Гендальев - Николай Секерин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она задумчиво оглядела загаженный интерьер комнаты и продолжила:
– Когда погибли родители, я была напугана, потрясена. Мне и двадцати лет не исполнилось, я была младше, чем ты сейчас. Тем не менее, я нашла в себе силы заботиться о тебе. Я всю свою молодость работала и кормила тебя, неблагодарную скотину. Я жертвовала всем, личной жизнью, карьерой, будущим и ради чего? Чтобы ты вот так жил? Я оплачивала твою учёбу, да, по большей части деньгами, оставленными родителями, но если бы они не умерли, мне бы и не потребовалось тобой заниматься, не так ли?
А сейчас ты получаешь диплом, напиваешься и ещё непонятно чем травишься, говоря, что ты это заслужил? Ты ничего не заслужил, Витя, ты ничтожество. Бесполезное, тупое ничтожество. Жалкий слизняк, беспомощный мальчик-задрот. Дальше так продолжаться не может, и сегодня я ставлю точку.
Гендальев наконец перестал стонать и уставившись на сестру, промямлил:
– Какую ещё точку?
– А такую, я собиралась устроить тебя на первую работу, но ты на неё не пойдёшь. Ты поедешь в армию, Виктор.
Он уставился на неё широко раскрытыми глазами и залепетал:
– Да ты что, Оксана, какая армия? У меня же и зрение плохое, и время я потеряю, надо опыта набираться по специальности.
Сестра замахнулась дубинкой, Витя отпрянул.
– Набираться опыта? Зрение плохое? – вскричала она. – Да ты, собака, меня только опозоришь, и тебя уволят! Работа это тебе не шарага с продажными преподами! Да и с чего ты взял, что у тебя есть выбор?! Служить в армии – это твоя обязанность! Установленная законом, обязанность, а твоё зрение тому не помеха, поедешь в допустимые войска! Сволочь ты жалкая! Тюлень!
Она сдержанно выдохнула и продолжила спокойней:
– Ты молчи и слушай меня, я тебе уже сказала, что решение принято, ты вообще здесь никто, блевота сортирная. Опека заканчивается сегодня, и твоя задача – запомнить последние инструкции!
Витя больше не стал ничего говорить, он лишь приподнялся и сел на полу, прислонившись спиной к холодной батарее.
Ничего, думал он, это пройдёт, сейчас извинюсь, сделаю покорное лицо, а завтра она скажет, что прощает в последний раз.
– Не стоит тешить себя надеждой, что я просто психую, – будто прочитав его мысли, сказала сестра. – Я долго вынашивала это решение, глядя на твоё безобразное поведение и то, что я говорю сейчас, это результат долгого и тщательного обдумывания.
Ты даже не представляешь, насколько я обеспокоена. Как бы я тебя не обзывала и не унижала на словах, я всегда чувствовала за тебя ответственность. С того момента как погибли родители, я не раз проклинала тот час, когда сумасшедший папаша, напившись, сел за руль. Но я никогда, я никогда всерьёз не думала о том, чтобы отдать тебя в приют. То, что я не смогла дать тебе нормального воспитания – не моя вина, ведь ты мне не сын. К тому же, даже будь я матерью, тебе нужно было мужское воспитание, а не бабье. Ты только посмотри на себя, ты же вылитая, бесхребетная баба!
Это его ничуть не оскорбило. Говори что хочешь, думал Гендальев, я знаю, что у тебя просто истерика, плевал я на твоё мнение.
Оксана продолжала:
– Да, конечно в том, что я одинокая и практически уже старая дева нет твоей вины, это моя проблема, которую я так и не смогла решить, но даже если бы я и привела в наш дом мужика для себя, тебе отцом он вряд ли бы стал.
Она говорила уже словно сама с собой. Всё это начинало надоедать Гендальеву, шок от побоев резиновой дубинкой прошёл, и братец снова подал голос:
– Слушай, Оксана, ну извини, ну что я могу ещё сделать?
– Заткнись, – сказала она устало. – Заткнись, не то снова получишь.
Она сунула ему под нос дубинку.
– Я понимаю, с тобой разговаривать бесполезно. Ты бесполезный сам по себе. Я слишком сильно тебя баловала. В общем, в сентябре ты едешь в армию. Ещё раз повторяю: я не шучу. И чем раньше ты это осознаешь, тем лучше для тебя.
Он вымучено улыбнулся и покосился на настенные часы.
– Можно мне хоть пойти умыться?! Я понял, в армию, ладно, всё ясно.
– На место сел!
На этот раз она не ограничилась угрозой и больно ударила дубинкой по жирной ляжке.
Витя взвыл и принялся растирать ногу.
– Да что с тобой! Ты что, взбесилась что ли?!
– Ещё? – она снова замахнулась.
Непутёвый братец умолк.
Сестра продолжила инструктаж:
– Перед армией мы пойдём к нотариусу и сделаем доверенность. Пока ты будешь служить, я продам эту трёшку и куплю две однокомнатные квартиры, тебе и себе. После твоей демобилизации мы больше вместе жить не будем, и дальше ты будешь уже сам по себе.
Я сделала для тебя всё что могла, Виктор, а это, поверь, гораздо больше, чем делают иной раз даже матери для своих детей. В армии ты либо научишься быть мужчиной, либо нет, я не знаю. К сожалению, всё зависит только от тебя и стопроцентного лекарства от никчёмности не существует. Это как бросить в воду щенка: либо выплывет, либо нет. Хотя не знаю, допустимо ли это сравнение по отношению к такому убогому созданию как ты. Взгляни на себя! Двадцать один год, живёшь в свинарнике, старшая сестра тебя кормит, решает твои проблемы, а ты только шляешься с другими маменькиными сынками, играешь в компьютер и дрочишь!
Гендальеву стало неприятно.
Он встал и с раздражением сказал:
– Оксана, хватит! В армию, так в армию, достаточно!
– Ах «достаточно»!? – заорала она в ярости. – «Оксана хватит»?! Ты что-то не понимаешь, сучёныш, тебе добавить? Ты будешь ещё на меня голос повышать, псина?
Он поднял руки в примирительном жесте и внезапно осознал: всё, что она сейчас говорит – правда. На миг ему даже стало интересно, проснулся детский азарт и жажда приключений. В конце концов множество парней его возраста идут в армию. Что здесь такого?
– Оксана, прости, – сказал он тихо. – Прости меня, Оксана, я всё понял. Хорошо, я сделаю всё, как ты хочешь. Честно, я понял. Прости меня, Оксана, прости.
Сами собой потекли слёзы из глаз, он почувствовал как дорога ему эта невысокая, суровая, но ещё молодая женщина.
Плача, он подошёл и обнял сестру.
– Прости, Оксана, прости…
Она оттаяла и обняла его тоже.
– Ладно,
