Горизонт - Патрик Модиано

И смотрел в потолок, как смотрят в небо, растянувшись в траве на лугу и следя за движением облаков.

Однажды Ивонна Левша и доктор Путрель пригласили их на воскресный обед; Маргарет и Босманс вошли вслед за маленьким Петером в комнату, где раньше не были. Здесь стояли садовый бледно-зеленый стол и такого же цвета стулья с металлическими ножками. Похоже, их временно перенесли в это просторное пустое помещение.

— Мы еще не устроились как следует, — объяснил доктор Путрель. — Недавно переехали в этот дом.

Маргарет и Босманс тогда ничуть не удивились. И теперь, через много лет, Босманс предполагал, что доктор Путрель, Ивонна Левша и маленький Петер проникли в дом, взломав замок, вселились сюда незаконно. Да и мы двое тоже еще не устроились как следует и живем здесь без чьего-либо разрешения. Откуда нам при нашей жизни взять несокрушимую уверенность в законности собственного существования, какую я читал по глазам и губам самоуверенных людей с легким жребием, выросших в родительской любви? По сути, доктор Путрель, Ивонна Левша, маленький Петер, ты и я принадлежим к одному племени. Весь вопрос: к какому?

Ивонна была в черных брюках и балетных тапочках. Босманс сидел между ней и Маргарет.

Прямая, с черными волосами, забранными в хвост, она казалась ровесницей Маргарет, хотя сама недавно навела Босманса на мысль, что знакома с доктором Путрелем с незапамятных времен «магов и магинь с улицы Синей»… После десерта маленький Петер достал свой черный блокнот и принялся рисовать.

— Он рисует ваш портрет, — сказал доктор Путрель Маргарет.

День был лучезарным. Они дошли пешком до Булонского леса. Ивонна и доктор держались за руки. Петер бежал впереди, и Маргарет пыталась его догнать, чтобы он не выскочил на проезжую часть, пока не зажегся зеленый свет. Босманса поразила беззаботность и очаровательная грация Ивонны, которую Путрель вел за руку. Он не сомневался, что прежде она была балериной.

Они подошли к берегу озера. Ивонне захотелось сыграть с маленьким Петером в мини-гольф на острове, но слишком много народа ожидало на пристани парома.

— Что ж, в следующий раз, — сказал доктор Путрель.

На обратном пути Петер опять убежал вперед, но Маргарет устала его ловить. Он спрятался за деревом, а они вчетвером делали вид, что не могут его найти.

— Любопытно знать, а что вам видится в будущем? — внезапно спросил доктор Путрель у Босманса и Маргарет.

Ивонну позабавил этот вопрос. Будущее… В многообещающем звучании этого слова Босмансу теперь слышались боль и тайна. «Но в юности мы вовсе не думали о нем. Мы пребывали, не осознавая собственного счастья, в бессрочном настоящем».

Босманс уже не помнил, сколько лет было маленькому Петеру: шесть, семь или восемь? Зато отчетливо представлял черные-черные глаза, каштановые кудряшки, мечтательное личико, склоненное над черным блокнотом. В самом деле, он не очень-то похож на своих родителей. Правда ли, что Ивонна и Андре его мать и отец? Муж и жена ли они с точки зрения служащих гражданского ведомства?

Босманс вспоминал, как они гуляли с Маргарет и Петером по четвергам, когда в школе на улице Монтевидео не было занятий. Шагали втроем по улицам Отёя, где жила Маргарет. Или шли в парк Монсури. С тех пор как Маргарет исчезла и он не знал, жива она или умерла, Босманс часто представлял себе эти прогулки.

Причуда судьбы соединила их, таких разных, после полудня на парковой аллее… Они решили, что будут играть с Петером в парке Монсури по очереди, каждый по полчаса, чтобы другой в это время мог почитать, помечтать или поразмыслить. Однажды по рассеянности они упустили его из виду возле озера. В то время у них уже могли бы родиться собственные дети.

В тот день прежняя жизнь Босманса резко оборвалась. Он часто пытался вспомнить: в какое время года это случилось? Хотя мог бы просто посмотреть по старому календарю. И с помощью определенных точек отсчета, закрепившихся в памяти, восстановить месяц, точное число, день недели. Наверное, тогда стояла весна среди зимы, как он называл ясные дни в январе и феврале. Или лето среди весны, когда в апреле вдруг становится жарко, словно в июле. Или просто бабье лето осенью — любое из смешанных неуместных явлений, создающих иллюзию, будто времени больше нет.

Он как раз был на складе и пытался найти книги из списка, который доктор Путрель составил на листе почтовой бумаги.

«История кумранских свитков» Тинии Фери;

«Хроники рыцарей мистического ордена Лебедя»;

«Женщина: космические ритмы и литургии любви» Валентина Бреля;

«Тайные братства Гелиополя» Клода д'Иже;

«Единство в молчании» Х. Кирквуда;

«Сны и способы управлять ими» Харви де Сен-Дени.

И вдруг услышал тихий перезвон, означавший, что в магазин пришел покупатель.

Маргарет с искаженным, убитым лицом. Не сразу смогла говорить. Только что она была в доме вместе с доктором Путрелем, Ивонной Левшой и маленьким Петером. Собиралась отвести Петера в школу. Звонок в дверь. Доктор Путрель пошел открывать. Громкие голоса. В прихожей доктор повторял все громче и громче: «Нет, ни в коем случае… Нет, ни в коем случае…» Он вернулся в свой кабинет в наручниках, в сопровождении трех человек. Ивонна выпрямилась с безмятежным видом. Маленький Петер сильно сжал руку Маргарет. Один из пришедших направился к Ивонне, вынул из кармана повестку, протянул ей ее и проговорил:

— Извольте следовать за нами, мадам…

Ей они не надели наручники. Двое других уже вывели доктора Путреля из кабинета, Ивонна подсела к столу, третий следил за каждым ее движением. Она написала на рецептурном бланке несколько слов и протянула его Маргарет:

— Вот адрес, пожалуйста, отведите туда Петера.

Она поцеловала мальчика, но не сказала ему ни слова; вышла из комнаты, прямая, невозмутимая, как сомнамбула, а тот третий шел за ней по пятам.

Вечером Босманс провожал Маргарет на Северном вокзале. Перед тем они заехали в Отёй, и она поспешно собрала чемодан. Отдала ему ключ от комнаты на тот случай, если забыла что-нибудь важное, чтобы он смог потом переслать ей это по почте. Он уже не помнил, куда именно она ехала ночным поездом во втором классе: в Берлин или в Гамбург? Поезд отправлялся в девять часов вечера. У них оставался еще час. Они сидели друг напротив друга в глубине кафе на бульваре Мажента; она показала ему бумагу, которую ей дал один из тех, кто пришел за Ивонной Левшой и доктором Путрелем. Ей предписывали явиться завтра в десять часов утра на набережную Орфевр. Просроченный паспорт был всегда при ней, они потребовали его предъявить, списали номер и фамилию. Босманс пытался ее успокоить, уговорить остаться в Париже. «Нет, Жан, это невозможно. Они знают обо мне то, что я тебе не рассказывала, все у них записано в досье. Лучше исчезнуть, чем явиться к ним завтра. Ведь мне нечего им рассказать об Ивонне Левше и докторе Путреле. Я ничего не знаю о них. И никогда ни о ком ничего не знала. В любом случае не известно, что им от меня нужно. Еще давным-давно я твердо решила не отвечать на их вопросы. Верь мне, Жан, если уж они схватят таких, как мы, то никогда не отпустят».

Через много лет у него по-прежнему хранилось два десятка книг издательства «Песочные часы» — в день, когда его уволили, он унес их в большой полотняной сумке. На месте книжного магазина и прежнего гаража, превращенного в склад, построили новый дом. Среди книг по оккультизму были и те, из списка доктора Путреля, которые Босманс не успел ему передать.

Листая одну из них, он нашел рецептурный бланк доктора. На нем синими чернилами крупно выведено: «К мадемуазель Сюзанне Краай. Париж, Пятнадцатый округ, улица Фаворит, дом № 32». Казалось, чернила еще не просохли, хотя прошло столько времени. Еще не поздно наведаться туда. На Северном вокзале, садясь в вагон ночного поезда, Маргарет протянула ему этот листок: адрес, написанный в спешке Ивонной Левшой, по которому она отвела Петера в тот же день. Босманс проводил ее до купе. Они условились, что как только она устроится в Гамбурге или же в Берлине, то сейчас же сообщит ему свои координаты и он приедет к ней. «Лучше пришли мне письмо, — говорил Босманс, — или позвони в книжный магазин „Песочные часы“: Гобелин 43 76». Но шли годы, а письма нет как нет, и звонок так и не раздался.

С тех пор как его уволили и он навсегда покинул бывший кабинет Люсьена Хорнбахера с полотняной сумкой, набитой книгами, ему часто снился один и тот же сон. Телефон долго-долго звонил в опустевшем кабинете, он слышал его издалека, но никак не мог отыскать книжный магазин, запутавшись в лабиринте узких улочек незнакомого квартала, который тщетно пытался обнаружить на карте Парижа, проснувшись. Потом звонок перестал преследовать его во сне. Книжный магазин издательства «Песочные часы» был стерт с лица земли, а письма из Гамбурга или Берлина шли не туда и не тем. Лицо Маргарет отдалилось и наконец исчезло где-то за горизонтом, как в тот вечер на Северном вокзале, когда поезд тронулся, а она высунулась из окна и что-то пыталась объяснить ему знаками. В последующие смутные годы он сам столько раз уезжал на ночных поездах…