Квартира - Павел Астахов

— Тридцать второго года рождения, но выглядит лет на десять моложе. Седой, рост сто семьдесят пять. На правой щеке, ближе к носу, родимое пятно размером и формой с сушеную горошину. На подбородке в самом низу косой шрам длиной два сантиметра. Так, еще. На левом ухе возле слухового отверстия небольшой вырост, примерно на пять миллиметров. Это остатки от операции в детстве по удалению так называемой серьги. Что еще?

— Да уже достаточно, господин адвокат, — остановил Павлова полковник, — кажется, уже нашли вашего отца… — Он сделал паузу, вздохнул и неуверенно добавил: — Вы только не волнуйтесь; возможно, здесь ошибка, но человек с похожими приметами ночью доставлен в третий городской морг.

Ступенька

Все произошло быстро и совершенно неожиданно. Едва Андрей Андреевич передал хулигана пассажирам, протиснулся вперед и занес ногу, чтобы шагнуть следом, лысый вдруг освободился от объятий «конвоя» и резко махнул свободной левой рукой. Стальной кулак, затянутый в кожаную перчатку, впечатался в висок старика.

От резкого, неожиданного и очень сильного удара Андрея Андреевича развернуло, он потерял равновесие, уронил изъятый нож и, беспомощно ловя руками потерянный баланс, полетел навзничь вниз с подножки электропоезда.

— Да что ж ты?! — только и успел возмущенно крикнуть он.

ХХРРРЯПС!!! — с жутким хрустом Андрей Андреевич ткнулся головой в обледенелую землю, — последний вагон остановился в том месте, где короткая платформа уже закончилась.

— Готов, Захар. Ноги!

Лысого тянули в сторону четыре руки его подельников, которые все это время ожидали в тамбуре и так неожиданно подключились в самый последний момент. Но Захар не спешил, а завороженно смотрел на открытые глаза старика.

«Зачем? — ясно читалось в застывшем удивленном и негодующем взгляде лежащего пассажира. — Ради чего?..»

— Захар! Захар!!! Валим отсюда. Ты чего залип? Ноги!! Менты! Вон идут вдоль перрона! — Его с силой поволокли от лежащего на земле Павлова.

Лысый, оттолкнул дружков, высвободил руку, отшвырнул ремень в сторону и наклонился к земле. Подобрал нож. Аккуратно сложил его и сунул в карман. Развернулся и пошел в темноту. А перед глазами Андрея Андреевича вдруг пронеслась вся его жизнь: детский концлагерь, холодная и голодная, но счастливая послевоенная Москва, учеба по четырнадцать часов каждый день, МИД и годы тяжкой кропотливой работы, ревниво отбирающей тебя даже у собственной семьи. Он увидел и заново пережил каждый миг бытия — до самого последнего, на выходе из ночной электрички. А главное, он откуда-то знал, что умер.

«И что дальше?»

Многие годы безверия не позволяли Андрею Андреевичу ни бояться ада, ни рассчитывать на райские кущи. Но какое-то новое чувство уже подсказывало ему, что все только начинается.

Опознание

Профессия накладывает свои требования на каждого специалиста: хирург должен оперировать тяжелобольного человека, спасатель — доставать застрявшего в вентиляционной шахте сорванца, а адвокат — участвовать вместе со своим подзащитным в опознании. И все эти люди почти «на автомате» и достаточно качественно исполняют свою функцию — до тех пор, пока эта ситуация не касается их лично. Артем, десятки раз проходивший через процедуру опознания и инструктировавший своих клиентов, как себя вести и на что обращать внимание, сегодня совершенно растерялся. Он быстро приехал в указанный дежурным по ГУВД морг, а теперь в ужасе и полном замешательстве стоял перед телом отца. В том, что на вывезенной каталке лежал именно А. А. Павлов, не было никаких сомнений. Сомнения были в том, что все происходящее не кошмарный сон, а жестокая явь.

— М-м-м…

Врач-патологоанатом уже минут десять переминался с ноги на ногу, не смея потревожить молчащего адвоката. Он погрозил кулаком двум медсестрам, которые выглядывали из-за двери, перешептываясь и указывая на Павлова. Девчонки давно привыкли к постоянному соседству со смертью и не замечали ее, а вот заехавшая знаменитость — это было целое событие. Врач кашлянул:

— Э-э, Артемий Андреевич, с вами все в порядке?

— Что? Да, в общем. — Павлов потер виски и сам накрыл лицо отца белой простыней. Андрей Андреевич лежал спокойно и, казалось, ненадолго заснул. Умиротворенный седовласый старик с точеным профилем. Смущал только небольшой кровоподтек на правом виске.

— Прости, папа! Как это произошло? — Артем повернулся к врачу.

Тот покачал головой:

— Сразу сказать сложно. Но, по всей видимости, падение. Неудачно шагнул с подножки электрички.

— Вы уверены?

— Ну, практически. Следов борьбы не видно. Падение с высоты собственного тела. Мы, конечно, еще не все исследования провели. Но, как говорится, расстрелянный вряд ли был отравлен. Хотя… — врач почесал переносицу, — всякое бывает.

— В любом случае я попрошу вас еще раз тщательно все проверить, — посмотрел ему в глаза Артем, а затем развернулся и вышел.

Ремонт

Родной подъезд встретил пережившего и морг, и разговор с мамой смертельно уставшего Артема Павлова грохотом, руганью и режуще нервной атмосферой. Даже его тихая, интеллигентная соседка, вдова архитектора Штольца, пожилая дама и скульптор по профессии, словно заразилась всеобщим психозом.

— Где же это видано, чтобы под зиму батареи менять?! Вы совсем ополоумели, что ли?! — кричала Варвара Серафимовна Штольц, пытаясь не пропустить двух мрачных работяг, тащивших трубу и сварочный аппарат в подъезд дома.

— Уйди, тетка! Зашибем! — угрожающе проворчал один, направляя на воинственную даму ствол ржавой трубы, а второй замахнулся автогеном:

— У-у-у! За-ра-за!

Но опустить руку с инструментом он не смог. Артем, словно стальными тисками, сжал руку. Сварщик охнул и осел прямо на землю.

— Ой! За-ра-за какая! Больно же.

— Вы аккуратнее размахивайте этим железом.

Сварщик поднял взбешенный взгляд и поперхнулся. Не менее яростные глаза молодого мужчины спортивного телосложения не обещали ничего хорошего. Варвара Серафимовна благодарно склонилась в реверансе:

— О! Мерси, месье Павлов! Большое спасибо!

Павлов через силу улыбнулся.

— Не стоит благодарности, Варвара Серафимовна. А что, собственно говоря, происходит в нашем доме?

— Представьте себе, Артемий Андреевич, я вернулась из Флоренции, а в квартире — настоящая Сибирь! Эти варвары отключили отопление! — вознегодовала дама. — Кошмар! Я не могу ваять. Глина застывает, руки мерзнут.

Павлов понимающе кивнул. Мадам Штольц, прожившая полгода в Италии у друзей семьи, совсем отвыкла от отечественных реалий. Домой она вернулась позавчера, и лишь затем, чтобы наконец завершить задуманную еще в молодости композицию «Новое и старое». А в квартире, как оказалось, нет тепла!

— Так. Товарищи творцы… — Павлов повернулся к злобно озирающимся рабочим. — Кто отдал распоряжение? Где письменное решение? Почему не уведомили жильцов? Где объявление? Кто начальник? Сроки ремонта?

Засыпанные вопросами адвоката-жильца работяги сопели и не могли сказать ничего членораздельного:

— Ну… э-э-э, э-это… как его…. Э-э-э… ы-ы-ы… ну это… Митрич, кажись, распорядился…

— Так, так. Уже теплее. Хоть ясно, с кого спрашивать. И где же его найти?

— А вона он бежит, — махнул все еще потирающий руку сварщик.

Павлов пригляделся. По противоположной стороне переулка очень быстро шагал маленький колобок. Он смешно переваливался и беспрерывно обтирал лицо большим носовым платком. Приблизившись к группе на крыльце и догадавшись, что налицо конфликт, он тут же ненатурально улыбнулся.

— Прошу прощения. Добренький денек! Что случилось? Господин Павлов, если не ошибаюсь?

Павлов молча кивнул.

— А я Жучков. Можно просто Сан Митрич. Чем могу служить?

Он так быстро и так невинно заморгал своими лазурно-голубыми глазками с белыми ресницами-пушинками, что Артем не выдержал, усмехнулся.

«Прямо ангелочек какой-то…»

— Вот ваши работнички учинили безобразие, — слегка пародируя собеседника, ответил он, — мешают жильцам. Нарушают конституционное право на отдых, здоровье и безопасность.

— Именно! Заморозили весь дом! Безобразие… — почувствовав подкрепление, вступила в дискуссию соседка, — я пойду в рай… в райсвет… в райсовет! Найду на вас управу.

Жучков заволновался, глазки забегали, а реснички заморгали еще быстрее.

— Ай-ай-яй! Не беспокойтесь, уважаемые! Не беспокойтесь. Сейчас разберусь, и быстренько наведем порядочек, — он показал свой кругленький кулачок слесарям. — Ух, безобразники! Быстро все восстановить. В кратчайшие сроки пустить в дом тепло!

Павлов грустно усмехнулся и с чувством победителя двинулся к подъездной двери. К похоронам отца ему предстояло очень и очень многое успеть.