Наследство огня - Юлия Мидатовна Аметова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вокруг стало темно, от грохота заложило уши, Геранд почувствовал, как кресло уходит из-под него, а горячие ручки мыслеприема вырываются из рук. Желтая мутная пелена поплыла от усилия перед глазами, разноцветные кристаллы беспорядочно замигали. Он попытался выровнять корабль, но страшная волна мыслесилы обрушилась на него, а перед глазами поплыла золотистая пелена. Да это же силовой удар! На Нимелоре им пользуются во время войны, но редко, потому что мыслесилы на удар требуется слишком много. Так рассказывал один старый преподаватель в училище на Нимелоре, но на Живом Огне мыслесилу, как видно, не берегут, ее на все хватает.
Краем глаза Геранд увидел, как вздрогнул и поник в своем кресле Мадор. Да, его мыслесилы не хватает ни для управления кораблем, ни для стойкости к мыслесиловым ударам. Хорошо еще, что Геранд еще не лежит без сознания. Он из последних сил сжал ручки мыслеприема. Еще немного вперед, вверх, выровнять высоту… Новый удар, рывок, желтая муть мысленного усилия в глазах и оглушительный грохот вокруг. Что это взрывается? Или это не взрывы?
Корабль бросило вниз, Геранд ударился головой о потолок, но ручек не выпустил. Скорее тормозить! Ручки мыслеприема раскалились под ладонями, корабль снова тряхнуло, а потом перевернуло несколько раз. Мадор вылетел из кресла, снеся по пути полку с вещами, и отлетел в задний конец корабля. Мерцающее сияние залило окно. Тормоз, малый ход, освещение… Еще немного, еще… Как тяжело бороться с этими силовыми ударами! Желтая пелена в глазах превратилась в сплошной золотистый свет. Ровнее! Тормози еще! Что-то гремело и сверкало по ту сторону стекла, облака сияли золотым светом, корабль подпрыгивал и кувыркался, но постепенно выровнялся и начал спускаться, замедляя полет. Черно-синие полосы мелькнули за окном, аппарат затрясся мелкой дрожью, в последний раз перевернулся и с грохотом ударился о землю, сбросив путешественников на то, что в полете было стеной. Желтая пелена снова заволокла все вокруг, и стало темно.
Он с трудом открыл глаза и разжал сжатые в кулаки руки. Что это, он был без сознания? Ну ладно, по крайней мере, жив и, кажется, ничего не болит, только очень холодно, и напряжение во всем теле после силового удара. Но это пройдет, во всяком случае, так написано в учебнике по технике безопасности.
А что там, снаружи? Окно оказалось внизу, через него виднелись какие-то синие помятые листья, обгоревшая черная земля и что-то розовое у самой синей каменной рамы окна. Цветы? На Нимелоре цвели только хлебные деревья и сонник, да и то невзрачными мелкими цветочками. А эти – крупные, яркие, прямо как в старинных стихах, которые так любит Мадор!
А где он сам? Да вот же он, под сумкой с инструментами и слетевшим со своего места креслом. Мысленным усилием Геранд отодвинул в сторону кресло, и оно со всего размаху ударилось о стену. Ого! На Нимелоре даже в лесу живорастений у него так не работала мыслесила! Значит, на прародине она еще больше усиливается от растений? Или от чего-то другого? Надо разобраться, но это потом. Он ощупал голову и шею Мадора. Холодный какой! И сердце колотится, и руки будто окоченели, даже кулаки не разжимаются! Но это, наверное, тоже от силового удара – у Геранда только осталось небольшое напряжение, а Мадор совсем без чувств. Что там говорилось в учебнике по технике безопасности? Согреть пострадавшего, а если невозможно, то растереть ему кожу. Геранд принялся обеими руками растирать холодную сухую кожу Мадора на груди и животе. Рад-два-три-четыре, раз-два-три-четыре… Руки Мадора расслабились, глаза открылись.
– Синие травы, вспомните ль вы,
Грозные громы сраженья?
– слабым голосом проговорил он и сел. Ага, если сидит и читает «Неукротимого», значит, все в порядке! Пошатываясь и опираясь на стены, Мадор пробрался к выходу и мысленным приказом открыл входной лаз. Ну вот, хотя бы выйти отсюда они смогут. Геранд взялся за ручки мыслеприема, едва держащиеся на своих местах. Вперед… торможение… свет… Нет, не отвечают ни на один приказ. Хуже того, они даже не нагрелись! И голубые камни управления потемнели, стали серыми, и ни на какой мысленный приказ не отвечают. Похоже, управлять кораблем невозможно, а самое скверное – связи с Нимелором нет, и не предвидится. А что двигатель?
Геранд заторопился и вслед за Мадором вылез наружу. Горький запах гари, смешанный с острым духом раздавленной травы и незнакомыми запахами цветов, ворвался в сознание. Вот он какой, Живой Огонь! Мадор выпал из лаза и, постанывая, сел среди зарослей голубой и синей травы с резными листьями. Геранд спрыгнул на черную, обгорелую землю и побежал к двигателю. Далеко бежать не пришлось. Прямо над головой зияла в боку корабля огромная, обгоревшая черная дыра, а в ней виднелись искалеченные, покореженные части мыслесилового двигателя. Что с ним случилось, ведь взрыва не было? Ну да, не было, но силовой удар был, и такой, о каком Геранд даже не слышал. Впрочем, он много еще о чем не слышал.
– Мадор! – позвал он. Тот мечтательно оглядывался по сторонам.
– Смотри, Геранд, какая красота! Вот это величие, вот это родина, достойная славного народа! Какие горы, какие леса на них! Какие травы, какие деревья!
Горы и вправду были хороши – невысокие, покрытые густым черно-синим лесом, стояли совсем близко. За ними поднимались другие, окутанные голубоватым туманом, а еще дальше рвались в небо серые скалы в черных трещинах и белели в синеве снежные вершины. И луг был хорош – качались под ветром голубые и синие травы, с длинных, лежащих в траве, тонких черных лоз глядели красные цветы величиной с ладонь, с пятью лепестками и черной серединкой. На Нимелоре ничего подобного не было, только живорастения высотой не больше человеческого роста, шевелящие коричневыми и розовыми мягкими лапами, желтый пустынный песок да бесконечное, розовое от живности, море. Но если что-то не предпринять, они никогда туда не вернутся, и, между прочим, Геранд так и не напишет свой блестящий выпускной трактат.
– Мадор, послушай! Двигатель взорвался, управления нет, связи нет, обшивка пробита – в общем, звездного корабля у нас нет, – собравшись с духом, объявил Геранд.
– Замолчи, трус! Тем более мы здесь останемся! Мы вернем себе землю великих предков, она должна принадлежать тем, кто ее достоин! И то, что мы не сразу вернемся, только даст нам время заявить здесь о себе во весь голос
