Собрание сочинений в 12 т. T. 12 - Верн Жюль Габриэль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шандор озирался вокруг в сильной тревоге. Он увидел, что река несется все с той же быстротой в глубоком скалистом ущелье.
Беглецов попрежнему мчал стремительный поток среди порогов и водоворотов. Но над их головами, наконец, простиралось бездонное небо вместо низких скалистых сводов, где каждый нависший камень грозил размозжить им голову. Однако тут не было отлогих берегов, на которые можно было бы выйти, ни одного мыса, куда можно было бы пристать. Река текла между двумя отвесными стенами. Словом, это был все тот же узкий проход среди отшлифованных волнами скал, только без каменного потолка.
Падение в воду привело в чувство Иштвана Батори. Он нащупал руку Матиаса Шандора, а тот наклонился над ним и воскликнул:
— Мы спасены!
Однако имел ли он право это говорить? Он сказал «спасены», не зная, куда впадает эта река, т по какой местности она течет, ни когда им удастся покинуть обломок дерева! Но он был попрежнему готов бороться и, выпрямившись, три раза повторил звонким голосом:
— Спасены! Спасены! Спасены!
Впрочем, кто мог его услыхать? Никто. Скалистые берега, состоящие из бесплодных каменистых пород и сланцев, не покрытых даже тонким слоем почвы, где мог бы вырасти кустарник, были совсем пустынны» Окрестности реки не могли привлечь ни одного человеческого существа. Здесь Фойба протекала по необитаемым местам, сдавленная крутыми берегами, словно канал, скованный гранитными стенами. В нее не впадал ни один ручеек. Ни одна птица не летала над рекой, даже рыба не водилась в ее стремительных водах. Кое-где из реки торчали высокие утесы, сухие вершины которых говорили о том, что этот бурный поток вызван недавно прошедшими дождями. В обычное время по ложу Фойбы, вероятно, струился лишь небольшой ручеек.
Однако беглецам нечего было бояться, что дерево наскочит на один из этих утесов. Оно само обходило их и проносилось мимо, оставаясь в быстрине потока. Но в то же время они не могли бы и вырваться из этого течения или замедлить скорость плывущего дерева, если бы захотели пристать к берегу, увидав подходящее место.
Так прошло около часа; все это время им не угрожала непосредственная опасность. Последние вспышки молний угасали вдали. Гроза прошла, только изредка доносились глухие раскаты, словно отдаваясь в высоких слоистых облаках, уплывавших к горизонту. День занимался, и омытое ночным ливнем небо постепенно светлело. Было, вероятно, около четырех часов утра.
Иштван Батори полулежал, отдыхая на руках у графа Шандора, который бодрствовал за двоих.
В это время где-то на юго-западе послышался далекий выстрел.
«Что это такое? — подумал Матиас Шандор. — Может быть, этот пушечный выстрел извещает об открытии какого-нибудь порта? В таком случае мы находимся недалеко от морского берега. Что же это за порт? Триест? Нет. Восток вон в той стороне, откуда встает солнце. Может быть, Пола, на южном конце полуострова? Но тогда…»
Тут раздался второй выстрел, и вслед за ним прокатился третий…
«Три пушечных выстрела? — размышлял Шандор. — Пожалуй, это больше похоже на сигнал, запрещающий судам выходить в море. Уж не имеет ли это отношение к нашему побегу?»
Этого можно было опасаться. Наверно, власти приняли все меры, чтобы помешать беглецам скрыться на каком-нибудь судне, стоящем у берега.
— Да поможет нам бог! — пробормотал Шандор. — Он один может нас спасти!
Между тем высокие скалы, окаймлявшие берега Фойбы, понемногу становились все ниже, и ложе ее заметно расширялось. Однако окружающую местность еще нельзя было разглядеть. Река делала крутые повороты, и берега ее закрывали горизонт; поле зрения было ограничено — всего несколько сотен футов. Ориентироваться было попрежнему невозможно.
В расширившемся русле реки, берега которой были все так же пустынны и безмолвны, течение стало значительно спокойней. Несколько деревьев, вырванных в верховьях реки, медленно плыли вниз по течению. Июньское утро было довольно прохладно. Беглецы дрожали в своей промокшей насквозь одежде. Давно пора было найти какое-нибудь убежище и обсушиться на солнце.
Около пяти часов утра последние скалистые уступы исчезли, их сменили ровные плоские берега, и река продолжала свой путь по голой равнине. Теперь берега ее раздвинулись уже на полмили; здесь Фойба впадала в обширный водоем со спокойной водой, что-то вроде лагуны или озера. В глубине, у восточного берега, виднелось несколько рыбачьих лодок: некоторые еще стояли на якоре, другие, подняв паруса, тронулись в путь с первым дуновением утреннего ветерка; все это указывало на то, что лагуна соединяется с морем. Следовательно, море уже недалеко, и до него будет нетрудно добраться. Но было бы неблагоразумно просить пристанища у этих рыбаков. Если они уже прослышали о побеге из тюрьмы, им опасно доверяться: они могут выдать беглецов австрийским жандармам, которые, наверно, уже разыскивают их по всей стране.
Матиас Шандор не знал, на что решиться, как вдруг дерево, на котором он сидел, зацепилось за торчащую из воды корягу у левого берега лагуны. Его корни запутались в камышах, и оно остановилось у самого берега, словно лодка на якоре.
Шандор вышел на сушу, но был очень осторожен. Прежде всего он хотел убедиться, что их никто не заметил.
Но сколько граф ни осматривался кругом, он не увидел на берегу лагуны ни души.
А между тем меньше чем в двухстах шагах на песке лежал человек, который мог ясно видеть беглецов.
Считая себя в полной безопасности, Шандор вернулся к дереву, поднял на руки товарища и перенес его на берег; он не имел ни малейшего представления, в каком месте они находятся и куда им следует направиться.
На самом деле Фойба впадала не в лагуну и не в озеро, а в закрытую бухту. Местные жители называют ее каналом Лема, ибо она сообщается с Адриатическим морем через узкий пролив между городами Орсера и Ровинь, на западном берегу Истрийского полуострова. Но в то время никто не знал, что река, впадающая в этот канал, — Фойба, которая во время паводка проходит сквозь ущелье и пещеру Буко и изливает свои воды в эту бухту.
В нескольких шагах от берега стояла заброшенная охотничья хижина. Отдышавшись, Шандор и Батори вошли в нее, чтобы обсушиться. Там они сняли свою мокрую одежду и развесили ее под лучами горячего солнца. Рыбачьи лодки уплыли из бухты, и, насколько хватало глаз, берега были совершенно пустынны.
Тогда человек, издали наблюдавший эту сцену, встал, подошел к хижине, как будто для того, чтобы хорошенько запомнить ее местоположение, а затем направился к югу и исчез за каменистой грядой.
Три часа спустя Матиас Шандор и его друг вновь натянули на себя одежду, она еще не совсем просохла, но пора было идти.
— Больше нам нельзя здесь оставаться, — сказал Иштван Батори.
— Хватит ли у тебя сил, чтобы двинуться в путь?
— Я ослабел больше всего от голода.
— Попытаемся добраться до побережья. Там мы постараемся раздобыть себе еды и, может быть, нам удастся устроиться на какое-нибудь отплывающее судно! Идем, Иштван!
И они покинули хижину, обессилевшие не столько от усталости, сколько от голода.
Граф Шандор решил идти вдоль южного берега канала Лема, надеясь выйти к морю. Эту пустынную равнину пересекает множество ручейков, бегущих по направлению к лагуне.
Примыкающая к реке низменность, орошенная ручьями, словно сетью каналов, представляет собой болотистую равнину с топкой почвой, по которой очень трудно идти. Поэтому беглецам пришлось обойти ее с юга; им было нетрудно придерживаться нужного направления по восходящему солнцу. В течение двух часов они шли вперед, не повстречав ни одной живой души, но и не утолив терзавшего их голода.
Между тем местность постепенно становилась менее суровой. Впереди показалась дорога, тянувшаяся с востока на запад; беглецы увидели верстовой столб, но он ничего не сказал им о местах, где они брели словно вслепую. На пути им попались тутовые изгороди и сорговое поле, и они смогли если не насытиться, то хотя бы немного обмануть свой голод. Если бы не семена сорго и освежающие тутовые ягоды, у них, вероятно, не хватило бы сил добраться до побережья.
