Пути пилигримов - Андрей Гнездилов

Рыцарь повернул коня и поскакал прочь. Из пробитых доспехов хлестала вода, так что казалось — за ним по пятам следует настоящий ручей, прокладывая свое русло.

Через три дня Принц устраивал бал, и, конечно, Оллика воспользовалась своим правом. Зная, что она вызвала неудовольствие Принца, никто из придворных кавалеров не решился пригласить ее на танец. Принц, позабыв этикет и вежливость, танцевал перед ней, глядя на нее с явной насмешкой. Оллика не понимала, что веселит юного повелителя, и улыбалась ему открыто и благодарно. В самом деле, могла ли она мечтать попасть во дворец, если б не гостеприимство Принца.

Внезапно в зале появился кавалер, вызвавший всеобщее внимание. Он как две капли воды походил на Принца, и только голубой бархатный камзол да берет с изумрудом отличали его от хозяина бала. Он склонился перед Олликой, и они, взявшись за руки, возглавили торжественный менуэт. И это было чудесно, ведь мелодию танца когда-то сочинила сама сиротка, а придворный капельмейстер превратил ее в танец.

Принц пришел в ярость. Кто осмелился походить на первое лицо королевства, как допустили незнакомца на бал? Может, это заговор? Что если двойник Принца решил захватить власть? Почему он, не отрываясь, глядит на Принца и словно повторяет его позы и жесты?

К концу бала незнакомого кавалера схватили и заключили в подземелье. Как ни странно, он не сопротивлялся и не отвечал на вопросы. Тем не менее королевский суд приговорил незнакомца к казни. Принц не терпел соперников, даже немых.

В день казни толпа собралась на площади перед дворцом, и тут стала очевидна нелепость приговора. Преступник держался спокойно и с благородным достоинством, в противовес Принцу, который тревожился и готов был упасть в обморок. Однако не это смутило придворных. Абсолютное сходство с Принцем заставляло дрожать и судей, и самого палача. В сознании людей эта казнь была приговором власти самой себе. Живой образ Принца должен быть обезглавлен — какая-то чушь! Поэтому, когда Оллика прорвалась из толпы и бросилась к ногам Принца, прося помиловать двойника, он тотчас был помилован, хотя и с условием покинуть королевство.

Волнения праздников улеглись, однако впечатление, которое Оллика произвела на Принца, оказалось неожиданным. Что тронуло владыку? Признание ее первой дамой турнира, появление на балу в паре с двойником, отчаянная мольба о пощаде? А может, ее тихая прелесть, ее дивное пение и музыка, рождавшаяся в ее душе?

Так или иначе, Принц решил удивить королевство и предложил сиротинке Оллике разделить с ним трон. Даже если б Принц совсем не нравился девушке, она не смогла бы отказать ему, ведь в его лице все королевство просило ее любви и заботы.

И вот пышная свадьба соединила Принца и Оллику. В торжественной церемонии невеста была облачена в чудесное, живое платье из тысяч водяных капелек, непрерывно стекавших из неистощимого источника. В свете канделябров они сверкали, как радуга, и звенели, как хрустальные бубенчики. Придворные не могли даже смотреть на него — оно слепило глаза. Конечно, это был подарок ручья.

Полетели первые месяцы супружеской жизни, но они не принесли счастья Принцу. Его хватило лишь на один смелый шаг, и он начал стыдиться своего брака с девушкой без роду и племени. Слушать ее советы, радоваться жизни, как она, ему казалось слабохарактерностью, и он постоянно поступал наоборот из одного противоречия. Жизнь становилась невыносимой, и, наконец, Принц предложил своей супруге переехать в другую половину королевства и развязать соединяющие их узы.

Как ни грустно было Оллике, она все-таки радовалась своему освобождению. Обязанности придворного этикета тяготили ее, а общение с вечно недовольным Принцем огорчало и отнимало силы. Оставшись одна, Оллика снова обратилась к своему другу. Радостно встретил ее ручей, и, как прежде, ее песни наполнили его жизнью. Она вспомнила рыцаря подводной лилии и кавалера, и из волны на зов ее памяти вышел юноша. Однако на этот раз он совсем не был схож с Принцем. Нет, он походил на саму Оллику.

— Не удивляйся, — прожурчал его голос, напоминающий плеск волны. — Я, как и всякая вода, отражаю тех, на кого смотрят мои глаза. Но моя история полна печали. Я не весь принадлежу Водной стихии. Душа моя имеет человеческое начало. Когда-то моя мать в юности, простая девушка, встретила и полюбила короля, отца нынешнего Принца. Из-за разницы положения и иных причин они не могли соединиться. В час разлуки любовь, в последней вспышке, бросила их в объятия друг друга, и тогда зародилась моя жизнь. Увы, они расстались, и вся тяжесть их встречи пала на мою мать. Она пыталась уйти от осуждения и злых сплетен и покинула эту страну. В пути разыгрался шторм на море, и судно пошло ко дну. Молитва матери не дала мне погибнуть, и душа моя воплотилась в морскую волну. И только встреча с тобой подарила мне возможность принимать людской образ.

— Я бы от души хотела, чтоб ты стал человеком! — сказала Оллика.

— Это зависит от тебя и от твоей любви, — тихо прошелестел ей голос Ручья.

И в ночь полнолуния Оллика опять надела драгоценное платье невесты. Из моря встала бирюзовая волна, и в ней отразился серебряный рыцарь. Он протянул к ней руки и шагнул в таинственную глубину подводного царства.

Под утро, с первыми лучами солнца, волны бережно вынесли Оллику на песчаную отмель.

Прошло девять месяцев, и у нее появился сын. Похожий на свою мать, он в то же время обладал морскими глазами. В бурю на море они становились темными, как ночь, в ясные дни — бирюзовыми, как небо, в раздумьях — изумрудными, в веселье — слепящими, как золотистые топазы. Когда мальчик подрос, Принц признал в нем своего сына и завещал ему править всем королевством.

Арфа

В семье лесника была девочка по имени Эйлина. Тоненькая, стройная, легкая, она напоминала молодое деревце, вдруг обретшее способность двигаться. Прозрачные голубые глаза дарили улыбку и в ненастные дни, как луч солнца, пробившийся сквозь тучи, прогоняли унылые мысли. Все ее любили: и люди, и звери, и деревья. А еще у Эйлины был чудесный голосок. Стоило ей запеть, пусть тихо, — тотчас ее голос подхватывало эхо и разносило по всему лесу. И тогда просыпались старые деревья и шумели своими кронами, и ручьи вторили мелодии, и птички подхватывали ее. Вся жизнь преображалась, словно повинуясь волшебному дирижеру, и незримый лесной оркестр исполнял свой концерт. А если девочка забывала петь, из чащи эхо первым кричало: «Ау, Эйлина!»— и ей приходилось откликаться и петь свои песенки.

Однажды в дом, привлеченный голосом Эйлины, явился странный всадник. Судя по виолевому бархатному плащу, шляпе со страусовыми перьями и золотой рукояти длинной шпаги, он был из вельмож, но держался так просто и искренне, так весело шутил, что сразу завоевал доверие у лесника и его семьи. Он представился Странствующим Дядюшкой. Особенно подружился он с Эйлиной, которой тотчас рассказал волшебную сказку про гномов, захотевших поймать эхо и выловить в воде отражение луны. Щедро расплатившись за угощение, Странствующий Дядюшка уехал, обещав навешать лесной дом. В самом деле, он часто стал бывать в гостях и даже порой оставался пожить в гостеприимном семействе.

Однажды он привез с собой настоящую арфу и подарил ее Эйлине. Это был волшебный подарок: стоило прикоснуться к ней, как от ее струн рождались чудесные звуки, будто исторгнутые из глубин подводного царства. После этого девочке стали сниться необыкновенные сны: то ей виделось, как в морских безднах зарождаются бури, то ей представали огненные синие цветы на болотах, то русалки, танцующие в камышах…

И вот как-то пригрезилось Эйлине тихое лесное озеро. Среди зеркальной поверхности воды, поросшей лилиями, вдруг проступило прекрасное лицо Ангела. Он улыбался ей сквозь слезы, и глаза его глядели в самое ее сердце. Крылья его, белоснежные как у лебедя, были сложены за спиной, а в руках он держал арфу, и чудесная мелодия летела к звездам, вплетаясь в дивную гармонию вселенной.

— Хочешь подняться к звезде, на которой я родился? — беззвучно спросил Ангел.

— Конечно, — ответила Эйлина.

И они, поднявшись в небо, устремились к маленькой серебристой звездочке. Время остановилось, и они, пролетев сквозь него, опустились в волшебном саду. Тихий, мягкий свет разливался среди невиданных цветов и деревьев. Ангел, не выпуская арфы из рук, продолжал играть, и на головках цветов вдруг проявились человеческие лица. Это были лица еще не родившихся детей. Характер и судьба каждого несли в себе бесконечное разнообразие мира. Были и другие растения, предшествующие царству животных, минералов, птиц, рыб, но внимание Эйлины привлекли благоухающие белые цветочки с полупрозрачными лепестками. Они переливались радужными лучами, и в них появлялись серебряные, золотые, синие, красные, бирюзовые снежинки. Эйлина протянула руку.