Шекспир. Биография - Питер Акройд

Другие подтверждения имеющегося у Шекспира театрального образования находим в биографиях его стратфордских школьных учителей. Двое из них, Томас Дженкинс и Джон Коттэм, учились в Мерчент-Тэйлорс-Скул[84] у Ричарда Мулкастера; педагогическая система Мулкастера «предполагала в основе обучения драму, и в особенности игру». Что может быть естественнее, чем продолжить традицию, начатую их знаменитым учителем?

О первом школьном учителе, Уолтере Роше, мы знаем меньше всего. Он покинул школу в тот самый год, когда Шекспир начал учиться, но провел оставшуюся жизнь в Стратфорде. Во всяком случае, именно он представлял мальчика классу. Больший интерес представляет фигура следующего учителя. Саймон Хант учил Шекспира в школе первые четыре года и, хотя, без сомнения, часто делил обязанности с помощником, играл важную роль в жизни мальчика. Существенно при этом, что он возвратился к старой католической вере; уехал из Стратфорда в иезуитскую семинарию в Дуэ, стал священником и миссионером в Англии. Мы не знаем, оказал ли католицизм учителя непосредственное влияние на его ученика; но он определенно совпадал с религиозной настроенностью семьи и поддерживал католическую атмосферу, окружавшую Шекспира.

За Саймоном Хантом последовал Томас Дженкинс, уроженец Лондона, сын «бедняка» и «старого слуги» сэра Томаса Уайта; он изучал латынь и греческий в оксфордском колледже Сент-Джонс, который основал тот самый сэр Томас Уайт. Уайт принадлежал к католической церкви, и было известно, что в колледже Сент-Джонс сочувствуют студентам-католикам. Эдмунд Кэмпион, католический мученик, причисленный к лику святых, обучал Томаса Дженкинса в колледже Сент-Джонс. Так что Дженкинса можно счесть по меньшей мере сочувствующим католичеству, а также специалистом- классиком, и именно он познакомил Шекспира с книгами Овидия. Учительство было во всех смыслах его призванием; он просил у университета академический отпуск на два года, «чтобы заняться обучением детей».

Когда Дженкинс в 1579 году ушел в отставку, он нашел себе замену в лице Джона Коттэма, ученого из Мерчент-Тэйлорс и Оксфордского университета. Младший брат Коттэма, священник-иезуит и миссионер Томас Коттэм, был вместе с Саймоном Хантом в Дуэ. Там к ним присоединился школьный товарищ Шекспира Роберт Дебдейл, сын фермера-католика из Шоттери.

Таким образом, здесь будет вполне кстати упомянуть и имя Шекспира. Томас вернулся в Англию с письмом от Роберта Дебдейла к его отцу. Позднее и Томас, и Роберт Дебдейл были арестованы и казнены за прозелитическую деятельность в Англии. Из намеков в пьесах Шекспира очевидно, что он не без интереса следил за судьбой старого школьного товарища. Он был, можно сказать, одним из собратьев.

Джон оставил преподавание в Королевской Новой школе в тот год, когда казнили его брата. Последним человеком, связанным со школьным периодом жизни Шекспира, был еще один учитель, Александр Эспинолл, послуживший, по общему предположению, прообразом тупого педанта Олоферна[85]. Так незадачливый учитель вошел в систему художественных образов английского языка. Эспинолл появился в школе, когда Шекспира там уже не было, поэтому характер их отношений не так очевиден. Но Шекспир знал Эспинолла и мог судить о его преподавании объективнее, чем это сделал бы школьник. Эспиноллу даже приписываются вирши, сопровождавшие подарок его будущей невесте (перчатки, купленные у Джона Шекспира):

Хоть мал сей дар,В душе велик пожарОт любви больногоАлександра Эспинолла.

Это маленькое стихотворение довольно смешное и звучит по-шекспировски; можно считать, что это некоторая поправка к образу Олоферна.

ГЛАВА 13

В ранние годы учебы Шекспира его отец много занимался незаконной продажей шерсти и ростовщичеством. Подобные нарушения закона были широко распространены и вряд ли могли хоть сколько-нибудь существенно повредить репутации Джона Шекспира. Составлялись судебные протоколы, но он продолжал исполнять свои должностные обязанности и в начале 1572 года вместе с Адрианом Куини отправился в Лондон представлять свой город в Вестминстерском суде. Стратфорд судился с владельцем поместья графом Уориком. Несколькими месяцами позже Джон Шекспир присутствовал в Уорике на вскрытии умершего местного мельника. В этот промежуток времени он посетил все необходимые собрания городского совета.

Рассказывают историю о другой его поездке, в которой, возможно, его сопровождал сын. Летом 1575 года Елизавета I совершала одно из своих путешествий и прибыла в замок Кенилуорт, находящийся всего в 12 милях от Стратфорда. Местную знать, несомненно, пригласили выразить почтение Ее Величеству. Королеву развлекала театральная труппа графа Лестера; в ее честь устраивались разнообразные маскарадные шествия, прочие театральные представления и игры. В одной из интерлюдий русалку с нимфами преследовал в искусственном озере Арион верхом на дельфине. Это была аллегорическая картина, как обычно в подобных случаях взятая из классики, но многие из шекспировских биографов настаивают на том, что она вдохновила Шекспира на упоминание в «Двенадцатой ночи» «Ариона, сидящего на спине у дельфина»[87] и на речь Оберона из «Сна в летнюю ночь»:

Ты помнишь,Как я однажды, сидя на мысу,Внимал сирене, плывшей на дельфине…[88]

Думать так по меньшей мере соблазнительно. И занятная история совершенно безобидна.

Нужно сказать, что дела у Джона Шекспира в эти годы шли не хуже, чем обычно. В 1575 году он приобрел в Стратфорде два дома с садами за 40 фунтов. Скорее всего, они примыкали к дому на Хенли-стрит, который теперь можно было расширить для растущего семейства. Джон купил также землю в Бишоптоне и Уэлкомбе, которую впоследствии завещал сыну. Кроме того, он сдавал дом в аренду Уильяму Бербеджу и дважды выступал поручителем за долги Ричарда Хатауэя. Относительное богатство делает еще более загадочным его последующее поведение.

В начале 1577 года Джон Шекспир внезапно и поспешно оставил должность в городском совете. Он присутствовал на его заседаниях в течение тринадцати лет; после же появляется в собрании лишь однажды. Не похоже, что этот странный уход был обусловлен личной враждой. Прежнее окружение относилось к нему терпимо и снисходительно. Его освободили от штрафов, налагаемых обычно за отсутствие, и он значился в списке олдерменов еще десять лет. Также при нем осталась служебная мантия.