Гонки с дьяволом - Владимир Кузьменко

— В милицию сообщили?

— Не успели.

— И не надо! Это мало что даст. Начнутся обыски, а это только поссорит нас с местными.

— Что же, мириться с тем, что какая-то сволочь торгует соломкой?

— Я переговорю с местным священником. Думаю, что он меня поймет и поможет. Светку же придется снова посадить в сурдокамеру. Она уже успела уколоться?

— Наверное нет. Ее поймали, когда она собиралась ее только варить. Перед этим ездила в Остров. — Что ей там нужно было?

— Говорила, что заказывала телефонный разговор с домом… Может подождем с сурдокамерой? Пусть хоть экзамены сдаст за восьмой класс?

— Ладно, посмотрим. Виталия Степановича придется строго предупредить, чтобы лучше следил за своими подопечными.

Виталий Степанович Копытко был завучем нашей школы. Так получилось, что среди учителей он был единственным мужчиной. Остальные учителя еще недавно числились студентками Пригорского университета. Откликнулись они на наше объявление о наборе учителей в «лесную школу». К сожалению, не пришел ни один мужчина. После того, как было отменено государственное распределение на работу выпускников высших учебных заведений, среди женщин, имеющих высшее образование, появилось много безработных. Руководители предприятий и других учреждений, в том числе и школ, охотнее принимали на работу мужчин. Единственным мужчиной, который захотел покинуть город и приступить к работе в «трудной школе», был Виталий Степанович. Согласился он, видимо, потому, что вместе с должностью завуча ему предоставлялась и квартира, которую он, несмотря на свой продолжительный педагогический стаж, так и не дождался на своей прежней работе. Ему было около сорока двух. Он так и не женился и, как всякий старый холостяк, был крайне озабочен своим здоровьем. Может быть и эта озабоченность тоже сыграла свою роль в решении переселиться в «курортную зону».

Через некоторое время мы оба начали испытывать разочарование. Он, потому что блага курортной местности и полного обеспечения (бесплатное жилье и питание) не компенсировали все неудобства и волнения, связанные с составом и характером учеников; меня уже всерьез стала раздражать его мнительность, истеричность, неумение создать атмосферу взаимного доверия с учениками и полное безразличие ко всему тому, что непосредственно не касалось его собственного здоровья.

Как-то, случайно зайдя к нему в комнату, я обнаружил работающий дистиллятор. Грешным делом я принял его за самогонный аппарат.

— Что это?!

— Это только дистиллятор! Уверяю вас! — поспешил успокоить меня Виталий Степанович. — Дело в том, что я пью только дистиллированную воду. У меня, видите ли, почки!

— Да вас наша озерная вода вылечит лучше всякого лекарства.

— Я понимаю, но так безопаснее. Потом, я привык.

Это была не единственная странность Виталия Степановича. Он был самым частым посетителем нашей поликлиники и перепробовал чуть ли не все лекарства, разве что не принимал противозачаточных пилюль. Я еще не встречал другого такого человека, который бы так любил лечиться, как Виталий Степанович Копытко.

И все-таки, надо отдать ему должное. Свой предмет, а преподавал он физику, знал он преотлично и когда читал ее, то буквально преображался. Вне физики же он был нуднейшим человеком, вздорным в своей чрезмерной мнительности, скупым до анекдотичности. Если бы мне тогда сказали, что Виталий Степанович способен совершить, если не героический, то по крайней мере, смелый поступок, я бы ни за что не поверил. И оказался бы не прав…

Ученики, как уже говорилось, были «трудные» дети, которым следовало сменить среду обитания, порвать все связи с прежним окружением.

Проблема подростков к концу 80-х годов стала одной из самых болезненных социальных проблем нашего общества. По-видимому, некая часть вины в создавшейся неблагоприятной ситуации относится и к так называемой акселерации, когда физическое развитие ребенка, как правило, опережает духовное, что и ведет к неадекватности его поведения. Основная же вина заключается в самой социальной структуре нашего общества, в том обесценивании личности, которое неизбежно вытекает из установившейся у нас приоритетности интересов государства над интересами личности. Наше социалистическое государство было вором. Оно обкрадывало народ в том, что платило мизерную плату за труд. Этой заработной платы было мало для содержания семьи. Женщина вынуждена была работать. Но, уходя на работу, она уходила из семьи и семья — это основа основ любого общества, разрушалась, а с нею разрушалось и само общество. Детей вместо матери воспитывала улица. В государстве-воре воровали все и воровали тем больше, чем выше была занимаемая социальная ступень. Воровали чиновники, воровало и само государство и стоящая во главе государства партия. Не могло не сложиться так, чтобы в таком воровском государстве не стала преобладать воровская этика, которая пронизала все институты общества: правительство, армию, торговлю, улицы. В армии процветала дедовщина, а улица стала университетом криминогенного воспитания подростка. Рабочие, крестьяне, служащие были зажаты в тиски между двумя крупнейшими в мире криминогенными образованиями — верхней и нижней уголовными мафиями. Между этими мафиями, казалось, шло «социалистическое» соревнование — кто больше нанесет вреда своей стране.

В такой социальной среде дети стали самыми беззащитными существами. Направляя своих детей в наш стационар, или, как часто говорили, в «лесную школу», родители стремились спасти их как от влияния улицы, так и от воздействия нашего неблагополучного государства с его бездумным карательным аппаратом. Среди многотысячного коллектива ассоциации — учредителя стационара было немало семей, в которых дети были источником стрессов и неприятностей. Это не только разрушало здоровье родителей, но и, как показали социологические исследования, становилось причиной снижения производительности труда, оказывало существенное влияние на производство. Нередко причиной задержек конструкторских разработок, а то и ошибок в них, были такие вот семейные неурядицы. Поэтому учредители дали мне понять, что если мой эксперимент, как они говорили, будет успешным, то в дальнейшем они будут к нам присылать побольше детишек, да и увеличат финансирование.

В школе было четыре класса, начиная с седьмого. В первый год приехали сто пятьдесят подростков, примерно равное число мальчишек и девчонок. Правда, последние больше походили на взрослых девиц. Девчонками они перестали быть еще в пятом классе. С собой они принесли массу вредных привычек, тягу к алкоголю. Первые шесть месяцев показались мне сплошным кошмаром. Иной раз начинало казаться, что вместо школы я добился организации публичного дома. Плюс наркотики, алкоголь, порнофильмы. Но работа именно с таким контингентом входила в мои планы. Проверяя свою догадку о роли фоновой активности нервных сетей головного мозга в определении поведения и поступков человека, я хотел иметь в своем распоряжении как раз такой материал для изучения и лечения. Это должны быть начинающие алкоголики и наркоманы, применение к которым новых методов лечения должно было дать стойкий и ощутимый эффект.

Мои ожидания оправдались. Постепенно новые методы лечения, да еще прекрасная природа, спорт, отсутствие контактов с привычными компаниями сделали свое дело. Конечно, помогала и культивируемая в школе атмосфера терпимости и взаимоуважения между старшими и младшими. Например, ни я, ни учителя не позволяли себе говорить «ты» даже самому младшему из учеников. Это уже потом, когда мы прожили вместе несколько лет, я позволял себе обращаться с некоторыми на «ты». Но это «ты» теперь воспринималось совсем иначе, можно сказать, как отличие, которое надо заслужить.

Итак, после шестимесячного периода неприятностей, дела в школе пошли неплохо и первый выпуск принес восторженные отзывы несчастных, потерявших надежду родителей, которые приехали в июне навестить своих чад.

Лето 1992 года протекало в трудах и заботах по подготовке новых мест в школе. Осенью мы ожидали прибытия большой группы новых детей. Занятые своими делами, мы мало следили за событиями в остальном мире. Политические баталии и межнациональные конфликты были далеко и практически нас не затрагивали. Меня больше беспокоило ускорившееся в этом году распространение СПИДа. Новые «неблагополучные» дети, которых мы ожидали к себе осенью, вполне могли занести к нам это заболевание. Еще в первый год открытия школы я настоял на обязательной проверке на инфицирование СПИДом всех новоприбывающих. Без особого труда нам удалось добыть все необходимые материалы для диагностики и соответствующую аппаратуру. В первом заезде детей-вирусоносителей не было. Теперь же ситуация резко изменилась. Все чаще появлялись сообщения о бытовом заражении вирусом СПИДа. Этот вирус быстро мутировал и открывались (или появлялись?) все новые и новые его формы. Создавалось впечатление, что он становится все более агрессивным. Надежды на то, что в ближайшем будущем будут найдены эффективные методы лечения, было мало. Может быть я и ошибаюсь, но мне представлялось, что слабость этих методов заключалась в том, что Т-лимфоциты, которые инфицируются вирусом, возможно, в большей части фиксированы в лимфатических узлах и селезенке, а не циркулируют свободно по кровяному руслу. Дело в том, что эти лимфоциты, составляющие основу иммунитета человека, не воспроизводятся в течение жизни и в таком случае, если бы они свободно циркулировали в кровяном русле, периодические кровопотери (у доноров, женщин, при ранениях) приводили бы к резкому нарушению иммунитета, но ведь этого не происходит! Значит, можно предположить их фиксированное состояние. Поэтому воздействие на кровь и не дает эффекта. Впрочем, теперь этот вопрос уже не имеет значения. Лавинообразное нарастание заболеваний СПИДом объяснялось, по-видимому, тем, что инфицирование вирусом шло значительно быстрее, чем мы предполагали и методы выявления вирусоносителей были далеки от совершенства. Вскоре выяснилось, что вирусы других болезней, пройдя через организм, ослабленный СПИДом, приобретали новые свойства, становились более агрессивными. Появились комплексы вируса СПИДа с другими вирусами. Вирус СПИДа как бы «оседлывал» вирус гриппа, холеры и проникал вместе с ними в организм через дыхательные пути и кишечник.