Если буду жив, или Лев Толстой в пространстве медицины - Владимир Ильич Порудоминский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Естественный вопрос – это последняя болезнь Толстого. Наверное, применение современных антибиотиков помогло бы спасти Льва Николаевича. Однако следует помнить, он ушел из своего царства Ясной Поляны, чтобы закончить жизнь в пути.
Предлагаемая книга – большая радость для Владимира Ильича и меня. Это как бы итог, плод многолетней дружбы, интеллектуально напряженной и душевно незамутненной.
Книга начинается с того, что Толстой любил считать и анализировать цифры. Вот и закончим ее несколькими простыми числами. Мы оба родились через 100 лет после рождения Толстого, нам, каждому, – 75 лет. В этом году будет праздноваться 175 лет со дня рождения Льва Николаевича. Такие простые числа. Так случилось, что книга завершена к этому юбилею. И нам очень хочется, чтобы она не потерялась и нашла своего читателя.
Апрель 2003 года
Академик РАМН, заслуженный деятель науки, профессор A.M. Вейн
Часть стройного целого
Мы привычно повторяем, что Лев Николаевич Толстой не любил медицину и докторов. Его суждения, насмешливые и сердитые, исполненные недоверия, порой сурового осуждения, встречаем на страницах его сочинений, в дневниках и письмах, в занесенных на бумагу свидетельствах современников.
Люди, которые «отрицают медицину», не верят врачам, иронически, а то и попросту недоброжелательно относятся к их выводам и советам (и при этом постоянно к ним обращаются, как и сам Лев Николаевич) встречаются достаточно часто. И если бы речь шла не о Льве Толстом, можно было бы посмеиваться над слабостями (пусть даже великого) человека, возмущаться резкими, подчас несправедливыми высказываниями, в недоумении пожимать плечами, но, в общем, не придавать им серьезного значения.
Лев Толстой – совсем другое дело.
Художник Иван Николаевич Крамской, создавший первый живописный портрет Толстого, с прозорливостью опытного, проницательного портретиста, раньше многих современников почувствовал гениальность его: не гениальность Толстого-писателя – гениальность человека, который по-своему преображает все, к чему прикасается в окружающем его мире. В письме к самому Толстому живописец рассказывает, что был поражен его «умом и миросозерцанием совершенно самостоятельным и оригинальным», что впервые в жизни (возможно, следует понимать – раз в жизни) встретил человека, «у которого все детальные суждения крепко связаны с общими положениями, как радиусы с центром».
Высказывания Толстого о медицине, часто удивляющие очевидной неправотой и незаслуженной жесткостью, вряд ли требуют серьезного размышления, простого внимания даже, если всякий раз не делать попытку пробиться «по радиусу» к центру, связать детальное суждение со всей системой толстовского мировоззрения. Внимательный взгляд и в кажущихся непоследовательностях Толстого обнаруживает свою логическую последовательность.
Переводчик и биограф Толстого, английский литератор Эльмер Моод, долгие годы проживший в России, неоднократно встречавшийся с Львом Николаевичем и о многом с ним беседовавший, пишет: «Никогда нельзя было предугадать, что он скажет, ибо даже на вещи, мне хорошо известные, его взгляды часто являлись для меня неожиданностью: но уж если он говорил, то обычно было легко понять, почему он думает так, а не иначе. Литература, искусство, наука, политика, экономика, социальные проблемы, отношения полов и местные новости рассматривались им не в отрыве одного от другого, как это сплошь и рядом бывает, а как части одного стройного целого».
Именно так, в связи с духовными и физическими особенностями личности Толстого, с событиями его жизненного пути, его взглядами и мировоззрением, поисками смысла жизни, его нравственными идеалами пытаемся мы уяснить его отношения с медициной, к медицине. И, соответственно, поскольку все у него, по собственному слову, круто завязано одно с другим, медицинская сторона его внутренней и внешней жизни поможет нам несколько по-новому взглянуть на личность писателя, глубже понять его поиски, идеалы, иначе, нежели прежде, прочитать некоторые страницы его сочинений, в которых, как сможем убедиться, медицине отдано много больше места, чем представляется на первый взгляд.
* * *
Автор книги не медик – профессиональный писатель-биограф, немало лет посвятивший изучению жизни и творчества Льва Николаевича Толстого. Предлагаемая книга не медицинская биография Толстого, какой она, наверно, получилась бы, возьмись за нее специалист-медик, а, скорее, портрет в пространстве медицины. На некоторые относящиеся к медицине вопросы автор ищет и находит ответы вместе с Толстым. Некоторые же вопросы лишь ставит в надежде поискать на них ответ вместе с читателями – специалистами и неспециалистами, теми, кто интересуется жизнью и личностью Толстого, и теми, кто, подобно ему, не в силах не задаваться вопросами «Зачем я живу?» и «Как мне жить?».
В обширнейшей толстовиане, библиографии работ о Л.Н. Толстом, найдем также известное количество статей и исследований, посвященных взаимоотношениям Толстого с медициной. Материалы носят в основном частный характер: освещают и пополняют отдельные страницы биографии Льва Николаевича, рассматривают некоторые его суждения о нравственной и практической стороне врачебной науки, расширяют и уточняют круг его общений в медицинской среде. В числе авторов есть усердно и преданно потрудившиеся на поприще толстоведения врачи – прежде всего необходимо назвать имена навсегда покинувших нас Григория Андреевича Кулижникова и Бориса Сергеевича Свадковского. Увидевший свет уже во время работы над этой книгой, труд доктора Г.А.Кулижникова «Л.Н. Толстой и медицина», – хронологический свод многих высказываний по медицинским вопросам самого Льва Николаевича, его близких, знакомых ему врачей – не мог не стать для нас существенным подспорьем.
* * *
Эта книга никогда не была бы создана без постоянного внимания и дружеской поддержки крупнейшего отечественного невролога, академика Российской академии медицинских наук, профессора Александра Моисеевича Вейна (1928–2003).
Ученый-новатор с мировым именем, многоопытный, чуткий врач, Александр Моисеевич был страстным и пристрастным любителем и знатоком художественный литературы. Лев Толстой – его пожизненная любовь и вместе великий учитель, в постоянном общении с которым он вырабатывал и сверял свои взгляды на жизнь, свои нравственные убеждения, сокровенные помыслы.
Сказать, что нас с Александром Моисеевичем связывали долгие годы дружбы было бы неверно: нас связывает дружба всей жизни. Александра Моисеевича нет, но я живу, и дружба продолжается. Мы родились в один год, под одной крышей, наши родители тоже дружили с незапамятных времен. Мы жили в одном доме и встречались почти ежедневно. Нам всегда не хватало друг друга. Мы редко скрывали что-нибудь один от другого, да и то – до поры. Мы знали друг о друге то «почти всё», что вообще один человек способен знать о другом. Каждый из нас был серьезно и подробно осведомлен о профессиональных трудах другого. Александр Моисеевич проницательно вникал в мои литературные занятия, с терпением вдохновенного педагога (каким ему определено было
