Девианты (СИ) - Беннетт Натали

Чего?

— Нет, конечно же, это не так.

Джинкс меня не слушала. Она пришла в бешенство и вскочила на ноги.

Мы с Арлен переглянулись.

Обе прекрасно понимали, что отсюда не выбраться без тщательной подготовки. И вообще, куда, черт возьми, нам податься? Три женщины, оказавшиеся в одиночку в Бесплодных пустошах, не имеющие ничего на продажу, кроме собственного тела, с нулевыми финансами — до безобразия смешно.

Я продержалась всего лишь пару недель, и то с помощью Тито. Не хотелось бороться за выживание изо дня в день. Кроме того, существовала вся эта история с беременностью, о которой не проронила ни слова. В львином логове было бы гораздо безопаснее.

— Нам необходимо убираться, — с досадой заключила Джинкс.

Любопытно, знает ли она, что произнесла это пятнадцать раз за десять минут.

— Уйти отсюда было бы самоубийством, — возразила Арлен. — Я заметила, что дерьмо вот-вот попадет на вентилятор, когда Гримм вез меня сюда. Под защитой Дикарей безопаснее. Кроме того, тебе же известно, что она не может уйти по вполне очевидным причинам, так что не совсем понимаю, как предлагаешь ей это сделать.

Конечно, я согласилась, но не собиралась пытаться вразумить Джинкс, это было бы бессмысленно, поэтому все упростила.

— Я не могу. Более того — не хочу.

— Каллиста. Конечно, ты можешь, — она абсолютно проигнорировала последнюю часть моей фразы.

— Она никуда не уйдет.

Дерьмо.

— Дерьмо, — повторила вслух мою мысль Арлен.

Ромеро вошел в комнату, а за ним следовали Гримм, Кобра и парень, которого никогда раньше не видела.

Он был чуть ниже Рома, хорошо сложен, с копной каштановых волос и самыми яркими зелеными глазами, которые когда-либо приходилось видеть.

Темный взгляд Гримма сосредоточился на моем лице, а уголок рта дернулся, предлагая мне самое близкое подобие улыбки. Я быстро ответила на нее, как раз когда Джинкс сотворила самую идиотскую вещь, которую только могла.

Обернувшись, бросила взгляд на Ромеро и пересекла границу, которую я считала личным пространством.

— Ты не имеешь права держать ее здесь как заложницу. Да зачем она вообще тебе нужна? Кто, по-твоему…

Продолжение фразы оборвалось громким и болезненным воплем. Ромеро поднял ее за горло и впечатал спиной в стену.

— Не знаю, за кого ты, бл*ть, меня принимаешь, но если еще раз заговоришь со мной в таком тоне, это будет последним, что сделаешь. Учти, это твое первое и единственное предупреждение, любезно вынесенное Кали.

Джинкс испустила жалобный звук и стала царапать его руки. Я медленно поднялась с кровати, вызвав легкое покачивание головы Гримма, предупреждающего не вмешиваться.

— Кали — королева. Ты всего лишь дырка для Тито, в которую он спускает свою сперму. Подобные тебе, двуличные суки, не заслуживают даже дышать одним с ней воздухом. Знай, что отныне, моя девочка всегда будет сыта, в безопасности и тщательно оттрахана до конца своих дней.

Он швырнул девушку через всю комнату, будто та ничего не весила; она едва-едва приземлилась в коридоре с тихим всхлипом.

— Заприте ее, — приказал он.

— Я понял, — вызвался шатен, быстро покинув комнату.

— Малявка, — обратился Гримм к Арлен.

Без возражений она направилась к нему, по пути сжав мою руку.

Едва они ушли, и дверь закрылась, а Кобра проследовал за ними, Ромеро повернулся ко мне.

— Ты меня не любишь? — голос его был столь же напряженным, как и мышцы. Вопрос прозвучал как угроза, а я не ожидала, что он задаст его.

Впервые в жизни, можно сказать, у меня отсох язык. Хотела бы отмотать время назад и вернуть все обратно.

Нельзя было просто вскрыть грудную клетку и вывалить все наружу. Не тогда, когда дело доходило до обсуждения подобного. Ничто и никогда не пугало меня так сильно, как то, что чувствовала к нему. Хотелось отдать ему все, но понимала, что если он злоупотребит, или не почувствует того же, это не просто раздавит меня, а убьет.

Однако избегать стада слонов в комнате больше не собиралась. Когда-то мечтала быть с ним без необходимости притворяться, а теперь не могла. Появилась уверенность, свобода, возможность самой решать, чего хочу, не беспокоясь о том, что предаю кого-то.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Ты не доверяешь мне. Я не доверяю тебе, ну, не в полной мере. Конечно же, знаю, что ты будешь держать меня в безопасности, кормить и тщательно трахать, — поддразнила, чтобы разрядить обстановку, — но даже понятия не имею, есть ли у тебя какие-то скрытые мотивы, чтобы облапошить меня.

Он пристально рассматривал меня так, словно смысл этих слов был абсурден.

— Ты бросил меня «умирать» на мосту и ушел с Девидом, не оглядываясь.

— Кали, я не умею разговаривать по душам, а нам действительно необходимо преодолеть это мелкое недоразумение, чтобы сосредоточиться на том, что собираемся делать дальше. Мне нужно, чтобы ты воспользовалась своими гребаными мозгами и сложила два и два. Зачем мне было оставлять тебя с моим братом, если я хотел твоей смерти? Он был с тобой в той машине. В него стреляли. Ничто из этого не должно было произойти. Ситуация могла обернуться гораздо хуже. Я мог потерять вас обоих. Знаю, что причинил тебе боль, но ничего другого сделать не мог. Я старался тебя защитить и, бл*ть, потерпел неудачу. Пытался помешать Девиду получить тебя, — переместившись, выпрямился во весь рост и уставился на меня холодным взглядом. — Чертовски ненавижу, что был вынужден уйти. Прошу прощения за то, что не рассказал о происходившем. Но не приношу извинений ни за один свой поступок.

Сглотнув, откинула голову назад и шумно выдохнула, даже не заметив, что задержала дыхание. Ромеро Дэвилл только что принес извинения… вроде того. Где же конфетти? Обернувшись к нему, встретила пронизывающий взгляд.

— Ты не потерпел неудачу, ведь у него меня нет, и теперь я даже больше… — запнулась.

Как же признаться кому-то, что для тебя больше не существует понятий добра и зла? Интересно, знал ли он о царящем во мне хаосе или яде, текущем по венам и жаждущем выхода.

Как оказалось, мне не стоило сомневаться во всем этом. Следовало бы разобраться получше. Ведь речь шла о Ромеро. Именно благодаря ему я стала такой сильной, как сейчас. Всякий раз, когда падала, он заставлял меня подняться.

Я научилась смотреть в лицо своему прошлому в тот день, когда он запер меня в одной комнате с епископом и вручил нож.

Мужчина с самого начала подталкивал меня к мраку, терпеливо ожидая в тени, дабы не оставлять в одиночестве.

— Подобна мне, — добавил он после того, как между нами воцарилось молчание. — Ты гораздо больше похожа на меня.

Кивнула, вырисовывая невидимые узоры на покрывале.

— Это никогда не прекратится, так ведь?

Знала, что он поймет, о чем на самом деле спрашивала. Неужели навсегда застряну в этом чертовом конвейере горя? Ведь прошла весь путь от принятия до гнева и депрессии.

Покачав головой, мужчина глубоко вздохнул.

— Ничто и никогда не заглушает боль. Независимо от того, как глубоко ты ее хоронишь, она всегда борется, чтобы выбраться на поверхность, поэтому лишь учишься жить с ней.

Удивленно взглянув на него, чуть не свалилась с кровати. Ожидала, что он выскажется гораздо более неопределенно.

Ром не обсуждал чувства… по крайней мере, свои. В Бесплодных пустошах поговаривали, что у него их вовсе нет. Казалось, все внимание сосредоточено лишь на репутации, которая сделала его столь печально известным за все эти годы. Он был изгоем, отверженным, больным на всю долбанную башку. У него были собственные законы и правила, он получал все, что хотел, и никогда не извинялся за это.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Все это было неправдой.

Он был призван стать непреодолимой мощью, никогда не проявляющей эмоций и ничего не чувствующей. Но, в конечном итоге, он не был каменным. Дьявол испытывал боль, как и все мы. Ром преобразовывал ее в силу.

В ответ на мое затянувшиеся молчание он продолжил.

— Конечно, мы заключили сделку, ты и я, но четверо других епископов скрываются. О них ничего не слышно, а Девид ушел в подполье, как только выяснил, что я не намерен тебя отдавать.