Логово скорпиона - Наталья Александрова

— Маргарита, это ты, что ли? — спросил он наконец, не веря своим глазам. — Ты откуда взялась? Ты что, приехала, что ли?

— Ах ты, какой догадливый, — саркастически произнесла Рита, осматривая своего единственного племянничка презрительно и сурово. — Ты что же, милый, хочешь сказать, что не получил моей телеграммы? Впрочем, это теперь все равно. Вытряхивай отсюда всю эту кодлу. Малина закрывается на санобработку.

— Сергушечка, — запищала с ковра какая-то сильно и нехорошо пьяная девица — с виду младшего школьного возраста, — Сергунчик, это что за шлюха? Она что — к тебе клинья бьет? Так я ей сейчас глазенки-то выцарапаю!

— Тетка это моя, — объяснил Сергей хамским от стеснения тоном. — Вы это, ребята, правда, валите отсюда… Уж она не отстанет…

— А ты кто такой, чтобы здесь командовать? — зарычал коротко стриженный блондин с сине-красными татуировками на обнаженных предплечьях.

— Это его хата, — пояснил блондину кто-то из массовки.

— Ну и что? — Аргумент для блондина был недостаточно веским.

Маргарита вспомнила пару случаев из своей небогатой событиями провинциальной жизни, применила воспоминания на практике — и непонятливый блондин с воплем вылетел в коридор.

— Уберите от меня эту бешеную суку! — закричал он оттуда, обретя дар членораздельной речи.

Видимо, блондин обладал в компании значительным авторитетом — во всяком случае повторять приглашение не пришлось, и через десять минут все общество покинуло квартиру, подобрав даже тех, кто не мог передвигаться самостоятельно.

— Ну и зараза же ты! — с пьяным пафосом воскликнул Сергей, наблюдая поспешное отступление своих друзей. — Ну ты стерва! Моя квартира — кого хочу, того приглашаю. А ты тут никто! Будешь еще свои порядки заводить!

Рита ловко, как кошка хватает своих котят, ухватила щуплого племянника за шкирку, проволокла его, невзирая на сопротивление, в ванную комнату и сунула головой под струю холодной воды. Ей хотелось утопить его после всего пережитого, но она решила оставить это удовольствие на потом. Вытащила голову орущего Сережки из раковины и обмотала махровым полотенцем.

— Стерва! — завопил Сергей с новой силой, обретя дар речи. — Садистка!

— Повторяешься, милый, — спокойно ответила Рита. — И прекрати работать на публику, гости твои уже ушли, — добавила она, вооружилась веником и начала планомерную уборку трехкомнатного свинарника.

Через два часа в квартире был относительный порядок.

Сергей сидел за столом, несколько протрезвевший и несколько присмиревший, пил свежезаваренный чай с замечательным провинциальным крыжовенным вареньем (еще тетя Люба его варила) и разговаривал уже не так злобно, как вначале.

— Это что, часто у тебя такие.., вечеринки? — поинтересовалась Рита, наливая себе вторую чашку.

— А тебе-то что? — вяло огрызнулся Сергей. — Ты что, воспитывать меня вздумала?

Приехала тут на мою голову, тоже мне воспитательница. Ты сама-то ненамного меня старше… Ну пришли ребята, посидели, музыку послушали…

— Музыку? Музыка — это ничего, это даже хорошо. А как насчет травки? Ты что, уже пристрастился к этой дряни?

— Да отвяжись ты! — Сергей шарахнул кулаком по столу, расплескав свою чашку.

Рита чашку держала в руке и потому не пострадала.

— Отвяжись ты! Ну попробовал разик, от этого еще наркоманом не делаются.

— Все так говорят, — Рита смотрела на племянника сочувственно и недоверчиво. — Как бы поздно не было. Ладно, завтра поговорим, иди спать, ты сейчас все равно не человек.

Он удалился с ворчанием в свою комнату, а Рита тяжело вздохнула и обвела взглядом гору грязной посуды.

Рита плохо спала эту ночь. Она вообще плохо засыпала на новом месте — будь то в поезде или в гостиничном номере. Хоть и устала безумно — сначала от дороги, потом от уборки, все равно проворочалась несколько часов. Диван, на котором, надо полагать, раньше спала Лялька, был взрослому человеку явно маловат. Чистого пододеяльника Рита не нашла — в ванной были просто неприличные завалы грязного белья, — пришлось использовать простыню, и теперь одеяло сомнительной чистоты противно кололо подбородок, когда простыня сбивалась. К тому же перед закрытыми глазами все еще стояла грязная посуда — все то количество, которое Рита успела перемыть за полночи.

Задремав под утро, она проснулась от звука заводящейся машины за окном. Потом залаяла собака, и мужской голос заорал: «Гарри, ко мне!» — едва ли не громче собачьего лая. Гремели трамваи на проспекте.

Большой город жил своей жизнью.

Рита взглянула на наручные часы, которые она положила на стул возле дивана. Четверть девятого, пора вставать. Часы шли исправно, всегда показывали точное время. Еще бы: швейцарские, золотые! Подарок Валерия на прошлый день рождения. Тетя Люба, увидев часы, сказала тогда странно:

— Носи их. Никогда не расставайся. Твоя эта вещь, я чувствую. И не продавай никогда, даже если совсем жизнь достанет. — И, заметив Ритин удивленный взгляд, пояснила:

— Есть вещи, которые как бы созданы для одного человека, особенно это заметно на драгоценностях. Они вроде бы ищут своего владельца.

И если найдут, то счастье ему приносят.

— Ну уж! — усомнилась Рита. — Это все сказки насчет счастья.

— Конечно, — согласилась тетка. — Но сама посуди: вот наденет женщина колечко или брошку любимую, сразу у нее настроение лучше становится, она хорошеет, всем улыбается — вот оно, счастье-то… Так что носи часы эти. Я знаю, что говорю.

Тетя Люба всю жизнь проработала продавщицей в единственном у них в городе ювелирном магазине. Когда Рита была маленькой, ей разрешалось сидеть в подсобке и наблюдать, как тетка и еще одна продавщица, Валечка, раскладывают кольца, серьги, брошки. Стала постарше, и ей позволяли брать все это в руки. Так наигралась, что потеряла к драгоценностям всякий интерес. Никогда ничего не просила ни у тетки, ни потом у Валерия. Он удивлялся, так и не понял ничего. Но вот, подарил часы. Тетя Люба по-другому даже стала к нему с тех пор относиться.

То есть ничего Рите не говорила, но глядела на Валерия иначе при нечастых встречах.

Рита еще раз посмотрела на часы и поняла, что уже минут двадцать валяется в постели и предается невеселым воспоминаниям. Что-то быстро она стала забывать уроки тети Любы!

Говорила же та всегда: "Ритка, никогда не валяйся в постели. Проснулась — сразу вставай!

Если проспала — не жалей времени на сон.

Значит, организму нужно было. А вот валяться ни в коем случае нельзя, на всю жизнь разленишься. И плохое никогда не вспоминай, просто отгоняй от себя. Иначе не проживешь".

Рита рывком встала, накинула халатик и прошла на кухню. Нельзя сказать, что ночью она навела там полный порядок, но все же можно было туда войти, не ужасаясь. Вымытую посуду она оставила на столе, прикрыв полотенцем. Теперь нужно было все убрать, чтобы расчистить место для завтрака.

Кофеварка у Маринки была отличная, марки «Филипс». Но крышка чуть треснула, это уж наверняка Сережкины приятели постарались. Они же перебили и половину хрустальной посуды. Но Рита и не думала расстраиваться — у нее было множество более серьезных поводов для расстройства.

Вообще в кухне изначально все было сделано очень красиво — занавески подобраны в тон кафелю, кухонная мебель тоже удачно сочеталась с бытовыми приборами. Да, Маринка умела обустроить свое жилье. Только жизнь свою она устроить не сумела.

Рита тут же устыдилась своих мыслей. Еще один из уроков тети Любы: никогда не критиковать людей за то, чего сама не умеешь. Во-первых, Рита сама пока еще не смогла устроить свою жизнь, а во-вторых, как знать, возможно, именно сейчас Маринка живет неплохо с очередным мужем…

Правда, что-то подсказывало Рите, что и на этот раз у Маринки не все гладко.

Рита была совсем маленькой — лет шести, — когда ее молодые и беспечные родители, возвращаясь из отпуска, не стали ждать рейсового автобуса, а подсели в попутный грузовик. Мама очень торопилась увидеть Риту. Шел дождь, машину занесло на скользкой дороге, она перевернулась. Водитель долго провалялся в больнице, но выжил. Родители Риты умерли на месте.

Похорон Рита не помнит — ее не взяли, а помнит, как сидели в комнате какие-то тетки в черных платочках, а их мужья толпились на лестнице. Родных со стороны отца было много, но никто не торопился вешать на себя дополнительный хомут в виде шестилетнего ребенка. О детском доме заговорили прямо на поминках — чего тянуть, раз все родственники в сборе.

А на следующий день приехала тетя Люба.

Не то ей поздно сообщили, не то что-то там случилось с поездами, но на похороны сестры и ее мужа она не успела. Зато успела к решению вопроса, что делать с Ритой.

— Тут и решать нечего! — сказала тетя Люба, не дослушав сбивчивые резоны родственников, и начала собирать Ритины вещи.