Обманутая жена - Мила Реброва
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Его губы перешли к другой груди, повторяя с ней те же действия, но работая ртом более напористо и подключая зубы, отчего горящий огнем сосок запылал с новой силой. Необычайное ощущение между ног разгоралось всё сильнее, превращаясь в нестерпимый зуд.
К счастью, Арман продолжал таранить меня между ног, имитируя половой акт прямо в одежде, отчего возбуждение в моем теле только набирало обороты. Возможно, позже мне станет стыдно за столь распущенное поведение, но сейчас это трение было всем, о чем я могла думать и желать.
Губы Армана, его ненасытный рот дарили мне такие незабываемые ощущения, что я готова была на всё что угодно, лишь бы он не останавливался. Кого волнует стыд, когда тебе настолько хорошо?
* * *
– О чем ты думаешь? – вывел меня из полудремы голос Армана.
Его монотонные поглаживания по моей обнаженной спине настолько расслабили меня, что я уже была готова улететь в царство снов.
Мы лежали на кровати, просто наслаждаясь тишиной и послевкусием того, что между нами произошло. После того как мы оба пришли к своему завершению прямо в одежде, Арман ушел в ванную и, вернувшись в одних брюках, заявил, что хочет полежать со мной на кровати. И не просто полежать, судя по тому, что он, избавив меня от моей футболки прямо вместе с бельем, потянул меня на кровать, лег на спину и распластал мое несопротивляющееся тело на своей груди.
Было так приятно лежать на нем, чувствуя каждый бугор, каждую мышцу обнаженной кожей. Он был таким теплым и приятным, что мне просто хотелось лежать так вечность, наслаждаясь его запахом и ласками.
Никогда бы не подумала, что близость мужчины может быть настолько притягательной.
– Ни о чем, – призналась я, потершись о него носом, словно игривый котенок. – А ты?
– О том, что мы будем делать, когда к тебе вернется зрение, – проворковал Арман, переворачивая меня на спину и укладываясь головой на мою обнаженную грудь.
«Когда», а не «если». Не знаю как, но его уверенность, что операция пройдет успешно, передалась и мне. Я почти не думала ни о чем плохом. Арман своим напором и лаской словно выбил напрочь все сомнения.
– И что же мы будем делать? – с любопытством спросила я, пытаясь не думать о том, что он видит меня практически голой.
Арман вдруг нежно целует меня, обхватывая мое лицо и поглаживая подушечками больших пальцев скулы. Я просто утопаю в его нежности, наслаждаясь каждой секундой происходящего.
– Ты хоть знаешь, какая ты красивая? Смотрю на тебя и не могу насмотреться… – Снова поцелуй, после которого все здравые мысли в очередной раз за этот день напрочь вылетают из головы.
Кто бы мог подумать, что целоваться может быть так приятно?
– Мы уедем в путешествие. Только ты и я. Будем наслаждаться твоей свободой, – шепчет на ухо этот обольститель, прерывая поцелуй и давая мне отдышаться.
– Мы и так путешествуем. И мы вдвоем, – возразила я ему. – И о какой свободе ты говоришь?
– О свободе от твоей тьмы. Ты будешь видеть, Очаровашка, и просто должна посмотреть на красоту этого мира. Я не позволю тебе больше быть в заточении, – неожиданно дает он обещание, от которого у меня всё просто переворачивается внутри, а к глазам подступают слезы.
Как он может быть таким совершенным?
Глава 11
Эла
– Ты что, будешь тут всё время? – недоверчиво спросила я.
– А куда я денусь? Зря мы, что ли, королевскую палату сняли? – хмыкнул Арман, помогая мне переодеться в больничную одежду.
Вообще-то, это было обязанностью медсестры, но, зная мою проблему с присутствием и прикосновением чужих людей, Арман выпроводил ее, прежде чем я даже рот успела открыть.
Несколько дней отсрочки прошли как один миг. Чем мы только не занимались. Гуляли, в основном ночью, когда было немноголюдно, но, кроме прогулок, было еще много увлекательных моментов. Арман даже арендовал для нас огромный спа-центр, где лично провел для меня процедуру массажа, после чего мы отправились плавать в бассейне, и я почти не испугалась этого.
С ним я перестала многого бояться и опасаться. Арман словно смыл всё плохое, что случилось со мной. Я неустанно спрашивала себя: как за такое короткое время этот незнакомец и враг смог стать таким близким и… родным?
* * *
– …должен же кто-то помогать тебе одеться? Хотя лично я больше люблю тебя раздевать, – прервал мои размышления этот невозможный мужчина.
– Арман! – одернула я его, когда наглая ручища бесцеремонно ущипнула меня за сосок.
– Прости, не смог устоять, – его голос звучал совершенно без сожаления. Арман наконец натягивает на меня это ужасное одеяние, которое завязывается на спине с помощью шнурков. Моя спина и попа остаются практически обнаженными.
– Мне что, так и ходить, сверкая голой задницей? – ежусь я, только представив себе эту картину.
– Очаровашка, ты действительно считаешь, что я позволю хоть кому-нибудь увидеть твой зад? – рычит он в шутливой манере. – Тут есть халат.
– Ты точно будешь со мной всё время? Тебя разве пустят? – не унимаюсь я, не в силах отбросить свое беспокойство и расслабиться.
Обследования и персонала больницы я опасалась больше самой операции. Даже попросила дать мне какой-нибудь седативный препарат, чтобы не начать буянить. Правда, Арман наотрез отказался от этой затеи, заявив, что я должна научиться смотреть в глаза своим страхам. Я заявила на это, что глаз у меня пока что нет. Воспринял он эту шутку, мягко говоря, не очень.
– Куда они денутся? Хайсам вкладывает бабло в эту клинику не для того, чтобы у администрации хватало наглости в чем-либо ему отказывать, – судя по всему, складывая мои вещи в сумку, ответил Арман.
– А зачем он вообще финансирует ее? – не могла понять я.
Я знала Хайсама. Напарник Армана, который был правой рукой моего отца, и, наверное, его же и предавший, чтобы занять главенствующее место в городе.
Зачем такому человеку вкладываться в больницу?
– Когда его жена попала в аварию, только здесь смогли помочь ей вновь начать ходить. Многие не давали хороших прогнозов, но здешние врачи не только провели операцию, но и поставили Кристину на ноги. Так что с тех пор Хайсам считает своим долгом поддерживать больницу, – объяснил Арман мотивы поступка своего друга.
– Так странно… Никогда бы не могла подумать, что в нем может быть благородство, – не зная зачем,