Ледяная царевна и другие зимние истории (сборник) - Лада Лузина

Даша заглянула в дыру колодца и сделала: «у‑у‑у!» – ей глухо ответило эхо. Сейчас, когда она сняла с колодца замок и круглую дощатую крышку, было видно, что он очень глубок, вода плескалась примерно в трех метрах от земли. И прыгать туда не хотелось. Может, проще бросить на дно бутылку водки для Деда Мороза? Или сразу две?

Нет, хватит одной…

Чуб распечатала бутылку поменьше, глотнула немного для решительности. Трусливой она никогда не была, и страха не было – были сомнения.

Будь проклят этот Владимир Одоевский, из-за которого она, Даша Чуб, должна прыгать зимой в колодец, как недоделанный морж.

Сейчас ее решение довериться спорному рецепту князя казалось слишком мутным, а смерть Дана здесь, на зимнем Андреевском – абстрактной. И Маша, столько раз делавшая мертвое живым, и Мир, бывший живым даже после смерти, окончательно девальвировали страх перед вечностью, похожий на колодец без дна. Стоит ли туда прыгать?

«Верни меня… воскреси!» – прохрипел мертвец из вещего сна.

Когда кажется – нужно креститься. Дан – мертв. И у нее нет другого способа!..

Глядя в колодец, Даша испытывала неприязнь при мысли о нестерпимо холодной воде. И о том, что вода окажется во рту, полезет в легкие, и, возможно, перед попаданием в мир иной ей, почти бессмертной, придется, нет, не умереть, но пережить мучительность смерти… напрасную, если нет на дне колодца ни мира иного, ни иного мира.

И с чего она взяла, что именно этот колодец – тот самый?

С того, что именно отсюда все началось. И странные сны, и не тот Дед Мороз, оказавшийся тем самым богом. И вместе с мини-бутылкой в кармане шубки нашелся «Сусанин» – заманивший их сюда измятый флаер магазина приколов: «наряжайте елку, готовьте салатики»… нарисованный на рекламном листе веселенький дед с оленьими рогами, который к ним так и не пришел…

Снег снова пошел – на Дашу посыпалась белая манка…

Всего за день восемь нареченных снегов потрудились на славу, засыпав дворик магазина приколов пушистым ковром, побелив колодец, беседку и деревянную мельницу. Рядом с беседкой кто-то из местных приколистов успел соорудить снеговика с морковкой-носом и непременной метлой.

– Что это такое? – подала встревоженный голос Катерина Михайловна.

Чуб проследила за ее рукой. За беседкой виднелись следы, собачьи и человеческие – слегка припорошенные, но еще явственно видимые и труднообъяснимые отпечатки босых ног.

– Местный клуб «Стопами Суворова», – отшутилась Даша. – Или, как вариант: юродивый Иван Босой. Жил тут, рядом, сто лет назад, под Андреевской церковью… – Она посмотрела на изумрудный, отделанный полосами с золотыми шарами купол Андреевской, сияющий над домом-храмом как стилизованная небесная елка – зеленая, с золотыми гирляндами.

– То есть покойный юродивый?

– Почему бы и нет, если сейчас вторая ночь Тьмы… самая темная из трех.

– Самая темная, – эхом повторила Дображанская. – Так почему бы и нет… Наши предки считали, что на солнцестояние волки стадятся – сбиваются в стаи, а босые следы на снегу оставляет их вожак – сам нечистый… И я уже видела странные следы. И Маша упоминала следы босых ног…

– Нарисованные.

– Так ты будешь прыгать? – Катя не подстрекала, не упрекала ее за промедление – просто интересовалась положением дел.

– Будешь? – Чуб протянула раскупоренную бутылку. – Для сугреву?

– Мне не холодно.

– Да?.. А у меня уже зуб на зуб не попадает, такой тут дубяк. И чё, совсем-совсем не холодно, девица? – изобразила Морозко она.

Катя отрицательно мотнула головой. Невзирая на легкую экипировку, короткий полушубок и невесомую шаль из снежинок, – она ничуть не замерзла. Провожая их, Маша Ковалева настаивала, мол, шаль эту лучше бы ей не носить – снять да засунуть подальше, забыть, слишком страшной может быть цена их новогодних подарков…

Но Катериной Михайловной владело беспокойство иного свойства – она шагала по двору, оставляя отпечатки каблучков и узких подошв, то и дело поглядывая на крохотного Крампуса, прятавшегося у нее в ладони.

Чуб сжала свою верную подружку-метлу, прихваченную с собой в мир иной.

– А если я не утону? – спросила она. – Я же Киевица, меня невозможно убить… А чтоб попасть на тот свет, нужно умереть.

– Это логично.

Даша выпятила пухлые губы, потрогала нос.

– Конечно, Киевица может умереть по своему желанию. Но тогда я ведь реально умру… А Маша уже не воскресит меня.

– Возможно, если Дед Мороз признает тебя хорошей девочкой, он сам тебя оживит. Если только…

– Если?.. – повторила Чуб.

Катерина молчала.

– А если в колодце действительно Смерть? Или я ошиблась, и там нет ничего?

– Тогда… – Дображанская осознала: тогда первым делом промокшая до самых пор Даша Чуб испачкает заднее сиденье ее «вольво».

– А если Дед Мороз не признает меня хорошей девочкой?

– Хорошо…

– Что ж тут хорошего?

– Хорошо, если там Дед Мороз, – произнесла Катерина. – Но с чего мы это взяли?

– Из сказки.

– Вот именно, из сказки Одоевского. А ведь есть и другие книги…

– Какие?

– К примеру, Библия. И там точно написано, кто хозяин загробного мира под землей и как он называется – ад! И, как и Велеса, хозяина ада зовут змием. И, как у Велеса, на голове у него тоже рога. И золото, которое предлагает этот сомнительный «бог богатства», становится черепками…

– Ты серьезно? – аж возмутилась Даша. – Дьявол-то здесь при чем?!

– А ты знаешь, кто это? – Катя разжала ладонь. – Крампус, он ходит за Сантой. И если кто-то себя плохо вел, Санта отдает грешника черту и приказывает хлестать хворостиной… Разве не так поступает хозяин ада, когда взыскивает с нас в аду за грехи? Подумай об этом, раз уж собралась скакать в преисподнюю!

– Все ясно… А снеговик – замаскированная ведьма, у него ведь метла! Ты знаешь, что Дьявола придумали люди! – огрела ее неоспоримой ведьмацкой истиной Чуб.

Тогда почему «…однажды Киевицкий сказал, что Санта-Клаус – и есть дьявол»?

– Неважно, как называть его. Подумай сама. Кто ходит повсюду в компании чертей, а вместо себя посылает ведьму Бефану? Даже у Гоголя на Рождество фигурирует черт, черт во всех колядках, он вечный второстепенный персонаж зимних праздников, потому что главную роль исполняет…

– Все, Катя, иди к черту!

Видимо, этого раздражения на свою компаньонку Чуб и не хватало для решительных действий, – сжав верную метлу, она прыгнула вниз.

Узкие следы Катерины устремились к колодцу, она поспешно перегнулась через бревенчатые стенки, заглянула вовнутрь.

Отплевываясь от холодной воды, повизгивая, Землепотрясная бултыхалась внутри.

– Как ты? – крикнула Катя.

– Нет там никакого загробного мира… – отозвалась Даша Чуб – из глубины ее голос звучал сварливо и гулко.

– Так вылетай скорее… Метла же цела?

– Ща-с… Я сапог уронила, – Даша предприняла попытку нырнуть, стараясь нашарить потерю на дне.

– Позже достанем… вылетай, ты замерзнешь!

Даша вынырнула. Ее зубы стучали, плечи непрерывно и мелко подергивались.

– Он новый совсем… Ща, последний разик попробую.

– Давай… полночь уже, – Катя посмотрела на тьму низкого зимнего неба, отмеченного несколькими слабыми звездочками.

Снег прекратился, проступила луна.

– Все, вылезай! – приказным тоном сказала она Даше Чуб, опуская голову.

Но никакой Даши Чуб в колодце уже не было – одна только темная ледяная вода.

Тьма окутала Катю снаружи, и изнутри Тьма поймала Катину душу в мешок…

Вызвав спасателей, пообещав им щедрейшую награду, она замерла, превратившись в неподвижный соляной столб. Когда Дашина метла вылетела из колодца без хозяйки, заметалась, как брошенный пес, и в отчаянии рванула в небо – Катя уже не сомневалась: случилось самое худшее… Как и Даша, она не боялась смерти – она боялась, что существует беда пострашней: жизнь после смерти и тот, кого ты встречаешь там первым на пороге своей новой жизни.

На перилах колодца стояла початая бутылка водки, лежал Дашин смартфон и смятый флаер… Дед Мороз в ветвистых рогах! Внизу, в середине Андреевского, засияло огнями ночное кафе, и, словно в ответ на все Катины страхи, заиграла старая песня: «Ночью по лесу идет Сатана и собирает свежие души… Новую кровь получила зима… и тебя она получит, и тебя она получит!»

Будем честны, Дед Мороз в алой одежде с красным мешком и есть Дьявол!

Дьявола всегда отождествляли с козлом, дьяволу в образе козла присягали европейские ведьмы на шабаше, во всех европейских странах козел – символ рождества… Но не церковного! Того, где помощники Санты – ведьмы и черти.

Почему и Даша, и Маша проморгали рога на флаере? Потому что нарисованный Дед был такой смешной и потешный?