Дерево лжи - Фрэнсис Хардинг

— Прошу, садитесь, — сказал Клэй. — Чем могу быть полезен вам, леди?

— Что ж, я зашла, чтобы договориться об аренде скамьи для моей семьи, — начала Миртл, — но… откровенно говоря, мистер Клэй, еще я надеялась увидеть хотя бы одно дружелюбное лицо. — Она сказала это с надломом, большие голубые глаза ее при этом трогательно засияли. — Сегодня утром с нами плохо обошлись в городе, и я… может быть, это покажется вам глупостью, но я не знаю почему. Пожалуйста, будьте честны со мной, мистер Клэй. Я сделала что-то ужасное и всех обидела?

Фейт вонзила ногти в ладони. На улице Миртл командовала ею, как типичный солдафон, а теперь, в обществе джентльмена, внезапно превратилась в дрожащего олененка.

— О, миссис Сандерли, вам наверняка показалось! — Клэй растаял. Мужчины всегда таяли от такого обращения.

— Все дело в том жутком происшествии с бедным мальчиком, который пострадал на нашей территории? — спросила Миртл.

— Это… сыграло не в вашу пользу, миссис Сандерли. Но мой сын Пол говорит, что бедняга чувствует себя лучше, чем ожидалось.

— Скорее всего, ногу ему не отрежут, — бесцеремонно вмешался Пол, серьезно посмотрев на дам широко расставленными карими глазами. Он был ровесником пострадавшего мальчика, и Фейт подумала, что они, возможно, друзья.

— Но главная причина… — Клэй резко замолчал и неуверенно взглянул на Фейт.

Миртл поняла его замешательство и тотчас обратилась к Фейт:

— Фейт, не хочешь взглянуть на фотографии мистера Клэя?

— И правда! — Клэй ухватился за эту идею. — Пол тебе все покажет.

Фейт позволила Полу, по-прежнему хранившему каменное выражение лица, проводить ее в дальний конец помещения. На полках и камине было расставлено множество фотографий людей в застывших позах, большинство размером не больше ладони.

— Вот это непростая фотография. — Пол указал на снимок, где двое мужчин смотрели друг на друга. Один сидел и играл на виолончели, а второй в костюме дирижера стоял, взмахнув палочкой. Приглядевшись, Фейт поняла, что музыканты похожи как две капли воды. — Одного и того же мужчину сфотографировали два раза. Ты ни за что не найдешь место склейки.

Фейт обратила внимание на другую фотографию. На переднем плане сидел малыш максимум двух лет от роду, а за его спиной нависала фигура человека, закутанного в черную ткань, почти неразличимую на темном фоне.

— Иногда маленькие дети капризничают или плачут во время съемки, и это портит фотографию. — Пол указал на темную фигуру. — Но когда рядом мы сажаем мать, даже спрятанную под тканью, они перестают бояться.

Бросив взгляд в противоположную часть комнаты, Фейт увидела, как Клэй протянул Миртл газету и указал на какой-то заголовок. Миртл начала читать. Газета в ее руках задрожала. «Информер». На самом деле Фейт и так уже догадалась, почему от них все отшатнулись. Скандал вокруг ее отца добрался до Вейна и перестал быть для кого-либо секретом.

— Может быть, тебя заинтересует вот это.

Пол прервал ее размышления, кивнув в сторону деревянной коробочки с двумя окулярами. Фейт сразу же опознала стереоскоп — хитрый прибор, который показывал каждому глазу немного другую картинку, поэтому она казалась трехмерной. Девочка задумчиво поднесла его к лицу и всмотрелась. Когда ее взгляд сфокусировался, она ужаснулась. Фотография запечатлела сцену убийства в переулке: преступник занес клинок над телом окровавленной женщины. От солнечного сплетения до низа живота тянулась длинная рана.

Дрожащей рукой Фейт медленно опустила стереоскоп. До нынешнего дня все, что она видела, — это экзотические пейзажи и причудливые картинки с феями, что посылают детям сладкие сны. Такое жуткое изображение не следовало показывать леди.

Пол встретил ее взгляд холодно и невозмутимо. Он и правда сердился, сейчас Фейт была в этом уверена, — сердился на семейство Сандерли из-за того, что его друг пострадал. Вот почему он решил отыграться на самой легкой мишени — скучной, аккуратной, стеснительной дочери преподобного. Это было жестоко, опрометчиво и глупо, и он знал, что ему попадет. Его глаза бросали ей вызов, подталкивая нажаловаться.

Внезапно Фейт тоже разозлилась. Ее стали бесить Вейн, этот нелепый капкан, мать, унижения и перешептывания, секреты и ложь. А больше всего ее бесило, что, если она вскрикнет, убежит или еще каким-то образом доставит Полу неприятности, это будет значить, что он победил. Она подтвердит, что он был прав — что она действительно скучная, аккуратная, стеснительная дочь Сандерли, и не более того. Поэтому она не стала делать ничего из перечисленного, а вместо этого улыбнулась.

— Однажды я помогала отцу с чучелом игуаны, — тихо произнесла она. — Нам пришлось сделать такой же разрез, чтобы извлечь внутренности.

Секунды убегали, каждая длиной в вечность. Правила трещали по швам. Трудно было понять, потрясли ли Пола ее слова, но он какое-то время молчал.

— Я привык иметь дело с чем-то покрупнее ящерицы, — наконец отреагировал Пол, затем подошел к другой полке.

Фейт последовала за ним. Самое первое изображение на полке привлекло ее внимание. В рамке было два снимка, оба показывали одну и ту же хорошенькую девушку с аккуратной прической. На одной фотографии, подписанной «Крепко спи», ее глаза были закрыты. На второй, с надписью «Проснись», она широко распахнула глаза.

— Мой отец дорисовывает глаза, — сказал Пол, — если семья хочет, чтобы они выглядели естественно.

Фейт потребовалась секунда-другая, чтобы понять, что изображено на снимках. Девушка была покойницей, и ее сфотографировали на память. Любящие родственники уложили тело так, чтобы казалось, будто она отдыхает. Остальные фотокарточки на этой полке были в том же духе, поняла Фейт, ведь теперь она знала, на что смотреть. Многие снимки были семейными, причем один член семьи всегда был наклонен вперед чуть сильнее, чем остальные, или его подпирали подушками, спинками кресел, иногда поддерживали руками. Когда умирали братья Фейт, их не снимали на память. От них остались другие памятные вещи: бережно хранимые детские бутылочки, пряди волос.

— Я помогаю сажать их в нужное положение, — добавил Пол. — Только нужно успеть сделать снимок, пока тело не окоченело. — Его лицо приобрело прежнее выражение подчеркнутой вежливости. «Твоя очередь», — говорили его глаза.

— Как ты посадил этого? — Фейт ткнула в маленькую фотографию мальчика, который сидел в детской комнате с игрушечным солдатиком в руке, один и без поддержки.

— Эта фотография сделана по-другому. — Пол поколебался. — Отец сфотографировал этого мальчика… потом вырезал голову, очень аккуратно, и приклеил на мой старый снимок. Он всегда много меня фотографировал, так что ему легко делать портреты покойников из моих снимков, если клиенты захотят.