Я - Мышиный король - Андрей Столяров

Звук был такой, что я подскочил на месте.

Главное, что слева от двери, загрязненные так, что стекло превратилось в рептильную бугорчатую коросту, находились два низких, прикрытых решетками окна квартиры Ценципера и, когда дикий визг неожиданно выскочил на морозный воздух, то мне вдруг показалось, что за толстыми рамами их, точно в мутном аквариуме, произошло какое-то шевеление.

Я замер.

Про Ценципера ходили чрезвычайно неприятные слухи. Говорили, что два года назад, когда начались волнения, связанные с "Движением за новый порядок", и солдаты вместе с гвардейцами из спецчастей наводили этот порядок буквально с утра до вечера, то Ценципер, работавший до этого скромным завхозом, очень быстро сориентировавшись, примкнул к гвардейцам и за две-три недели невиданного усердия стал у них чуть ли не главным ответственным и с п о л н и т е л е м. Говорили, что он лично перестрелял кучу народа, а с девчонками, иногда попадавшими в казармы по разнарядке, делал нечто такое, что даже привыкшие ко всему гвардейцы пытались его судить. Говорили, что вызволил его чуть ли не сам Мэр города, который отменил приговор, и что до сих пор Ценципер выполняет некоторые его поручения. Не знаю, уж правда это или вранье. Во всяком случае, Ценципер иногда отлучался на сутки-другие, а потом у него несколько дней было очень благодушное настроение. Точно у кота, который досыта наелся сметаны. И еще говорили, что он никогда не спит, якобы закроет глаза и перед ним начинают вставать убитые, - смотрят прямо в глаза, протягивают земляные подгнившие руки.

В общем, я не хотел бы столкнуться с Ценципером.

И, к счастью, я с ним таки не столкнулся, потому что на этот пронзительный будоражащий визг, как ни странно, из квартиры никто не выглянул, быстрое движение за ближним из окон мне, вероятно, только почудилось, но когда я осторожненько просочился сквозь узкий предбанник и, опять же на цыпочках, пересек неприветливый каменный вестибюль, оглушительной пустотой своей подчеркивающий каждый шорох, то поднявшись по ковровой дорожке на третий этаж, где за классами математики располагалась учительская, я вдруг кожей, стянувшей все тело пупырышками, очень остро почувствовал, что за мною кто-то идет.

Ощущение было ужасное.

Я оглянулся.

Однако, коридор, упирающийся дальним концом своим в стенку библиотеки, был пуст: по одной его стороне равнодушно белели двери запертых классов, краска на них совершенно облупилась, и местами проглядывало сухое старое дерево, а по другой стороне, как стеклянная галерея, пространство которой свидетельствовало о незащищенности, протянулся широкий ряд окон, выходящих во двор: небо сегодня было морозное, редкие скорченные облака, подсвеченные по краям, еле-еле ползли, меняя свои очертания, крыши и стены домов, казалось, покрыты были седоватым налетом, и луна, просиявшая в этот момент, наверное, отразившись от них, положила на школьный паркет прозрачные коврики света.

Металлические ручки дверей сразу же заблестели.

Все было спокойно.

И вместе с тем, я не столько слышал, сколько чувствовал обостренным чутьем какие-то невнятные скрипы и шорохи. Словно медленно билась в библиотеке громадная сонная бабочка задевала крыльями о стеллажи, очень вяло царапала книги суставчатыми конечностями, - вдруг отчетливо стукнула, наверное, ударившись обо что-то.

И немедленно дверь, на которой кусочком стекла блеснуло квадратное расписание, начала как-то нехотя, точно во сне, отворяться, и в проеме ее показалась белая, как сгусток тумана, бесформенная фигура.

- Фу... - сказала она громким шепотом. - Фу... несчастье!.. Наконец-то освободилась...

И, пришлепывая, по-видимому, босыми ногами, двинулась вдоль холодеющих стекол - будто призрак, по направлению к учительской.

- Фу... Будь я проклята!..

Несмотря на расстояние и темноту я мгновенно узнал Мальвину.

Она была в легком кружевном пеньюаре, едва закрывающем икры, как ни удивительно, и в самом деле босая, с изумительными распущенными волосами, достигающими округлости бедер, пухлая, как будто распаренная, - а к груди она прижимала целую охапку добротных стеариновых свечек, штук, наверное, семь или восемь: острые концы их подпирали лицо нетронутыми фитилями.

- Фу... чтоб я еще раз когда-нибудь согласилась!..

Шепот ее раздавался довольно отчетливо.

Не знаю, как это произошло, но я был уже в другом конце коридора. Я, наверное, очутился там, когда дверь в библиотеку еще только-только начала открываться. Но я этого абсолютно не помнил. Я лишь с оторопью сообразил, что, оказывается, стою в глубокой, довольно-таки обширной нише перед дверями директорского кабинета и что из учительской, которая находится прямо напротив меня, пробивается на паркет желтая подрагивающая полоска неяркого света.

Впечатление было такое, что меня просто взяли и перенесли сюда за какие-то доли секунды.

Я, впрочем не возражал.

А, напротив, еще больше откинувшись в это темное спасительное пространство, прижимаясь к холодному дерматину, который попахивал как-то уж очень официально, и боясь лишь, что все еще черезчур колотится сердце, выскакивающее из груди, в том же самом внезапном оторопении, замирая, смотрел, как Мальвина, пришлепывая, подходит к дверям учительской, выставившим толстенный ключ, как она неловко царапает их голыми нагруженными руками, как тяжелая двухметровая дверь начинает, наконец, будто в страшном видении, отворяться и как стелется желтая полоса на паркете - расширяется и заполняет собой почти весь мой проем.

- Здра-а-авствуйте!.. - сразу же произнес чей-то высокий знакомый голос. - Проходите... А мы вас тут - ждем, ждем, заждались...

А другой, грубый, голос, в котором по хриплому произношению я мгновенно узнал Ценципера, недовольно, как будто подчиненному, буркнул:

- Ну да! Наконец-то!..

И проблеял не оставляющий никаких сомнений, слащавый тенорок Дуремара:

- Мальвиночка наша пришла... Сейчас весело будет...

Явственно скрипнул стул, а затем послышался звук булькающей, льющейся жидкости.

- На-ка вот, стаканчик, согрейся...

Звякнуло стекло, по-видимому, задетое обо что-то.

- Мальвиночка...

- Козлы вы все! - звучно сказала Мальвина, с грохотом вываливая на стол охапку свечек. - Чурки! Педвузники долбанные! Послали, понимаешь, одинокую женщину. Там - темно, паутина, я, вон, синяки себе какие наколотила...

Она коротко выдохнула, наверное, перед тем, как выпить.

- Так зажгла бы свет, - сумрачно произнес Ценципер. Тоже - конспираторы хреновы. Ерунда! Кто за нами вообще будет следить?

- А то не знаешь - кто? - спросила Мальвина.

- Не знаю, - помолчав, ответил Ценципер.