Захвачены в бою. Трофеи русской армии в Первой мировой - Алексей Олейников

Через полторы недели после этого я присутствовал при подсчете пленных под Опатовом. Было их взято свыше тысячи человек. Всех их разбили на три группы. Каждую группу выстроили в одну шеренгу. Потом шеренги повернули направо и повели мимо трех офицеров, которые со своими помощниками унтер-офицерами производили подсчет. Когда группы прошли, их повернули обратно, но так, что каждая группа попала к иному офицеру. Затем провели в третий раз. Таким образом, каждая группа была сосчитана трижды.

Когда одна из славнейших дивизий нашей армии, под начальством генерала Некрасова (21-я пехотная дивизия 3-го Кавказского армейского корпуса. — А.О.), разбила наголову австрийцев под Седовой и взяла массу пленных, хотелось установить точно их цифру. Но в то же время тратить много времени на подсчет нельзя было, потому что штаб дивизии находился вблизи линии боя, и пленных нужно было поскорее отправлять в тыл.

За деревней нашли три стоящих в ряд гумна. Между гумнами поставили цепь солдат, чтобы ни один из пленных не мог пройти между постройками. В гумнах, как известно, по двое ворот. Раскрыли ворота и стали пропускать пленных через гумна, а внутри их подсчитывали. Вышло 7436 человек. Весь подсчет продолжался не более трех четвертей часа… унтер-офицеры, которые помогали офицерам считать, вылезли из гумен красные, потные. Но когда я подошел к одному из них и спросил:

— Что, трудно было считать?

Он широко улыбнулся и ответил:

— Ничего! Хоть бы целый день готов таким же манером подсчитывать. Лишь бы было что!»{6}.

Мы специально привели такую обширную цитату как ответ тем, кто считает, что невозможно установить точные цифры при фронтовых подсчетах, а данные с фронтов (и, соответственно, данные Ставки) — недостоверны.

Хотя, конечно, в условиях войны достоверность докладов с передовой часто зависела от добросовестности командира и условий боевой обстановки. Иллюстрацией являются, например, впечатления участника боев в Восточной Пруссии в конце 1914 г.: «Из-за проволоки — частый ружейный огонь. Наше “ура”, короткая штыковая стычка после того, как мы разрубили проволоку, и группа пленных… Трупы: наших перед проволокой, немцев — за заграждением и в переулке деревни. Я приказываю отвести пленных, не пересчитывая и не посылая записки-донесения»{7}. Но соответствующие сведения в любом случае аккумулировались и проверялись на уровне вышестоящего штаба.

Соответственно, абсолютно обоснованной представляется следующая характеристика официальных сведений русской Ставки, данная в сборнике соответствующих документов: «Сообщения такого рода отличаются краткостью и сдержанностью своих выражений… в этом отношении характер сообщений всех воюющих государств одинаков и они различаются не столько по степени своей подробности, сколько по степени своей правдивости. Наши официальные сообщения кратки и неполны, но они правдивы, и их неполнота не может быть названа тенденциозной. В них можно указать умолчания о некоторых наших неудачах, но столь же легко можно было бы привести многочисленные примеры умолчания о наших крупных успехах. Наши официальные донесения не регистрируют наших потерь, но они не регистрируют полностью и наших трофеев. Если в сообщениях штаба Верховного Главнокомандующего нельзя найти указаний, например, на наши потери в делах при Сольдау, где понесла поражение армия генерала Самсонова, то в этих же сообщениях мы не найдем и подсчета наших громадных трофеев в великой галицийской битве… Этот подсчет был дан не сообщениями штаба Верховного Главнокомандующего, а приведен… в одном из обзоров “Армейского Вестника”. Таким образом, наши официальные сообщения являются правдивыми документами в условиях необходимости сохранения военной тайны»{8}.

Кампания 1914 г.

В Восточно-Прусской операции 4 августа — 1 сентября (включая Первое сражение у Мазурских озер) германская 8-я армия потеряла до 50 тысяч человек (25% от первоначальной численности) или чуть меньше с учетом переброшенных с запада корпусов (следует помнить, что эти части участвовали лишь в заключительной операции — сражении у Мазурских озер). Косвенно это подтверждает численность германской 8-й армии перед первым сражением у Мазурских озер — до 215 тыс. человек{9}. Речь идет о начальной группировке (до 200 тыс.) после подхода подкреплений с Запада (до 70 тыс. человек) за вычетом потерь.

Косвенно эти подсчеты подтверждаются выкладками противника России. Рейхсархив зафиксировал потери германской 8-й армии в августе 1914 г. в размере 37 тыс. человек{10}.[2] Австрийский историк

В. Раушер также писал, что «победоносная 8-я армия тоже понесла тяжелые потери, составившие 37 тысяч человек»{11}. Разница между этой цифрой и нашими подсчетами заключается прежде всего в том (помимо того, что германцы занижали собственные потери), что значительное количество германских солдат и офицеров, захваченных в плен русскими, позже были освобождены своими (например, только части попавшего в «котел» 15-го армейского корпуса, по свидетельству британского военного агента А. Нокса, лишь в боях 10, И и 14 августа взяли 1,3 тыс. пленных{12}). Кроме того, противник сознательно «списал» потери в ряде удачных для ударной группы 2-й армии боев — раз она потерпела поражение, то не было и побед — логика предельно ясна.

Хронологически потери 8-й армии выглядят следующим образом.

Первые потери, в т. ч. пленными, германцы стали нести еще до начала операции — в период сосредоточения и развертывания. Кавалерийские и мобильные пехотные части осуществляли прикрытие сосредотачивающихся группировок, вступали в стычки с противником. Так, 23 июля у Вержболово в бою с частями русской 3-й кавалерийской дивизии германцы потеряли до 200 человек убитыми (в т. ч. 1 штаб-офицера и 2 обер-офицеров), а также 17 человек пленными{13}; 25–26 июля у Шмаленинкен-Эйдкунен более 100 человек{14} убитыми, нескольких пленными (1 офицера и 6 нижних чинов) и большое количество ранеными. Стычки 29 июля в полосе 1-й армии (у мест. Марунскен) стоили противнику 6 человек убитыми и 39 человек (в т.ч. 1 офицер) ранеными{15}.

При Сталлупенене германскими войсками были потеряны до 1,5 тыс. человек (в т. ч. около 100 пленными). В конце дня потрепанный германский 1-й армейский корпус отошел к западу. В этом же бою части русской 40-й пехотной дивизии опрокинули восемь батальонов германской 2-й пехотной дивизии и 10-й конно-егерский полк.

В бою при Каушене 2-я ландверная бригада потеряла 66 человек убитыми, 122 человек ранеными и 30 человек пленными (17 из них взяты кирасирами Его Величества{16}). Причем имеются в виду не раненые пленные, так как, по словам участника боев В. Рогвольда, на оставшемся за русскими поле боя было много раненых немцев, которых было не на чем везти{17}. Перелом в бою произвел ротмистр лейб-гвардии Конного полка барон П.Н. Врангель, в конном строю атаковавший германский артиллерийский взвод. Взвод успел сделать выстрел, огонь пехотного прикрытия — в 16 часов 15 мин немцы начали отступать. В каушенском бою потерпели поражение 4-й, 33-й и 41-й ландверные пехотные полки.

У Егленинкен, Кегстен, Мальвишкен и Радчен русская конница имела столкновения с велосипедистами 44-го и 45-го пехотных полков противника, часть из которых была захвачена в плен.

6 августа сотня 1-го Донского казачьего полка захватила лазарет г. Маркграбова с 60-ю ранеными германцами.

Гумбинненский бой привел к потере немцами 14,8 тыс. человек (главным образом в расстрелянном русскими 25-й и 27-й пехотными дивизиями 17-м армейском корпусе генерала кавалерии А. фон Макензена, который лишился 200 офицеров и 8 тыс. нижних чинов{18}), в том числе — 1,5 тыс. пленными.

В официальном германском описании войны говорилось: «Сцепление несчастных обстоятельств привело к тому, что великолепно обученные войска, позднее всюду достойно себя проявившие, при первом столкновении с противником потеряли свою выдержку. Корпус тяжело пострадал. В одной пехоте потери достигли в круглых цифрах 8000 человек — треть всех наличных сил, причем 200 офицеров было убито и ранено»{19}.

Очевидцы вспоминали кладбище на полпути между мест. Швигселн и Варшлеген. В расчете найти за ним укрытие, на кладбище собирались большие массы атакующих немецких солдат. Но, находясь в сфере действительного огня, простреливающего его насквозь, кладбище являлось ловушкой, в которой гибли стекавшиеся к нему люди. После окончания боя оно оказалось буквально заполненным убитыми и ранеными бойцами германского 5-го гренадерского полка.

Особенно большие потери наносил противнику огонь русских артиллеристов. Показательны в этом отношении действия 6-й батареи 2-го дивизиона 27-й артиллерийской бригады. Командир 105-го пехотного Оренбургского полка писал в донесении: «Я лично видел блестящие действия этой лихой батареи… Густым цепям противника, наступавшим на мой правый участок и на части 25-й дивизии, 6-я батарея нанесла громадные потери и, благодаря этому, 100-й полк, два раза отступавший, снова переходил в наступление, и немцы не могли произвести охвата участка, занимаемого 105-м полком. Опушка рощи, занятая тремя ротами оренбуржцев, обстреливалась сильным артиллерийским огнем, под прикрытием которого неприятельская пехота вела атаку на лес, но в это время 6-я батарея переносила и сюда свой губительный огонь и заставила противника спешно отступать. Сам командир батареи капитан Савинич находился долгое время на наблюдательном пункте, расположенном в сфере сильного ружейного огня, на линии пехотных цепей у кирпичного завода»{20}.