке он увидел Талуту, которая вела свою лошадку по узкому ущелью. Никогда не казалась она ему краше, чем в эту минуту!

– Хо! – поздоровался он с ней.

В ответ, она робко засмеялась.

– Как долго мы с тобой не виделись, – сказал Татокала.

– Тебя, должно быть, нисколько не интересовал мой ответ, – ответила девушка.

– Не могу ничего привести в своё оправдание, – мягко проговорил Татокала, – но я надеюсь на твоё великодушие. Я долго страдал, и ты поймёшь, почему я избегал тебя. Я готовился к бою. На рассвете мы трогаемся в поход против Ютов. Вот уже десять дней, как я ежедневно бываю в парильне, и пощусь десять ночей.

Талута прекрасно знала, что в таких случаях воин не имеет права приближаться не только к чужим женщинам, но даже и к собственной жене.

– Умоляю тебя, стань моей женой! – сказал Татокала. – Можешь ли ты теперь дать мне ответ?

– Ответ я тебе передала через твою бабушку, – нежным голосом ответила девушка.

– Скажи же, скажи! – настаивал юноша.

– Всё хорошо, не бойся, – прошептала она.

– Я дал обет, я молился, я подвергал себя очищениям. Я не могу не участвовать в этом походе, но я знаю, – прибавил он, после некоторой паузы, – что буду счастлив. Моя бабушка передаст тебе знак моей любви. О, возлюбленная моя! Смотри каждый вечер на большую звезду. Я буду тоже смотреть на неё. И тогда мы будем вместе созерцать её. Хотя мы будем в разлуке, но наши души будут вместе!

Луна поднялась из-за холмов, освещая своим холодным светом обоих влюблённых, которые стояли, охваченные любовной тоской, не смея приблизиться друг к другу. Воин заставил себя подняться на гору и даже не оглянулся, даже не помахал рукой девушке, а та поспешила домой. Ещё несколько минут тому назад она мечтала о том, как она осчастливит своего милого. Девушка рисовала в своих грёзах белую палатку, раскинутую на девственной лужайке, окружённой высокими горами. Тут же пасётся её лошадка, а она готовит еду для своего любимого. Его внезапный отъезд разрушил все её мечты.

– Он слишком храбр, ему не жить долго, – в каком-то смутном предчувствии прошептала она.

Несколько часов всё было тихо, но вот, как раз на рассвете, раздались военные песни: то воины вышли в поход. Татокала спозаранку был уже на месте сбора. С тяжёлым сердцем он отправлялся на врага. Он помнил, как опечалилась его милая, узнав о его внезапном отъезде. Его единственным утешением была пара мокасин, вышитая её руками. Он вез её в своем походном вьюке. Татокала не видел ещё их, так как прощальные подарки можно было рассматривать только при всех в первый вечер похода, в свете лагерного костра. Это приносит воинам счастье – таково поверие. Он предпочёл бы скрыть от всех свою помолвку, но уже было поздно отступать.