Любовь психолога. Повести и рассказы - Ольга Масквина

Добравшись до нужного места, друзья вышли из дверей станции метро. Ветер яростно рвал полы их пальто, дождь усиливался.

Проходя мимо грозного бетонного здания Министерства Внутренних дел РФ – странной архитектурной композиции, окна которой были похожи скорее на бойницы, чем на проёмы для дневного освещения, Иван обратил внимание на черные иномарки – Мерседесы, Фольксвагены, BMW, длинными стройными рядами заполняющие внутренний двор.

– Глянь, кони опричников в стойлах стоят, – сказал он Сергею, – всегда, когда здесь иду,, сердце заходится то ли от страха, то ли от подобострастного ужаса перед мощью веками созданной государственной системы.

– Ты лучше на Ленина посмотри, – ответил Сергей Геннадьевич. Прямо по курсу, на Калужской площади, возвышалась грандиозная фигура вождя.

– Это да, идешь… идешь… задумался, а тут: опа… и монстр, головой уходящий в небо. Как Зевс-громовержец. А у ног его толпятся малые Боги – солдаты, матросы, рабочие, женщина обязательно, как же без кухарки то, – ответил Иван.

– Ага, и повелители мира сего выходят ночами, и в свете неоновых огней идут стройными рядами, как египетские жрецы к огромному изваянию, соединяющему своим бронзовым телом небо и землю, окружают его, совершая мессу, – продолжил Сергей Геннадьевич.

– А мы ведь ещё не пили, – напомнил Иван.

– Ну и что же, мы пока по улице идем, а в ресторане советую громко не выражаться, там дядьки серьёзные из Министерства юстиции женщин своих на ужин выводят, а ты тут со своими дебильными аллегориями – аппетит будешь им портить.

– Ну да, ну да, я прямо втихаря ждать начинаю, что кто-либо за соседним столом громко крикнет: «Слово и дело Государевы». И всё – заикание на всю оставшуюся жизнь обеспечено. А психолог-заика, это как врач-логопед с акцентом, – рассмеялся в полный голос Иван.

– Так вроде Екатерина Вторая отменила подобные развлечения? – улыбаясь напомнил Сергей.

– А вдруг они не знают, что отменила? Что делать тогда? – возразил Иван другу.

– Ты просто завидуешь. Это наша элита. Туда с улицы не берут. Это всё самое, самое лучшее, что собрано в одном месте, – напомнил Сергей Геннадьевич.

– Может и завидую, где-то очень глубоко и неявно, кто знает. Наши отцы не были генералами, нам в эту касту путь заказан. Хотя… у каждого своё дело.

– Ага, ещё скажи, что они Тёмные, а мы Светлые.

– Ну да, мы относимся к белому братству, нам черных Мерседесов не выдают.

– А как же белоснежные газели с надписью «Реанимация»?

– Это да. Белым – белое, черным – черное. Всё резонно, – согласился Иван Петрович.

Они подошли к зданию с огромными светящимися окнами.

– Давай внизу сядем, если места будут, – попросил Иван.

– Да как скажешь, мне без разницы, – ответил Сергей Геннадьевич.

Они вошли внутрь и расположились за большим прямоугольным столом, друг напротив друга.

– Что будете заказывать? – услужливо спросил подоспевший официант.

– Я буду водку. Абсолют есть? – первым откликнулся Иван.

– Есть.

– А я, пожалуй, вина для начала – красного, Киндзмараули. И меню оставьте, – продолжил Сергей.

– Хорошо, – ответил официант и быстро удалился.

– А почему ты всегда красное вино пьешь? Может водку со мной? – спросил Иван.

– Неа. Вино лучше. Во-первых, градус меньше, вкус приятный. Во-вторых, привычка.

В-третьих, Сталина люблю, – почти серьёзно сказал Сергей Геннадьевич.

– Когда ты его полюбить то успел? Тебе ж сорок лет? – весело засмеялся Иван.

– Да шучу я про Сталина, что ты в самом деле. «Свят, свят», как говорится, чтобы те времена не повторились. Но, тем не менее, есть в нём что-то великое, хоть и лютое. Со стороны, знаешь ли, легко судить об ошибках. Но слишком огромные территории попали ему в руки, и надо было как-то управлять всем этим богатством. А добившись власти, каждый становится Драконом. В той ситуации, кто знает, дай волю, так все перегрызут друг другу глотки и земли по кускам растащут, – задумчиво рассуждал Сергей.

– Давай по первой уже? – напомнил Иван.

– Пожалуй, – откликнулся Сергей.

– Так я что хочу сказать, – продолжил Сергей Геннадьевич. Я про Ленина. Ведь уму непостижимо, что натворил. Разрушил Великую Империю, собираемую по крупицам всеми русскими Царями несколько веков подряд. И ничего – стоит себе в памятнике и крестьян, ненароком приехавших с Тамбовской Губернии ночами пугает.

– Да где здесь крестьяне с Тамбовской Губернии? В себе ли ты? – засмеялся Иван. Им на кой сюда переться? На Октябрьскую, с узелками? Они на Красную площадь идут, вытаскивают свои телефоны и давай фотографироваться разов пятьсот к ряду, чтобы потом все фотографии в Одноклассниках выложить.

– Давай закажем пельменей, бифштексов и всего остального, что у них там сегодня? – вспомнил Сергей Геннадьевич через некоторое время.

– А можно я? Сейчас как крикну зычным голосом: «Человек, а подать нам яблок мочёных, да гуся в меду с клюквою, поросенка с кашей гречневой, перепелов жареных, рябчиков фаршированных, судака с хреном, да котлет из щуки».

– Ты народ то не пугай, – заметил Сергей.

– Уважаемый, нам телячью вырезку с белыми грибами – две порции, фрикасе из кролика с овощами – тоже две, и два греческих салата. А потом дозакажем, – вежливо сказал Иван подошедшему официанту.

– Так я продолжу про Сталина. Мы в те времена ещё не родились, всей поднаготной не знаем. Но, судя по всему, можно было не скрывать, что ты русский и гордиться этим. А сейчас до такой степени задрали своей толерантностью, что уже боишься лишний раз сказать: «Я русский». Это воспринимается как агрессия или наезд. Такое впечатление, что за то, что я сообщу свою национальность, меня могут оскорбить, побить и в кутузку забрать. А ведь я родился в России, это моя Родина, и другой не будет, – сказал Сергей Геннадьевич, опустошая третий бокал красного вина. – Да, и ещё, даже не понятно, в свете нынешних течений, могу ли я упоминать о том, что, например, если вспомнить первые, пришедшие на ум известные имена наших соотечественников: Достоевский, Толстой, Чехов, Бунин, Коровин, Шишкин, Васнецов, и, первый космонавт Юрий Гагарин были русскими?

– Я с тобой полностью согласен. Мало того, что к нам, мягко скажем, «особо» относятся во всём мире, хотя мы в этом и не виноваты. Так ещё и у себя дома тебе постоянно напоминают: «Нельзя гордиться своей русскостью». А по какой причине нельзя? Человек, который не может себя идентифицировать в обществе, с юности подвержен риску психических заболеваний. И мало ли, во что это в итоге может трансформироваться – в агрессию, алкоголизм, тупость или безразличиеко всему. И ещё, раньше молодёжь росла в группах: октябрята, пионеры. Плохо или хорошо, но группа – это сила и защита. А этот пресловутый индивидуализм приводит к тому, что с детства юный организм находится в относительной психологической изоляции. В одиночку он не может справиться с трудностями окружающего мира, – рассудил Иван Петрович.

– Вот, и поэтому он заводит себе лучшего друга – смартфон или планшет, – поддержал его Сергей Геннадьевич.

– А если у тинейджера отобрать этот смартфон в метро, то он и до дому вряд ли доберется – просто потеряется, бедняга, во времени и в пространстве, не будет знать в каком городе он находится, как его зовут, кто его друзья, кто его родители и где он учится. Он не сможет играть в свои бесконечные игрушки-стрелялки, не сможет просматривать по две тысячи фотографий за день, не сможет отправлять по тысяче коротких, ничего не значащих смс кому ни попадя. Короче, наступит хаос и неразбериха прямо в начале жизненного пути ещё не оперившейся молодой особи. И, как следствие, – нервный срыв, – подытожил Иван Петрович.

– Я тебе больше скажу, они разучились друг с другом общаться, даже если находятся рядом. Я однажды наблюдал такую картину: в кафе, за маленьким столиком сидела пара подростков. У каждого в руке был смартфон. И за час сидения они, кажется, не сказали друг другу ни слова. Они, как очумевшие, водили пальцами по поверхности своих гаджетов. Слово то какое точное – «гаджет», однокоренное с «гадостью». Они бесконечно, не отрываясь, писали смс кому-то. Кому – не ясно. Наверное, тому, кто был им важнее их общения в данный момент. И юноша, и девушка были очень увлечены просмотром картинок, боялись оторвать взгляд от своих мобильных устройств. Они находились вместе, но не говорили ни о чем. Кто знает, вдруг они общались именно друг с другом при помощи смс? Может быть, зрительное восприятие действительности на экране смартфона более щадящее, безопасное? Ты сам можешь выбрать, что тебе воспринимать, а что игнорировать? Или, зайдем с другой стороны, общение с помощью смс становится более приемлемым из-за максимальной примитивности, которая не требует даже малейших физических усилий для разговора? Ситуация со смартфонами доходит до абсурда. Они из удобных помощников постепенно превратились в грозных властелинов, поглотивших и поработивших своих якобы хозяев, – заметил Сергей Геннадьевич.