Город Солнца - Брайан Стэблфорд

Голос Карен, искажённый слабым жужжанием интеркома, произнёс: — У нас кое-что есть. На компьютере. Я перематываю ленту на отдельную катушку. Выдам на экран через пол минуты.

Пальцы Натана отстучали короткую, энергичную дробь. Раз, два, три, четыре, пять… раз удалось живым застать.

Мне пришлось изогнуться в кресле, чтобы следить за экраном. Натан наклонился вперёд, и я ощущал его дыхание на своей шее.

Появилась фотография.

— Левее центра, — произнесла Карен.

Там были тонкая серая полоска. Характерный излом, означающий холмы, справа вверху и слева внизу. Пятна белого вдоль берега моря белый песок и известняковые откосы — занимавшие небольшой участок в нижнем правом углу. К центру поля извивалось русло реки, и сразу левее центра начинался чётко очерченный участок обработанной земли. Не запущенный, а довольно чистый.

А в центре участка виднелся крошечный кружочек.

— Сейчас будет увеличение, — сказала Карен.

Картинка мигнула, и центральный участок увеличился. Резкость несколько ухудшилась — земля вокруг круга стала размытой — но сам круг остался достаточно отчётливым и предстал в виде ряда окружностей, одна внутри другой. Концентрических окружностей, словно на мишени лучника. Я попытался пересчитать их, но только внешние три или четыре были ясно различимы. Внутренние были размыты, и картинка смазывалась наличием белых пятен, неравномерно разбросанных между окружностями. Колец было больше пяти, но меньше десяти.

Похоже на поперечный разрез ветки дерева, подумал я. Годовые кольца. Город с годовыми кольцами.

— Круговой город, — произнёс Натан тихо. — Как город Солнца.

— Что? — Переспросила Линда.

— Одна из классических утопий, — дополнил Конрад.

— Город с семью концентрическими стенами, — сказал Натан. Неприступный город, со всеми знаниями мира, начертанными на его стенах. Совершенное знание и полное согласие. Семнадцатое столетие, по-моему. Описан Томмасо Кампанелла, когда он был в застенках испанской инквизиции.

— Разве их семь? — Спросила Линда, проявляя несколько неоправданную педантичность.

— Он впечатляет, — сказал Натан, игнорируя праздный вопрос. — В конце концов, они прибыли сюда в поисках Утопии. Прибыли с решимостью построить одну из них. Почему бы им не воспользоваться одной из классических архитектурных схем? Полагаю, это своего рода жест. Они не могли, конечно, принять социальную систему… несколько устаревшую, как мне кажется.

Карен снова появилась в дверях, чтобы бросить взгляд на увеличенный кадр. Её вопрос также носил чисто приземлённый характер.

— Населённый или мёртвый?

— Населённый, — сказал Натан, несколько более утвердительно, чем имел для этого основания. — Этот город не был построен за один день. Колония же находится здесь всего лишь сотню лет, а для всего этого, на мой взгляд, работы как раз на сотню лет и хватило бы.

— Какой у него диаметр? — Спросил я.

Карен шагнула к изображению на экране и пальцами измерила окружность. Затем задумалась для быстрого подсчёта.

— Восемь миль, — сказала она. — Чуть больше или меньше, учитывая нерезкость. Нельзя было получить лучшее изображение — слишком много водяных паров в нижних слоях атмосферы. Если бы облачный покров был более густым, нам пришлось бы основываться только на косвенной информации, с которой только компьютер смог бы справиться. Вам повезло, что мы получили хотя бы это.

— Спасибо, — сухо сказал Натан. — Уверен, что все мы довольны вашей технической экспертизой.

— А я — нет, — пробормотала она.

— Если там имеется семь стен, — заметил я, — то между ними более полу-мили. И это толстые стены, раз они так хорошо различимы в таких трудных условиях. Я сделал паузу, чтобы взглянуть на Карен, которая просто подняла взгляд к потолку. — В любом случае, — продолжил я, — это — не метрополия.

— Восемь миль в поперечнике — довольно внушительный размер, возразил Натан. — И не обязательно, чтобы стены были сплошными. Можно набить полно людей на такой небольшой территории. Без использования небоскрёбов.

Теперь всё напряжение испарилось. Мы молились о таком исходе. Все домыслы были напрасны, учитывая мы приземлимся для установления контакта ещё до того, как закончится день. Теперь мы знали, где приземляться. Мы нашли свою иголку в стогу сена. И, хотя они и не ответили на наш сигнал, вероятно были живы, и всё у них было в порядке.

Существовала масса возможных трагедий, с которыми мы могли ещё здесь встретиться, но худшая из всех не произошла, и мы все ощущали подъём.

Одна из старых Утопий, подумал я. Символ.

Мне это нравилось. Это было свидетельством определённой рисовки части колонистов. В конце концов, Утопия была именно тем, ради чего затевалось всё дело. Новая жизнь среди звёзд. Лучший мир, который предстояло отстроить из обломков, избегая всех тех ошибок, которые история допустила на Земле.

Во всяком случае всех тех, которых можно было избежать.

Если вообще существовали ошибки, которых можно избежать.

Они назвали этот мир Аркадией. У них был небольшой список прекрасных названий для прекрасных миров, и когда разведывательные отряды возвращались назад, это вынуждало комитет сесть и выбрать то, которое могло — только могло — подойти немного больше, чем следующее. В основном, это был вопрос социальной стратегии. Эмигрировать на Аркадию звучит несравненно лучше, чем эмигрировать в Мир Финглтона. Финглтон был капитаном разведывательного корабля, который выполнил предварительные атмосферные наблюдения. Его имя было не хуже любого другого (ладно, и не лучше) но оно не обладало шармом «Аркадии». Во всяком случае, казалось, что человеческая раса была обречена проводить нескончаемую экспансию во вселенной, полной пригодными для обитания мирами с примитивными, банальными названиями. В противном случае, конечно, какая-нибудь отчаянная душа взяла бы на себя ответственность изменить название своей планеты на что-нибудь вроде Вайлдблад.[2]

В качестве иллюстрации, вероятно, кое-что можно было сказать и об Аркадии.

Я встал из-за стола, чувствуя, что теперь могу перед приземлением на некоторое время расслабиться на своей койке.

Аркадия и Город Солнца, произнёс я про себя. Мы прибыли сюда.

Глава 2

Мы опустились на плоскую вершину небольшого холма, увенчанного зарослями бледной растительности. Внешние камеры не показали ничего, кроме огромного ковра зелени испещрённой пятнами жёлтых цветов. Для неискушённого взгляда растительность казалась смесью дрока и орляка,[3] но несколько более мягкой. Растительная жизнь в этом районе Аркадии — и практически во всех умеренных зонах — была мясистой и упругой. Здесь росло очень мало растений, которые были бы грубыми, обладали шипами или колючками, и довольно мало таких — если верить поисковому отряду — которые были бы ядовитыми или несъедобными. Образ планеты, укоренившийся благодаря поисковому отряду, был ласковым и мягким. Также, как и первому высадившемуся на ней, рисовавшему её в пастельных тонах.