Эра беззакония - Вячеслав Энсон

Вот и прячется, вот и бежит. Неделю назад еле вырвался из-под пуль преследователей. Настигли на Обводном, 46, на чердаке заброшенного дома. Вычислили, выследили и ночью пришли. Отбился чудом и убежал.

А началось все месяц назад, в родном городишке. Его прессанули, менты и бандиты. Или менты, прикинувшиеся бандитами. Какая разница? Одни в форме, другие — без. Задачи у них одинаковые: чужое сделать своим. С него денег не требовали, побили, поморили голодом, готовились кому-то передать. Он изловчился, вырвался и сбежал. Спрятался в Питере у Яши Келдыша, знакомца по Интернету. Прятался у него дома, пока не почуял хвост. Выследили. На чердак перебрались оба, Яша на этом настоял. Через неделю их нашли, убили Яшу. Теперь охотятся за ним.

Жену и сына он спрятал за день до собственного похищения. Грамотно спрятал, надежно и далеко. «Впрочем, что для кого — далеко? Понять бы, кто гонит? — ломает он голову. — За что и зачем?» Ответа не знает. Догадывается, и Яша объяснял, но страшно верить Яшиным словам. Поэтому бежит, тянет время, уводит погоню от своих.

Он чует погоню. Не шкурой, не слухом, а некой струной, натянувшейся в подсознании: «Вцепились! По следу идут. Не успокоятся, пока не возьмут… — понимает он. — Надо менять берлогу и вырываться из города. На Достоевского ночую последний раз». Он уже сделал приготовления. Час назад отвез в новое место вещи. Недалеко, на Петроградскую, к бомжам. Спрятал деньги, одежду и документы. Оставил только пистолет и фотографию. Пистолет он отбил на чердаке у одного из нападавших и решил не выбрасывать. «А с фотографией придется прощаться. Труп, если что, должен быть неопознаваемым. Фотография — ниточка, ее надо рвать!»

Так он и сделал: поднес фотографию к губам, дважды легко прикоснулся, потом порвал снимок на мелкие клочки и пустил их по ветру. Глаза, наконец, обратили внимание на окружающий мир, и он заметил, как быстро изменилось пространство вокруг. Ясный день, заманивший его на Стрелку, давно сменил настроение. Спрятал солнце под серым маревом, заскучал. Потускневшее небо провисло до самых крыш, почернело, набухло тучами. Будто разом, со всех сторон, задернулись плотные шторы. Сумерки накрыли город. Зажглись кое-где фонари, подчиняясь наступившему раньше срока вечеру. «Пора в берлогу», — решил мужчина, бросил взгляд на клочки фотографии в волнах и зашагал к проспекту ловить такси.

Машины стекали с Дворцового моста светящимся потоком. Он плохо понимал схему местного движения и, очень приблизительно ориентировался в расстояниях. «Таксист разберется…» — мужчина ступил на проезжую часть. Поднял руку навстречу летящим машинам. Из потока вынырнул «жигуленок», вильнул вправо, запищал тормозами у самых его ног. Водитель распахнул пассажирскую дверь, уставился с вопросом.

— Сколько будет до улицы Достоевского? — спросил у него мужчина.

— Сотни три, — улыбнулся приветливо таксист. Обрадовался «приличному» пассажиру и лихо накинул почти половину к тарифу.

Пока разворачивались и пробивались сквозь центр, бомбила матерился и психовал. Тормозил, подрезал, лавировал. Клиента не замечал. Но только вывернули на улицу Достоевского, принялся разводить его на дополнительный полтинник. Загнусил про пережог бензина, пробки и ночные цены.

— Какие ночные в шестом часу вечера? — не понял клиент. Волна возмущения чуть не выплеснулась потоком обидных слов. Но сдержался, смолчал. Кинул скомканную купюру на консоль и вышел. Таксист на это и рассчитывал: «С кого же брать, как не с «приличных»?»

Мужчине не жалко денег, но дорого обошлись секунды, потраченные на «всплеск». Отвлекся, не отследил обстановку. Должен был вглядываться в прохожих, в машины, припаркованные у названного для остановки дома. А он — бурлил эмоциями ради полтинника. И поплатился — выследили. На ближних подступах к берлоге.

Первого он увидел сразу. Захлопнул дверь такси, и в обернувшемся на стук мужчине узнал того, с чердака. Рыжее безбровое лицо, бычья шея. Черная куртка с красным шевроном. Стоит у киоска, не дальше тридцати метров. Увидел жертву и напрягся перед броском.

Мужчина похолодел: «Попался…» Рука потянулась к дверце машины, но нащупала пустоту, таксист уже ударил по газам.

А рыжий застыл, словно сеттер в стойке. Застыл и мужчина. Не знал, что сделать. Кровь закипела от хлынувшего в нее адреналина. «Бежать! Бежать!» — застучала в висках. «Куда бежать? Где прячутся остальные?..» Он начал медленно отступать к стене. Подальше от рыжего и припаркованных машин, ближе к арке, чернеющей между домами. Время стало тягучим и вязким, словно кадры замедленной киносъемки.

Рыжий что-то пробормотал в воротник. Открылись все двери джипа, стоящего чуть впереди по ходу движения. На тротуар потянулись ноги. Мужчина не стал разглядывать их обладателей. Подошвы еще не коснулись асфальта, а он уже юркнул в темную подворотню, в глухой колодец двора. Пулей подлетел к крыльцу ближайшего подъезда, рванул дверь и очутился в полутьме парадного. Взмыл на четыре ступеньки вверх, пересек площадку, ступеньки вниз — одолел прыжком. Поворот направо. За шахтой лифта притаился вход в подвал. Выход — через соседний подъезд. Он разведал пути отступления во всех близлежащих домах. Чердак кой-чему научил!

Шаги с улицы приближались. Взвизгнула дверь.

Мужчина нырнул в подвальную тьму. Понесся к лестнице, выводящей во второй подъезд. Угадал ее в темноте. Занес над ступенькой ногу… «Почему не слышно? — остановила его мысль. — Побежали наверх? Глупо…» Замер, не завершив шаг, отступил. Затаил дыхание и прислушался. Характерный щелчок раздался по ту сторону подвальной двери второго подъезда. Следом еще один. Звук передергиваемых затворов. Кто-то ждет его за хлипкой дверью!..

Ладони вспотели, и горло передавил спазм. «Ловушка! Знают про пистолет, не лезут под пули». Он медленно, пятясь, отошел от лестницы. Снял пистолет с предохранителя, но щелкнуть затвором поостерегся. «Захлопнули мышеловку! Другого выхода нет».

Секунды убегают с каждым ударом сердца. Тук-тук… Откроются двери и…

Он вжался спиной в стену, готовый драться и умереть, глазами буравил подвальную тьму. Боялся проглядеть входящих. «Если ранят — не смогу застрелиться…» Взгляд случайно метнулся в сторону. Сквозь тьму почудилась дырка в стене, в дальнем углу. Или пятно? Кинулся в угол.

Стена разделила подвал надвое, поперек. На уровне груди — дыра в два кирпича шириной. Сквозь нее пропущены толстые трубы. Свободного места мало, но голова, похоже, пройдет. Мужчина ожил, сунул пистолет за пояс, обвил трубу руками и ногами. Обдало пылью. Он подтянулся и протолкнул туловище в дыру. Еще рывок — перевалился по ту сторону.

Кромешная тьма, вместо глаз — руки. Узкое помещение. Сыро и душно. Смачно шлепают об пол тяжелые капли. Трубы, попавшие под руку, горячи, но не настолько, чтобы обжечь. Некоторые — прохладные. «Тепловой узел… — понял он. — Подача и обратка». Ощупал другую стену. Наткнулся на обитую жестью дверь. Толкнул ее. Не поддалась, закрыта на замок и плотно висит на петлях. Уперся в дверь спиной, ногами в трубы… «Тупик. Отстреливаться через лаз? — мучительно искал и не находил решения. Месяц назад был нормальным человеком. С нормальным мыслительным процессом. Неторопливо взвешивал «за» и «против». Теперь мозг работает как компьютер. С огромной скоростью и без участия воли. Сам себе задает вопросы, и тут же на них отвечает. Жить хочет, зараза».

«В тепловом узле должен быть свет!..» — мелькнуло в голове. Пошарил вокруг двери. Левая рука наткнулась на выключатель. «Отлично! Могли присобачить снаружи». Включил на секунду свет. Включил и выключил. Лампочка выхватила из темноты сплетение труб. Они вползали в дыру, через которую он пролез, ветвились на отводы с арматурой и уходили в противоположную стену, наглухо замурованную.

«Разводка по дому, — понял он смысл переплетений. — Где же ввод с улицы?» Отчаянно искал решение: «Вырваться!.. Просочиться… Должен быть ввод!» Еще раз щелкнул выключателем, нагнулся и разглядел на уровне пола две толстенные трубы, уходящие под фундамент. Между ними и полом — немного пустого пространства. Совсем чуть-чуть. «Была не была!..» Выключил свет, лег спиной на пол. И тут же расслышал, как скрипнула подвальная дверь. Потом другая.

Преследователи решились войти в подвал.

— Солонцов, сдавайся! — крикнул кто-то. — Брось пистолет и подними руки!

Страх сковал сознание. Он лежал на сыром полу, не владея телом. Терял секунды и шансы. И только новая волна адреналина вернула его к жизни. Вцепился руками в трубы, втянул себя в тесную шахту — бетонный короб теплотрассы. В горячую тьму и неизвестность. Еще и еще… «Вперед, вперед!» Метра три прополз на азарте, пока не устали руки.

Люди в подвале осмелели. Включили фонарик. Его отблеск, в проеме лаза — последнее, что он видел, перед тем как втащил себя под землю. Голоса слышал дольше, но слов не разобрал. Затих, затаился. Старался не дышать. И вдруг!.. Чуть не вскрикнул от чужого прикосновения. По плечам, животу и ногам, пробежали когтистые лапки. «Крыса!..» Вторая шмыгнула у лица. Хвост стеганул по губам и по носу. Омерзение!.. И новый страх: «Живого сожрут! Сбегают за подмогой и примутся с двух сторон…»