О мире и войне - Глеб Ковзик

на треноге: они срезают верхний слой земли в один фут, заливают оставшийся вязким гидрогелем. Должно быть, через год-два здесь вырастут первые цветы.

— Цена простая на словах и очень дорогая в деле. Вам суждено построить им новые дома, распахать новые поля, взрастить новые деревья, очистить воздух, землю и воды. Таково одно из их условий подписания мира. Мы нуждались в нем, как и в антидотах, когда они сбросили на нас этот мутаген.

— Чтобы это сделать, понадобится десять-двадцать лет, минимум.

— О времени не беспокойтесь, генерал. У вас его будет предостаточно, ибо вы — в вечной ссылке.

V

Вода мертвая, заключил эколог. Стоявший рядом синтет молча кивнул головой в знак согласия. Оказавшаяся поблизости собака, занюхав воздух, подойти к берегу отказалась.

Море было черным, с ржавыми обводами вокруг прибрежных камней и скал. Содержание изотопов и химикатов в воде так велико, что неясно, как можно её очистить.

— Отключите установки, смените фильтры, — скомандовал генерал. Это третья за четвертый год жизни здесь попытка разобраться с местной водой. Даже в XXIII веке задача оказалась непростой. Он задумался над тем, что проще было купить воды на Марсе или Земле, и поменять её в Ремиссусе полностью.

Синтеты продолжали сканировать воду. Эколог тихо и незаметно для всех убрал в автобот боксы с живой рыбой.

VI

Ровер плавно покачивался на ухабах — антигравитационные силы, заложенные внутри подушки, как бы распрямляли в парении дорогу. За рулем был ремуссианец Джон, рядом сидели капитан Рикки Аллоиз и О’Конелл. Рикки, в отличие от генерала, практически сразу перековал мечи на орала. Он искусно воевал, ибо это не было идеей, но ремеслом. Сейчас он искусно научился строить дома.

Джон улыбался, его чувства поддерживали остальные: сегодня из одного поселения сообщили, что вырос настоящий зеленый куст. Раньше растительность можно было обнаружить разве что на южных рубежах, где не было поселений.

Они проезжали по землям, испещренным шрамами войны. Вот тут следы от пучков лазера из космоса, вот там кратеры и трещины. Этот квадрант всё ещё не очищен.

— О’Конелл, узнаете местечко? — спросил Джон.

— Да. Притормози-ка.

— Здесь не очень безопасно. Может быть…

— Жми на тормоз!

Он вышел из ровера. Сухая земля шуршала. Сюда не доходят ещё дождевые облака. Атмосферный преобразователь и так уже работает на пределе, но чистый дождь пока что привилегия для людей столицы.

Генерал уселся на пне, потупив взгляд куда-то в горизонт. Джон тихо подошел и ковырял ботинком невзрачную груду хлама. В небе очень размеренно, под стать своей величине, реяли цепеллины — они сбрасывали бывшие снаряды, заряженные теперь семенами деревьев. Сквозь тучи редко прорывало местное солнце.

— Глядите, — сказал Джон, указав на дорогу. Шли миссионеры, их было трое. О’Конелл обругал их, на чем свет стоит. Их присутствие на этой планете его раздражало. Набожники испугались, сто раз извинились и объяснили свое появление тем, что восстанавливают божий закон справедливости. О’Конелл злобно хохотал, вопрошая: «А где вы были раньше, когда шла война?».

С ужасом он осознал, что больше не понимает, почему воевал.

VII

На двенадцатый год мира умер Вильчек. Витализаторы не спасли, потому что колонел присутствовал на самых сложных и грязных участках. К тому же Вильчек пренебрегал собой ради этого мира. Он поборол голод и облегчил жизнь в Ремиссусе, за что жители оценили сполна. В знак уважения к нему посол Аяна поставила на могиле изобретение Ремиссуса — свечу с искусственно зажженной миниатюрной звездой. И днем, и ночью маленький участок плодородной земли, где в кустах алой розы располагалась могила Вильчека, ярко освещался, свидетельствовал, что даже мертвой пустыне трудом и потом дозволено сделать чудо.

— Пора прощаться, звездный генерал! — сказал Рикки Аллоиз, бывший подчиненный. Он стоял у трапа челнока, следующего на орбитальную станцию. — Моя служба закончилась. Но я далеко не улечу, совсем рядом есть неплохая планета. Буду заглядывать к вам!

О’Корнелл, уже седой, энергично пожал руку.

Перед исчезновением в недрах корабля, Рикки обернулся и сказал: «Поразительно, но я служил с вами дважды — и на войне, и в мире». Генерал удивился, но виду не подал. Ветер дарил свежесть. Воздух возле космопорта ионизирован от двигателей, но гари генерал не чувствовал носом уже весьма давно. У входа в здание трепыхались красные флаги Ремиссуса. Джон, давно ставший компаньоном, как-то спросил:

— Чем займешься после того, как все твои товарищи улетят?

— Останусь. Ты же знаешь. Работы по горло.

— Двенадцать лет ты верно служишь нам во благо мира. Меня попросили поговорить об этом.

— О чем?

— Ты сделал много плохого для нас, и очень много доброго. Но делал все по нашей воле. Но мы никогда не спрашивали, чего бы хотел ты сделать на этой планете?

О’Конелл нахмурился. В самом начале мечтал построить корабль и сбежать отсюда, затем умереть. Потом, он пожелал всё исправить и посадить как можно больше деревьев, чтобы спрятать в их кронах неисправимые шрамы на земле. Генерал подумал, посмотрел на свои ладони, и искренне произнес:

— Хочу свой пруд с рыбкой. Такая редкость для здешних мест.

Джон засмеялся и предложил проехаться на выходных по округе в поисках заветного пруда.