Библиотекарь - Яна Мазай-Красовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Профессора, на которых она, бывшая беспризорница, смотрела почти как на небожителей, приняли ее. И оказались на удивление близки ей — хотя бы той же страстью к печатному слову. Ну, и не только печатному, конечно.
Раньше, по редким и коротким разговорам с ними во время еды (а больше они нигде почти не пересекались), Ирма даже подумать не могла, что эти четверо могут быть так дружны. Хотя, ей и дела раньше до этого не было. Но теперь, когда обсуждаемое ими касалось милорда, а, главное, таких потрясающих книг, она не выдержала. Деканы с удовольствием демонстрировали ей полученные от милорда подарки — она и мечтать не могла, что когда-либо к ней в руки попадут записи самих Основателей!
Ее знания оказались необычны и ценны. К ней стали чуть не ежедневно приходить Флитвик и МакГонагалл, реже, но зато надолго и основательно занимала ее время мадам Стебль. Только Слизнорт появлялся редко, ну да старик вообще был не большим любителем моциона — а от его апартаментов до библиотеки было идти весьма прилично. Но и тот во время общих собраний принимал ее, как равную. Так она стала своей в небольшом «кружке по интересам» — и как же все изменилось!
Поиск Тайной комнаты Слизерина, предположение о наличии других… Еженедельные собрания в ее скромной, но весьма удобной комнате для отдыха с деканами, подшучивающими друг над другом… Странное поведение директора… Визиты милорда Певерелла… Жизнь закручивалась так, словно покой последних лет в тишине среди книг ей приснился. Даже обычный школьный шум стал казаться не таким заметным. Впрочем, к чему-чему, а к крутым поворотам судьбы она была привычна. А то, что происходило сейчас, угрозы непосредственно ей не несло — она наконец научилась чувствовать такие вещи, а главное — доверять своим чувствам.
А потом появилась эта девчушка, совсем ребенок… провидица. Ирма не сталкивалась с такими раньше, но память душ тех, кто был казнен в Азкабане, сохраненная и переданная ей, хранила информацию и о подобных встречах.
«Отпустить своих птиц»? Интересно, что сама девочка понимала под этим?.. Впрочем, вряд ли что понимала, в одиннадцать-то лет. Видела какие-то образы и пыталась их донести да нее, Ирмы. Значит ли это, что она должна опубликовать то, что писала? Нет, она не решится. Никогда. Это слишком личное. Она достала из стола листок с последними написанными ею нервными, неровными строчками. Ни слова ни добавить, и слога не изменить. Это о ней. Это — она. И… это о Милорде.
— Мадам Пинс! Мадам Пинс! — детские голоса выдернули ее из задумчивости.
Ирма вздрогнула и пошла помогать жаждущим этого второкурсницам: работа продолжалась, несмотря ни на что, и это давало такую необходимую опору. Что бы ни случилось, она всегда в это время будет за своей стойкой. Будет выдавать и принимать книги, а иногда и советовать, и даже помогать искать…
Неосторожно оставленный листок спланировал вниз, как легкая птица с карниза.
Я никогда не видела
До вас
Ни у кого
Таких прозрачных глаз.
Чтоб так неспешен был,
Не тесен взгляд,
Чтоб от него
Не пятиться назад,
Чтоб вдаль и вглубь,
Как самым белым днем, —
Все, до штриха,
Мне было видно в нем:
Вон снег пожух,
Вон март возжег зарю,
Вот я стою —
В огонь ее смотрю.(1)
Это было последним… После она совсем перестала писать стихи. Не шло. И даже не хотелось.
* * *
Это все казалось лишним. Особенно на фоне идиотских слухов о Милорде и молодом Малфое. Ирма даже не думала верить в эту чушь, но… цепляло.
Цепляли и некоторые фразы профессоров, обративших внимание, конечно, на то, что если милорд Певерелл появляется в Хогвартсе, то никогда не пройдет мимо библиотеки. Благо, кроме мадам Пинс там, конечно, было немало интересного, в той самой запретной секции, не говоря уже о запасниках.
Несмотря на это, разговоры продолжались, намеки поступали все чаще, и ей пришлось хоть как-то отвечать.
— Певерелл… Ага, не с моей родословной… — бросала она походя, словно это ее совсем не интересовало.
Это помогло, хотя профессор зельеварения смотрел на нее странно…
Другое дело, что Ирма убедила себя сама в том, что… И правда, какое ей дело до его матримониальных планов? Вот последнее письмо и мысли о природе дементоров — это действительно интересно. Она и не задумывалась с этой точки зрения о своих старых друзьях и учителях. Обсудить бы это с Бадди и Джой… А еще лучше со Стариком. Эта идея захватила Ирму настолько, что она всерьез начала обдумывать, где и как они могли бы встретиться. В конце концов, они же сами сказали, что она в любой момент может их позвать… Но не в школу же! И… не в Лондон.
* * *
Девочка-провидица ее едва не свела с ума. Хотя, Ирма понимала — сама виновата. Не надо было накладывать «детский» сглаз, и вообще думать надо было! Ведь должна бы сообразить, что в каникулы дети окажется далеко и она ничего не сможет исправить. Понадеялась, что девочка все лето дома проведет? Вот с какой стати, а?
Она, узнав адрес Трелони, аппарировала еще и еще, но в конце концов пришлось смириться с тем, что девочка появится уже в школе. Недовольная и собой, и сложившимися обстоятельствами, Ирма вернулась к своим книгам. В библиотеке было чудесно: тихо, спокойно и… пусто.
Взрывная волна от его появления заставила задрожать тяжеленые шкафы, а дубовая дверь болталась на одной петле…
И вот она сидит, сжавшись в комочек под стеллажом, закрывшись обожженными руками, до боли напоминая Тому ту девочку… Так, что у него вырывается само:
— Муха?!
В черных глазах плещется боль узнавания…
— Джон?!
Тонкие пальцы сжались в кулачки, глаза знакомо сузились, и женщина, не выдержав, зашипела от боли.
— Прости! Прости меня! Я полечу… — он протянул руку, встав рядом с ней на колени.
— Я обойдусь. У нас прекрасный лекарь, — откачнулась она.
— Муха. Неужели я нашел тебя?
Он тяжело дышал: невербальное наложение исцеления потребовало не так и мало сил. Тем более, кидать приходилось за ее щит, весьма неслабый даже для опытного волшебника. А уж после хогвартских щитов… Он тяжело опустился на пол.
— А ты искал?
— Много лет. До четвертого курса. Каждые каникулы.
— Ты не пришел тогда.
— Меня
