Первое грехопадение - Олег Лукошин

Встреча была недолгой. Он врезал мне, я упал. Подмяв меня коленками, он принялся выбивать из меня дурь, целенаправленно, по-боксёрски, как-то лениво даже опуская кулаки на мою горемычную физиономию. Я потерял сознание.

Очнулся оттого, что меня отчаянно трясли. Мать вместе с соседкой тётей Шурой, ахая и охая, приводили меня в чувство. Мать плакала. Я же плавал в луже крови.

Им как — то удалось перенести меня в квартиру, смыть кровь, перебинтовать. Мать хотела вызывать «скорую», но я её остановил.

Как потом выяснилось, я пострадал меньше всех. Всего лишь вывернутый набок нос и несколько выбитых зубов. Нос я вправил самостоятельно и вроде бы удачно — он встал почти на прежнее место. Паше с Димоном досталось больше — обоих отвезли в больницу. Лишь Валерка, инициатор нашей бойни, успел схорониться. Жил где-то в подполье, у каких-то друзей на другом конце города.

Мать всё время, пока я выздоравливал, вопила и передавала мне тревожные новости с улицы. Оплот якобы грозился сделать меня ещё раз, так как, дескать, он меня пожалел, но теперь сознаёт свою ошибку. Как ни странно, я воспринимал всё это довольно спокойно. Мне не верилось, что Оплот станет бить меня во второй раз.

Так оно и произошло — бить меня он больше не стал. Я вообще его ни разу не видел после этого, так как вскоре уехал. Мать, едва дела мои пошли на поправку, устроила меня на работу. Помощником лесоруба. Уговорила какого-то старого знакомого взять меня. Работать предстояло в соседней области. Я не сопротивлялся.

В день отъезда, на вокзале, меня нашёл Валерка. Мать, бывшая тут же, встрепенулась, но прощанию нашему помешать не смогла.

— Как ты? — спросил он меня.

— Ничего, — ответил я. — Морда зажила, работать вот еду.

— Жаль, — сказал он.

— Почему?

— Надо же отомстить папашке!

— Не, я уже не мститель.

— Жаль. А я новую банду думаю собрать. Человек десять — двенадцать. Монтажки возьмём на этот раз. Убьём так убьём — мне терять нечего.

— Ну, успехов.

Дали зелёный свет. Проводница закрывала дверь, мать тянула меня к вагону. Я вскочил на подножку.

— Давай, Валер! — помахал другу. — Удачи тебе!

— Тебе удачи! — помахал он мне в ответ. — Возвращайся только миллионером. А Оплоту мы ещё покажем кузькину мать.

Проводница закрыла дверь, я прошёл на своё место. Мать с Валеркой всё ещё махали мне. Скрылись из вида вскоре. Я взял постель и стал укладываться.

Назад я уже никогда не вернулся.

СЕКРЕТ ТВОЕГО ИМЕНИ

— Тамара… — пробовал он на вкус имя. — Та-ма-ра.

— А тебя? — спросила она.

— Глеб.

— У-ух!

— Что?

— Да так, ничего. Первого Глеба вижу за свою жизнь.

— Не, я Тамар видел.

Аудитория постепенно заполнялась. Девчонок было больше. Все чувствовали скованность — первый учебный день всё же.

— В той башне высокой и тесной, — мрачно забубнил Глеб. — Царица Тамара жила.

Тамара заулыбалась.

— Прекрасна, как ангел небесный, как демон, коварна и зла.

— Да ты знаток поэзии!

— Так, всплыло…Тамар, а ведь имя, оно на судьбу влияет, ты знаешь?

— Нет.

— Влияет. Вот “Тамара” — к какой-то распутной жизни склоняет, нет?

Тамара наигранно обиделась.

— Потому что говорю я “Тамара”, и мне сразу такая картина видится. Мужик пьяный, в трусах и с бутылкой в руке, и вот так орёт: «Та-ма-ра-а-а!!!»

Тамара изобразила ещё большую обиду, но не злобно, понимающе — ей льстило общение с остроумным парнем. Она даже улыбнулась через секунду. Сидевшие поблизости девчонки тоже обратили внимание на Глеба.

— А когда ты «Глеб» произносишь, что тебе видится? — нашла что ответить Тамара.

— Глеб? — переспросил Глеб. — Глеб… это как рукой по воздуху махнули. Глеб! Глеб — это квадрат. Это квантовый модуль. Цельность, собранность, целеустремлённость. Вот что такое Глеб.

Девчонки улыбались ему. Девчонкам нравится, когда их развлекают.

— А Света если? — спросила одна из них.

— Тебя Светой зовут?

— Я просто узнать хочу.

— Хорошо. Видишь ли, Света…тут тогда надо «Светлана» брать.

— Бери.

Глеб задумался на пару секунд.

— Светлана — это женская самоотверженность. Муж ночевать не пришёл, дети капризничают. Скорбная женщина укладывает их в кроватку. Вытирает слёзы.

— Спаси-и-ибо.

— Не за что.

— А Марата сможешь? — повернулся один из немногочисленных парней.

— Марат — это полное имя?

Девчонки засмеялись.

— Самое полное.

— Мужские имена сложнее. Особенно чужие.

— Давай, не стесняйся.

Пришлось снова задуматься.

— Только одно вижу, — сказал Глеб. — Невспаханное поле.

— Поле? Ни фига себе.

— Да, поле. Земля коричневая такая. Ветер дует, ковыль колышется.

— Татары на Русь идут… — добавила Тамара.

Все грохнули со смеха.

— Вот, видите, — смеялся Глеб. — Уже ученики появились. Это быстро перенимается.

Аудитория заполнилась. Вскоре подтянулись преподаватели. Всех разбили на группы, а декан толкнул речугу. Не ждите лёгкой жизни — вот главный её мотив.

Глеб попал в группу к молодой преподавательнице — она только начинала работать. Диспозиция ему понравилась — Елена Фёдоровна, так звали преподавательницу, внешностью своей обещала долгое и томное общение. Очень лучезарно улыбалась. Поздравила всех с поступлением.

Сентябрь. Учёба. Университет.

— Глеб, — подходили к нему весь первый семестр девушки. — Растолкуй моё имя тоже.

— А что мне за это будет?

— Я тебя поцелую.

— Лады. Значит…Марина.

— Марина.

— Марина, Марина, Марина. Влагой какой-то веет.

— Ну, это я сама знаю! Марина от «моря» произошло, и всё такое — как-то там по-гречески.

— Хорошо, хорошо. Другая версия.

Он думал несколько напряжённых секунд, потом выдавал:

— Марина — это разлука. Муж пил, денег не приносил, приходится расставаться. Прощай, говорит он. Пошёл к чёрту, отвечает она. Расстаются не друзьями.

— Ну вот, мракобесие какое-то!

— Ассоциация.

— Какие-то они у тебя мрачные. Мужи пьяные, и всё такое.

— А что вас ждёт ещё!?

— Ладно, вот тебе поцелуй.

Марина, девушка стильная и куражная, чмокала его в щёку.

— А в губы?

— В губы любимого только, дурачок.

Она убегала на лекцию, а Глеб думал, улыбаясь: «Нелюбимый».

— А меня истолкуешь?

— Что-то не помню твоё имя.

— Жанна.

— Ах да, Жанна.

Студенты бурлили, толкались. Несли из буфета пирожки. Марат махал рукой — звал в курилку.

— Потом, Жан, ладно. Сейчас дел много.

— Ладно.

В курилке щедрый Марат угощал «Уинстоном».

— Гле-буш-ка! Судьбу предсказываешь, говорят. В корень зришь. Ну-ка, продемонстрируй.

— Натали-и-и, — вместо приветствия пел Глеб. — Утоли мои печали, Натали-и-и…

Наташа усаживалась к нему на колени — она была смелой девушкой и никого не стеснялась.

— Давай, — кивала. — Порази моё воображение.

— Зачем тебе судьбу знать? — спрашивал Глеб. — Ты же сильная женщина.

— За женщину в ухо получишь. А судьбу хочу знать, чтобы избежать ошибок.

— Их у тебя не будет.

— Давай, не тяни резину.

— Наталья — это чувственная безжалостность. Муж хоть и пил, но нечего мужик был — но она всё равно бьёт его шваброй. Швыряет лифчиками, матерится. Других мужиков водит. Но жалеет его, жалеет.

— У тебя хорошие судьбы бывают?

— Да где ты про хорошие слышала?

— В кино видела.

— Что-то не помню такое кино.

Перед первым зачётом он почему-то волновался.

— Надо же, как первоклассник.

— Я тоже волнуюсь, — отвечал Марат.

— Глеб! Ну как там, что придумал?

— А, Жанна. Тяжело что-то у тебя придумать.

— Ну вот!

— Даже образы никакие не всплывают. Только напряжение чувствуется.

— Я так хотела узнать…

— Нечего, не расстраивайся. До Нового года всплывёт.

— Ну ладно.

«Жанна, — думал он на зачёте. — Как же Жанна?»

Зачёт с первого раза не сдал. Пришлось дважды. Но зато остальные пошли как по маслу.

— Слышал новость? — спросил его Марат в первый учебный день после Нового года.

— Какую?

— Жанну с пятой группы знаешь?

— Ну.

— Вены вскрыла.

Он обомлел.

— Насмерть?

— Ну да. На венок сдавать будешь?

В целом семестр закончился успешно. Экзамены Глеб сдал на четвёрки — но это нормально. На каникулы ушёл с чистой совестью.

Все каникулы пролежал на диване. Сутки напролёт смотрел телевизор. Думал:

«Точно. Совершенно точно. Жанна — это вскрытые вены».

ЖЕНЩИНА ТЫСЯЧИ МУЖЧИН

— Иду! Иду! — кричала она, подбегая к двери. Мельком взглянула на себя в зеркало — вроде нормально. Не считая, конечно, живота.