Фартицер - Михаил Голубицкий

– Учи язык с утра и до ночи, а то всю жизнь будешь «дрэк» нюхать.

Мы расспрашиваем друг друга о прошлой жизни, я интересуюсь его мнением о кандидатах на предстоящих выборах. Он – ярый республиканец и хочет видеть президентом Джулиани. Демократов он не любит и опасается их прихода к власти.

А на кухне старушка со своей «хоуматендой» (у нее работает женщина, но поскольку старушка ходячая, женщина работает всего шесть часов в день) испекли яблочный штрудель, и ароматы горячего теста, корицы и яблок на время перебивают этот неистребимый запах, всегда присутствующий в доме, где есть лежачий больной. Ближе к полудню Лиза (так зовут старушку) и ее «хоуматенда» попивают на кухне чай со штруделем. После чая женщина уходит, а я прошу Лизу отпустить меня купить себе что-нибудь на обед. Покупаю в китайской забегаловке неподалеку и возвращаюсь. Проверив, как там Яков, тоже располагаюсь за кухонным столом со своей китайской стряпней. За едой мы с Лизой беседуем. Словоохотливая Лиза ежедневно выдает мне очередную историю из их жизни в надежде на мою ответную откровенность. В первый день моей работы она жутко удивилась тому, что я приехал один, и спросила почему. Я ответил:

– Так сложилось.

С тех пор ее мучит любопытство. Спросить напрямую тактичная Лиза не решается, вместо этого каждый день угощает меня настоящим, крепким и ароматным, не из пакетиков, чаем и штруделем с яблоками и корицей в надежде услышать мою историю. Я помалкиваю, но из ее рассказов сам узнаю много полезного и интересного. Оказывается, далеко не все в Америке имеют право на такое обслуживание, как у них. Да и они, пока у них лежали деньги на счету, не могли получать лечение и услуги за счет государства, а получили все это лишь тогда, когда истратили все свои сбережения и были признаны малоимущими. Хотя я думаю, что далеко не глупый Яков легко мог сообразить, что кроме банка есть и другие достаточно надежные места для хранения денег, тем более, что много лет проработал завмагом в Одессе и должен иметь богатый опыт по этой части. Большинство же «русских» эмигрантов получили все сразу по достижении пенсионного возраста, или даже раньше, а кое-кто умудрился сделаться инвалидом за сравнительно небольшую сумму. В общем, гуманная и великодушная Америка, как смогла, обеспечила жертвам тоталитаризма сытую и безбедную старость, а заодно и работу для множества других жертв, пока еще дожидающихся допуска к дармовщине. Начиная с врачей и медперсонала и заканчивая такими как я, а не то вертеть бы мне баранку с утра и до ночи. Вот тогда бы я и язык выучил и на курсы поступил. Так что низкий поклон тебе, Америка! Мне, как экономисту, понятно, кто оплачивает все эти блага – налогоплательщик. От гигантских корпораций и до меня включительно. Работает моя профессиональная привычка везде искать источники финансирования.

Чай выпит, штрудель съеден – пора Якова поить чаем со штруделем, давать очередную пригоршню таблеток, тоже, кстати, оплачиваемых за счет бесплатной медстраховки (привет, господа фармацевты!), и ждать «желудка». А там и обед не за горами. И ужин. Ужин оттягиваю сколько могу: в восемь приходит смена и, если очередной «желудок» будет в восемь и одну минуту – это уже не моя забота. Но это только по субботам и воскресеньям.

А в будние дни у меня – Лазарь Нехамченко. Он – мой первый «кейс». Перед тем, как отправиться к нему впервые, я получил от своего координатора кое-какую информацию. Я узнал, что до вчерашнего дня у него работал другой человек, молодой парень с предыдущего выпуска курсов. Но вчера дочь Лазаря пожаловалась, что с его банковского счета исчезла пенсия. Оказалось, что позавчера Лазарь потребовал у этого парня отвести его в банк, что и было добросовестно исполнено. Там Лазарь снял со счета всю свою пенсию и потребовал вести его в ресторан, что также было исполнено. В ресторане Лазарь заказал обед на двоих.

Они с аппетитом пообедали, Лазарь расплатился и они ушли. В тот же день, зная, что пенсия уже поступила на счет, дочка пошла с его карточкой снимать деньги через банкомат, денег, естественно, не получила и помчалась за объяснениями. Лазарь все отрицал, но в карманах его брюк обнаружился ресторанный счет и квитанция из банка, а также какая-то мелочь. Дочка позвонила в наш офис и обвинила беднягу-хоуматенданта в краже. Никто в офисе в это не верит, но с «кейса» его сняли и теперь отдают мне. Ведь я человек взрослый и предположительно серьезный, потому руководство верит, что я справлюсь. Главное – поменьше слушать Лазаря и чуть что – звонить дочери.

– Конечно, он чокнутый, – подвела итог координатор, – но зато на горшок ходит самостоятельно.

На следующее утро я слушал эту историю в исполнении Гали (так зовут дочь Лазаря). У нее выходило, что негодяй «хоуматенд» воспользовался тем, что Лазарь не всегда отдает себе отчет в своих действиях и провернул эту аферу. И теперь ей придется оплатить отцовские счета своими деньгами. А у нее своих счетов навалом: и ссуда за квартиру, и за электричество, за газ, за телефоны, и скоро первое сентября – сына в школу собирать, а все так дорого. И вообще, он ей никогда не нравился, этот прежний «хоуматенд», не то, что я – взрослый серьезный человек. Я, как умел, заверил ее, что оправдаю ее доверие, взял номер ее мобильного и пообещал советоваться с ней в случае чего. В заключение она показала мне, чем его кормить, попросила беспокоить ее в рабочее время только в крайнем случае и ушла на работу.

Я осмотрелся. Странная квартира. Как будто часть вещей вынесли, а остальные даже не стали расставлять на освободившиеся места. Пустые полки и ящики на кухне, минимум посуды, пустая стена в ливинг-рум, по царапинам на полу видно, что когда-то там что-то стояло, сервант или стенка. В спальне одна из двух кроватей и трюмо – из гарнитура, а вторая – специальная, для больных. Такие получают бесплатно по медстраховке те, кто имеет на это право. Я видел такие на курсах, и нас учили ими пользоваться. И на этой самой кровати, накрывшись до подбородка несвежей махровой простыней, лежит старик. Очень худой, небритый, глаза и рот приоткрыты, в углу рта в такт дыханию выдувается пузырек слюны. На вдохе пузырек лопается. На меня не реагирует – спит, понял я.

Когда-то я уже знал одного человека, который мог спать с открытыми глазами. Для этого ему надо было выпить, как минимум, литр водки.

Вторая кровать аккуратно заправлена, покрывало натянуто, подушка лежит ровно, явно заправляли сегодня утром. Кто бы это мог быть? Ведь с дочкой мы встретились у подъезда – она ждала меня, чтобы я звонком не разбудил его. Любопытно.

– Ты кто? – старик проснулся и смотрит на меня невидящими глазами. – Где очки? Дай мне очки, – требует он.

Несколько пар очков валяются на трюмо. Подаю ему одни.

– Я ваш новый хоуматендант, – представляюсь я. – Доброе утро!

В ответ он молча рассматривает меня. Может, глухой? Я повторяю:

– Здравствуйте!

Он вылезает из-под простыни и босиком шлепает мимо меня в туалет. Громко хлопаю в ладоши за его спиной. Вздрагивает и оборачивается.

– Комар, – показываю я ему ладони.

– Откуда у меня комары? У меня нет комаров! – возмущается он.

Я демонстративно отряхиваю ладони:

– Один был.

И смотрю на него невинным взглядом. А он на меня. Потом разворачивается и входит в туалет.

Довольно прохладный прием. Приходится терпеть: другого пока не дано. И не следует забывать слова координатора – старик чокнутый, а потому и реагировать на него следует соответствующим образом.

Выйдя из туалета, старик рассказывает мне свой вариант истории с пенсией. У него получается, что деньги он снял из жалости к несчастному голодному парню и в ресторан он отправился с единственной целью – накормить его. А тот вместо благодарности обокрал его. Но ему же и хуже: Лазарь прогнал его и теперь того неминуемо ждет голодная смерть. Этот вариант, хоть и самый романтичный, показался мне наиболее далеким от истины. Затем он плавно перешел к автобиографии. Из нее следовало, что он руководил большим строительным трестом (откуда возьмется большой строительный трест в райцентре Винницкой области? Максимум какое-нибудь стройуправление на сотню-другую работяг. Но кто из нас устоит перед искушением немного преувеличить свои прошлые заслуги?), который после его отъезда был обречен на полный развал, так как кроме него никому не под силу справиться с такой махиной. И далее в том же духе. Какая у него замечательная семья, какая успешная дочь: подтвердила диплом медсестры и работает с одним из лучших врачей Нью-Йорка, купила «шикарную» квартиру, а внук – вообще вундеркинд. Рассказывая, он все больше и больше распаляется – глаза его едва не выкатываются из орбит, голос переходит в крик, он отчаянно жестикулирует, а после сообщения о гениальности своего внука, внезапно обессилев, затихает, уронив голову на спинку дивана, с полуоткрытыми закатившимися глазами и открытым ртом. Первая мысль – вызвать скорую. Нет! Сначала позвонить в офис и посоветоваться с координатором. Пока я достаю из портмоне визитку с номером телефона, он со всхлипом вздыхает, поднимает голову и осматривается в недоумении. Так приходят в себя пьяные после отключки. Эта ситуация мне знакома. Ну что ж, кому-то нужно выпить для этого определенную дозу, а некоторые умеют и без водки, на голом энтузиазме. Прячу портмоне в карман и наблюдаю за ним.