Дубовый бой. Эхо войны - Андрей Кунаковский

Григорий, держа палец на курке и прижавшись лицом к прицелу, коротко кивнул.

Но Степану и этого было достаточно.

Вот показались первые солдаты противника, одетые в зеленую форму и рогатые шлемы, многие пешком, несколько грузовиков и одна машина с офицером. Их было намного больше маленького отряда русских солдат.

Андрей выбросил папиросу, лег в кусты, прижал винтовку, ставшую продолжением руки. Просвистел первый выстрел, который убил водителя немецкого офицера.

Андрей выругался про себя под звуки стрекотания пулемета Гришки, который палил, не прекращая, жалея, что в диске так мало патронов. Весь их маленький отряд стал как одна боевая машина, стреляющая из каждого холмика и куста на полянке.

Немцы не ожидали такого приема и в первые минуты потеряли как минимум двадцать солдат. Началась смертельная буря пороха и гильз. Пот застилал глаза, плечо болело от отдачи, но нельзя прекращать огонь. Мысли Григория прервал уже знакомый запах смерти и ругань Петровича.

– Пошли потери, – промолвил Андрей, передергивая затвор.

– А они все прут, – вставил Степка, прикрывая Гришу, пока тот меняет диск.

– Немцы взяли нас в котел, хотели зажать. Левый фланг еще держится, но от нашего отряда из двадцати человек осталось восемь. Немцы подошли слишком близко, нам не вырваться, разъяснил обстановку Андрей.

– Гришка, огонь! Справа фрицы! – выкрикнул Петрович, проведя огненной волной по идущему немецкому отряду из своего ППШ.

Степан видел, как убили старшину: Петрович хотел отвлечь огонь на себя, дать возможность принести им патронов, ведь эта была последняя линия обороны. Но его ППШ подвел, не выплюнув патрон, старшина упал, получив три пули в живот, и кровь, хлынувшая изо рта, окрасила бороду.

Вокруг было слышно стрекотание автоматов, но русской речи было все меньше. Андрей, выстрелив в очередной раз, с сожалениям сказал:

– Прости, Степка, обманул я тебя: нас осталось трое. Но ты еще можешь уйти, мы с Гришкой прикроем, у него есть патроны, да и я пулемет сюда перетащил.

Степка без доли сомнения забрал трофейный немецкий автомат и начал вести огонь по наступающему противнику. Все было понятно без слов: погибать – значит славно!

– Прикрой, Андрюха! – кричал Гришка, перебегая от своего разрушенного холма к дубу.

Немцы, увидев передвижения, начали стрелять, не жалея патронов, досадовали, что слишком долго они тут возятся.

Гришка уловил ухом легкий вздох и глухой звук, как будто что-то падает, добежав до дерева и оглянувшись на своих товарищей, заскрипел зубами от горя и злобы. Степан лежал навзничь с пробитой головой, в которой зияла дыра от пули. Андрей тоже был ранен и больше стрекотал пулеметом для эффекта подавления, чем для нанесения какого-то ущерба. Вот пулемет замолчал. Выглянув из-за ствола дерева, Гришка увидел лежащего на пулемете Андрея, простреленного немецкими пулями. В глазах помутнело. Но голова работала хорошо. Нужно подобраться к дубу! Стреляя на ходу, побежал солдат. Но все-таки достала вражеская пуля. Бок обожгло, и рубаха прилипла к телу неприятно мокрым клеем. Почти не чувствуя боли, испытывая еще большее желание отомстить врагу за товарищей, Гришка проговорил почти вслух:

– Пальцы шевелятся, пулемет могу держать, значит, не уйду один на тот свет.

Но что может сделать раненый солдат? Один в этом лесу против тьмы немцев? И тут Гришка вспомнил, что в стволе дуба видел огромное дупло. И один в поле воин, если с ним природа русская, предки и Бог!

Гришка, забрав автомат Степки, который привязал к ноге, закинув пулемет за спину, чтобы ничто не мешало забраться в дупло и так стремительно теряющему силы солдату, подполз к дубу. Забравшись в дупло, Григорий провел рукой по дереву и как будто услышал голос Дуба, который шелестом листвы говорил ему, что он тоже ранен, но будет стоять на этой земле до конца. Григорий видел царапины или даже шрамы от пуль в коре дуба. Осмотрев поле битвы, увидев мертвых товарищей, Гришка понял, что ему делать. Поудобнее засев в дупле, он начал ждать, и даже кровь, стекающая с бока на штаны, уже не мешала. Как только немецкая колонна вошла в лес, молодой солдат обрушил на нее шквал огня.

Немцы, тронувшиеся уверенно, остановились под градом пуль. Пехота падала в траву, колонна грузовиков остановилась. Фашисты растерялись под пулеметным огнем.

На своем гортанном наречии немецкий офицер кричал: «Вперед! Не жалеть патронов, уничтожить противника!»

Бой длился уже больше часа. Немецкие солдаты не могли понять, откуда ведется огонь, поэтому становились все злее, стреляли ожесточеннее. Им казалось, оборону держит дуб, поэтому стали забрасывать дерево гранатами. Но Григория защищала сама природа, закрыв огневую точку воина. Фашистами было принято решение дать залп из артиллерийского орудия. После штурмового огня и страшного свиста тишина казалась мертвой. Немецкие солдаты окружили расстрелянный дуб, на обломке которого лежал с пулеметом русский солдат.

Немецкий офицер подошел к столпившимся возле дуба солдатам вермахта, он долго молча смотрел на молодого окровавленного бойца.

– Похоронить как героя, – приказал офицер. Отдав честь, ушел к машине…

***

В 1975 следопыты Пружанской школы-интерната в Белоруссии при раскопках захоронения обнаружили медальон, в котором находилась записка. Из нее они узнали, что погибший воин является уроженцем станицы Расшеватской, а живой свидетель его гибели, местный лесник, рассказал о его подвиге. Так стало известно имя героя – Григорий Никифорович Кожевников.