Молоко за вредность для фараона - Юрий Манов

Судя по всему, интерьер клиента впечатлил, и я немного успокоился.

— Садитесь, — указал я на чудовищное кресло. — Давайте ваше направление.

Клиент робко положил на стол бумажку, и я прочитал «диагноз». Белкин своими каракулями уведомлял, что Кручина Василий Петрович находится в глубокой депрессии и нуждается в «глубоком погружении». Ну конечно, я бы удивился, если бы у человека с такой фамилией не было депрессии. Тут же был и «рецепт» — рекомендуется диск № 19.

Девятнадцать, так девятнадцать, мне не один ли хрен! Я крутанул пластиковый диско-кляссер, нашел искомое и сунул болвань в СиДюк. Машинка загудела, и я уже хотел предложить Кручине Василию Петровичу надеть шлем-маску, когда вспомнил инструкции Белкина. И то правда, кто будет платить большие деньги, если все будет так просто. Не-е-ет, лечение, а тем более платное — вещь сугубо сурьезная! Тут клиента нужно убедить, что свои деньги он потратил не впустую.

— Так какие у вас проблемы, уважаемый Василий Петрович? — спросил я проникновенно.

— Понимаете, — начал Кручина, нервно царапая свой портфель. — Я уже говорил доктору… Я боюсь, понимаете, я боюсь, что меня уволят. Я уже двадцать лет работаю на макаронной фабрике, руковожу цехом и дело свое знаю в совершенстве. Но сейчас появилось так много наглых молодых людей. Вы извините, молодой человек, я вовсе не вас имею в виду. Просто… Я работаю не покладая рук, а они такие наглые…

— Так вы хотите…

— Я хочу, чтобы они тоже работали, чтобы поняли, что значит тяжкий труд, понимаете? И имели к нему уважение.

— Вы имеете в виду конкретные личности? — поинтересовался я.

— Да, я вот принес фотографии, как мне сказал доктор. Качество не очень, вы уж извините, это с новогоднего банкета…

Доктор? Это значит Белкин себя в доктора возвел. Я не удержался и хмыкнул, но тут же вновь принял серьезный вид, взял фотографии, рассмотрел: обычный новогодний стол с неприменным оливье под наряженной елкой в заводском клубе, красномордые сотрудники без пиджаков, с ослабленными галстуками. Видимо, застолье снято в самом разгаре. Впрочем, возможно, красные рожи — следствие неважной проявки или неотрегулированной вспышки..

Я уложил фотографии в сканер и начал их потихоньку чистить, Кручина терпеливо ждал, не переставая теребить кожу своего портфеля. Особо я не старался, если чистить фотки по нормальному, то тут часа три надо. Некоторые физиономии «вытянуть» так и не удалось, больно уж смазанные. Ну ладно, попробуем как есть.

— Вы прямо мастер! — восхитился Кручина, увидев результаты моей работы на мониторе. Я польщенно улыбнулся и скинул фотки в программу.

— Итак, — сказал я, уже абсолютно успокоившись, — вы хотите, чтобы они, ваши молодые коллеги, работали, а вы ими руководили?

Кручина кивнул.

— И какой же вид работы вы выбрали, физический, интеллектуальный?

— Физический, конечно! — занервничал Кручина. — Другого они не поймут.

— Хорошо, есть следующие варианты тяжкого физического труда и невыносимых условий жизни: вбивание бревен лиственницы в болота строящегося Санкт-Петербурга, детский труд на текстильных мануфактурах Англии восемнадцатого века, лесоповал и золотой карьер на Колыме в системе ГУЛАГа, завод «ЗИЛ» — конвейер, с проживанием в общаге «лимиты», хлопковые плантации Флориды. За небольшую доплату, — я сделал многозначительную паузу, вспомнив наставления Белкина, — есть еще одна довольно эффективная импортная программа.

— Какая? — шевельнул губами Кручина.

— Строительство египетских пирамид! — сказал я гордо. — Каменоломни, адский труд на жаре, надсмотрщики с кнутами, перетаскивание блоков, водружение их на солидную высоту.

— Пирамиды! — решительно сказал Кручина. — Не переживайте, я заплачу, сколько надо.

— В какой роли хотите выступать? Царский писец, строительный прораб, надсмотрщик?

— Надсмотрщик! — не колеблясь, заявил клиент.

Я понимающе кивнул. Нет, Белкин, конечно, сволочь, но профессионал! Диск №19 — как раз его запись с его первой стройки Чуда Света, и именно в роли надсмотрщика.

— Что ж, располагайтесь в кресле удобнее, поставьте сюда ваш портфельчик и не стесняйтесь, откиньтесь на спинку, держитесь свободнее. Сейчас вы наденете этот шлем-маску и перенесетесь в Древний Египет на строительство пирамиды Хефрена…

— А почему не Хеопса? — удивился Кручина, порадовав меня эрудицией.

— Не все сразу, — успокоил я. — Сразу Хеопса — это слишком круто, надо постепенно. Я же говорил, что лекарство, то есть программа, очень сильное…

Кручина спорить не стал и послушно дал нацепить себе на лицо маску. Я проверил программу, убедился, что все в норме и нажал «Enter». Комп довольно загудел, и я быстро натянул вторую маску.

Горячий ветер тут же обнял мое тело, швырнул в лицо горстью мелкой пыли. Я допил воду в чаше до дна, тут же пот обильно выступил по всей коже.

— Напрасно вы, уважаемый, на воду налегаете, — лениво сказал мне старший писец, откидываясь на папирусную циновку. — В такую жарищу вода все равно через пот выйдет. Вы лучше арбузика отведайте. В этом году они, хвала Осирису, на удивление сочные.

Я не стал спорить и принял из рук чернокожего раба большой красный ломоть. Действительно, очень сочно, сахарная мякоть аж тает на языке.

— Судя по цвету кожи, вы не местный, а я ведь тоже с севера, — улыбаясь, сказал писец, — с самого побережья. Первое время думал, что не выдержу такой жары, а сейчас ничего, привык…

Он протер лысину белым платком и взял с медного подноса большой папирусный свиток.

— Отчет о ходе работ сейчас посмотрите или вечером, во дворце?

— Вечером, — отмахнулся я. — От этой жары у меня голова пухнет, какой уж тут отчет. Я приехал сказать, что Великий фараон Хуфу недоволен, почему так медленно идут работы?

— Великий фараон Хуфу, да осветит Осирис каждый шаг его по земле, всегда недоволен ходом работ. А у мудрого жреца Имхотепа всегда есть объективные причины для объяснения задержек: то камень не вовремя подвезли, то рабов маловато, то мастера бастуют из-за скудного жалованья, то Нил разлился не по графику. Так было всегда, при моем деде, при моем отце, при мне, всегда… — повторил жрец и махнул рукой в сторону пустыни, над которой уже поднимались стены циклопического строения.

— Кстати, — сказал я, — как там та партия рабов, что я пригнал?

Писец пожал плечами:

— Как все, привыкают понемногу, вон они как раз у северной стены блок тянут.

— Пойду посмотрю, — сказал я и, смыв арбузный сок с рук в чаше с водой, направился к пирамиде. Писец дружески мне улыбнулся, но из-под навеса не вышел, наоборот, дал знак неграм с опахалами, чтобы не шланговали и махали побойчее. Что поделаешь, северный человек, плохо жару переносит. А жара здесь о-го-го!

Кручина был собран и деловит. В белоснежной набедренной повязке в довольно дорогом черном парике конского волоса он поигрывал кнутом с рукояткой, отделанной серебром, и громко командовал:

— И ррраз, и ррраз! Юлин, не отлынивай, всей грудью на упряжь налегай. Это тебе не секретарш по приемным за титьки тискать! И ррраз! И еще рраз! Барычев, а ты что?! Я тебе покажу «ноги стер»! Как по служебной командировке на футбол в Италию летать, так ноги у тебя не болят, а как поработать… Я тебя сейчас быстро вылечу!

Молодые коллеги Кручины разом налегли на упряжь, деревянные полозья, обильно смазанные жиром, заскрипели по камню, и огромный блок из песчаника сдвинулся на полшага.

— Плохо, ребята, очень плохо! — укоризненно сказал Кручина. Громко свистнул кнут, кто-то ойкнул.

Я понял, что с программой все в порядке и снял маску.

Кручина, откинувшись в кресле, беззвучно шевелил губами, то и дело вздрагивал и размахивал руками, видимо, кого-то сек. Я отодвинул ширму, чтобы надсмотрщик-энтузиаст ненароком ее не зацепил, и вышел в коридор покурить. Там меня настигла Клипса — наша общеобщажная кошка и затянула старую песнь о вечном голоде. Я развел руками и сообщил кошке, что у самого в животе урчит, но пообещал поделиться с ней обедом, если повезет. Кошка зыркнула по мне своими желтыми глазищами, но, видимо, поверила обещанию и двинулась по длинной щели общажного коридора, гордо подняв хвост.

До конца сеанса оставалось еще полчаса. Я пересчитал наличные, что звенели в кармане, и решил, что в продмаг с таким убожеством идти стыдно.

Кручина неподвижно сидел в кресле, лицо его было покрыто потом. Я тоже нервничал: наступал самый решающий момент моей деятельности — взимание денег за процедуру. Я долго просил Белкина избавить меня от приема наличных, но тот намекнул, во сколько нам обойдется кассир, и пришлось ради будущего финансового благополучия нашего ООО согласиться.

Стараясь не выдать волнения, я вписал на разграфленный листок циферки, подытожил сумму и протянул его Кручине. Тот тупо в бумажку посмотрел, наконец, сообразил, что она означает, молча вытащил из кармана пиджака потрепанный бумажник и выложил на стол несколько купюр.