Сыны мести (СИ) - Баринова Марина Вячеславовна

Ормар тенью скользнул влево, взяв на себя двух хускарлов. Хакон Свейнссон коротко хохотнул, глядя на мое оружие.

— Раз ты так храбр, бей первым.

Он даже раскинул руки в стороны и открыл грудь, словно приглашая меня нанести удар. Я понимал, что это была ловушка. Помедлил, мысленно вознёс молитву к Тройну–воину, хотя и не верил, что бог до меня снизойдёт.

Хакон потерял терпение и ударил первым. Щита у него не было, топор он держал одной рукой, а вторая была готова выхватить с пояса нож. Хоть в этом у нас были равные шансы. Я отскочил, пригнулся, не сводя глаз с его ног. Вигдис всегда учила меня смотреть на ноги противника. Сын ярла ударил снова, и я вновь шарахнулся в сторону, не выпуская его из вида.

— Трус! — рявкнул он. — Бейся, раз обнажил оружие!

Позади меня трещало дерево и звенело железо. Значит, Ормар ещё держался.

Я прыгнул влево, стараясь направить врага спиной к костру. Хакон размахнулся и ударил от плеча. Я не успел отпрыгнуть и принял удар топором. Шарахнуло с такой силой, что отдало мне в зубы, но я не выронил оружия и с усилием отвёл удар.

Хакон зарычал — глаза потемнели от ярости, рожа исказилась зверской гримасой — и снова размахнулся.

В этот раз я был умнее. Поднырнул под открывшийся бок и врезал кулаком ему под ребро. Жаль, не успел вытащить нож. Удар получился слабым, ещё и смазанным. Я развернулся и оказался за спиной Хакона, но он мгновенно среагировал и обернулся ко мне.

— Мелкий сученыш. Кто учил тебя драться?

— Жрица Вигдис со Свартстунна, — широко улыбнулся я. Но радовался рано. Теперь костёр оказался за моей спиной, и ярлов сын, поняв своё преимущество, принялся оттеснять меня к огню.

— Ага, а я тогда сам Вод, — хохотнул Хакон.

Я мельком взглянул на Ормара. Начертатель каким–то чудом отбивался сразу от двоих, но явно уставал. Ничего у нас не выйдет, зато помрём с достоинством. Или без него — на волосок от смерти как–то уже и не до чести.

— Правильно, гори!

Я отскочил к самому костру, представил на левой руке руну Бран и, приготовившись ощутить жуткую боль, схватил рукой горсть углей. Боли в этот момент я не чувствовал — кровь и страх слишком во мне кипели. Теперь не смогу воспользоваться левой рукой, но попробовать стоило. Я швырнул угли в лицо Хакону.

— Твааааарь!

Хакон попытался закрыться от летевших в него раскалённых искр, но несколько долетели до цели. Кажется, один уголёк попал ему в глаз. Он взвыл и инстинктивно закрыл лицо свободной рукой. Этого мне было достаточно. Превозмогая боль от ожога, я подскочил к нему и со всей силы вонзил топор ему в бок.

Противно хрустнули кости. Хакон заорал и рухнул на колени. Но топор, зараза такая, из рук не выпустил.

— Вождь! — крикнул один из хускарлов и тут же запыхтел. Ормар воспользовался тем, что враг отвлекся, и резанул его по ноге.

Я с усилием вытащил топор из раны Хакона. Радоваться было рано. Противник схватил меня свободной рукой за запястье, бросил топор и потянулся за ножом.

— Иди сюда, мозгляк, — шипел он, утягивая меня к себе. Сопротивляясь, я едва не потерял равновесие, качнулся в сторону несколько раз, уворачиваясь от беспорядочных ударов ножом. Лезвие чиркнуло меня по груди, я стиснул зубы и попробовал замахнуться топором.

Позади меня охнул Ормар. Я оглянулся на него — и зря. Нож вонзился мне в бедро по самую рукоять.

— Аааа! — заорал я, ошалев от боли. Дёрнулся назад, угодил здоровой ногой в костёр и взметнул сноп искр. Кажется, загорелся.

Кровавая пелена застелила мне глаза. Ревя медведем от боли и страха, я высвободился из хватки Хакона, замахнулся по широкой дуге и рубанул ярлова сына топором по протянутой руке. Кисть повисла на лоскуте кожи. Хакон по–бабьи завопил и метнул в меня нож.

Я увернулся и рухнул на землю, туша вспыхнувшую одежду. Уже слабо соображал, что происходило. Позади — там, где бился Ормар, на миг стало тихо, но мгновением позже снова послышались звуки возни. Я оглянулся на учителя и увидел, что высокий хускарл стоял на четвереньках, баюкая рану в боку. Ормар лежал на земле, яростно отбиваясь от второго противника. Я не успевал ему помочь. Вот первый оклемался, поднялся на ноги, схватил оброненный тесак и двинулся на колдуна…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Осторожно! — заорал я, надеясь, что Ормар поймёт.

Хакон подполз ко мне и навис с ножом в руках. Половина его лица была испещрена ожогами от углей.

— Ты покойник, — прошипел он. А затем вздрогнул, выпучил глаза и рухнул, придавив меня к земле.

За его спиной метнулась чёрная тень — едва различимая в лесной ночи. Показалось? Я удивлённо моргнул и попытался выползти из–под Хакона. Тяжелый он был, подлец. Мне удалось приподняться, я с трудом отпихнул переставшего сопротивляться врага и почувствовал боль в животе. Урод успел незаметно ударить меня перед смертью.

— Проклятье, — тихо шепнул я. Рубаха стремительно пропитывалась кровью, голова начала кружиться. — Ну почему всегда так…

Я упал обратно на землю и больно треснулся затылком. Медленно повернул голову, силясь разглядеть Ормара. Тень, что добила Хакона, оказалась человеком, высоким и худым обладателем длинного ножа. Он пришёл на помощь колдуну, взял на себя одного из хускарлов, но я уже ничего не соображал. Перед глазами плыли круги, передо мной всё темнело.

— Ормар… — прохрипел я, не надеясь, что он меня услышит. — Кажется, я умираю.

— Хинрик!

Голос наставника звучал откуда–то издалека. На несколько мгновений я потерял сознание, но вскоре реальность ко мне вернулась. Я едва разлепил один глаз и повернул голову на голос начертателя.

— Он ранен. — Незнакомец отложил нож и присел на корточки возле меня. Бережно откинул полу плаща, что прикрывала мою рану и уставился на колдуна. — Плохо дело.

— Ты… кто? — прохрипел я, пытаясь лучше его разглядеть. Все краски в глазах поблёкли, мне было очень холодно, и я чувствовал, что терял остаток сил.

— Потом познакомимся, — отрезал он. — Если не помрёшь.

Ормар склонился надо мной. В свете луны его лицо казалось совсем бледным. Сквозь изодранный в бою плащ просвечивали несколько ран. Насколько они были глубоки, я не понял.

Колдун прикоснулся к моему лбу мокрыми от крови пальцами, закрыл глаза и принялся что–то шептать, рисуя на моей коже руны.

— Кишки вроде не задело. — Незнакомец продолжал разглядывать мою рану. — Но внутреннее брюхо пробило. Его нужно выхаживать.

Ормар дочитал воззвание, открыл глаз и кивнул.

— Можем прижечь и перевязать, но этого надолго не хватит. Ты местный?

Незнакомец кивнул.

— Моё имя Конгерм, местные зовут Птицеглазом. Здесь недалеко есть деревня, там живёт старуха–целительница. Лучше отнести его к ней. Правда, деревня занята разбойниками. Сейчас куда ни зайдёшь, везде наткнёшься на воинов. Рубят друг друга и сражаются не пойми за что. Но меня там знают, пропустят. Парень не выкарабкается без старухи.

— Как ты здесь оказался? — выдохнул я, с трудом сфокусировав взгляд на нашем внезапном спасителе.

— Заткнись, — отрезал Ормар. — И постарайся не терять сознание.

Легко сказать. Я словно плавал в холодном море: идя ко дну, каждый раз барахтался и пытался вынырнуть, но, оказавшись на воздухе, снова тонул в холодной тьме. Раны болели, но не так сильно, как я ожидал.

— Он молодец, — кивнул на меня Конгерм. — Вышел против могучего воина. Признаюсь, не думал, что твой парень его убьёт.

— Далеко до деревни? — перебил его Ормар.

— Не очень. Дойдём до развилки — и оттуда строго на север, в холмы. За ними небольшая долина и река.

Колдун внимательно глядел мне на лоб, но я понял, что он читал знаки богов.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Хинрик сам не дойдёт, — наконец сказал он. — Соорудим носилки. Ты уже помог нам, почтенный Конгерм, но я снова прошу тебя о помощи. И я заплачу за неё.

Конгерм с лёгкой усмешкой взглянул на моего наставника.

— Ничем ты мне не поможешь, Ормар–начертатель, а в серебре я не нуждаюсь. Но всё равно помогу.

На какое–то время я провалился в забытье и очнулся, когда двое мужей подняли меня и аккуратно переместили на носилки. У Ормара нашлась верёвка, а полотном для моего ложа послужил мой же плащ. Хорошо, что успел стащить его перед боем — сейчас это была наша единственная не дырявая вещь.