Привратник - Марина Дяченко

Сдавшись наконец, мэр бросил на сограждан укоризненный взгляд и махнул рукой, будто отгоняя муху. Жест этот был сигналом.

Сливки общества, опрокидывая скамьи, кинулись к выходу и дальше — туда, где давно ждал их накрытый стол. Моё кресло с грохотом рухнуло на пол. Хромая, растирая затёкшие ноги, я отправился вслед.

К моему появлению за столом не осталось свободных мест. Звенели вилки да работали челюсти, перемалывая изысканные яства. Я подошёл к восседающему во главе стола мэру и сказал, пытаясь напустить на себя таинственность:

— О, как трудно носить в себе ужасные тайны…

Мэр скосил на меня глаза, не отрываясь от тарелки, и приветливо растянул лоснящиеся от жира губы, не переставая при этом жевать:

— …ая асть ше ение, осподин шебник!

Я некоторое время потоптался рядом, но мэр, по-видимому, счёл эту фразу достаточной и вполне убедительной, а поэтому, урча, продолжал трапезу, не удостаивая меня вниманием. Потоптавшись, я отправился в обход длинного стола, огибая его по часовой стрелке.

Пиршество достигло апогея. Я то и дело заговаривал с едоками, но это было так же бесполезно, как предлагать токующему глухарю ознакомиться с правилами правописания. Носившиеся с подносами лакеи время от времени налетали на меня, грозя сбить с ног. Увёртываясь от них, я в какой-то момент оступился, взмахнул руками, пытаясь удержать равновесие, и чудесным образом оказался утонувшим в нежно-розовом, пышном кринолине.

Я поднял глаза — над кринолином помещался изящный, затянутый в корсет стан, а выше — круглые обнажённые плечи, а ещё выше — прелестное розовое личико некой удивлённой блондинки. Падение было моей первой удачей за весь вечер.

Некоторое время после моих извинений мы мило болтали. Я успел пожаловаться на нелёгкую долю волшебников, связанную с постоянным хранением тайн и секретов, и несколько раз приложиться к белой, ароматной, унизанной кольцами ручке, прежде чем дама возмущённо вскрикнула и моментально обо мне забыла, так как её соседка, толстушка в зелёном бархате, выудила из тарелки моей собеседницы превосходный кусок жареного мяса. Попытки возобновить беседу увенчались неудачей — красавица была вынуждена с удвоенным вниманием защищать отвоёванную отбивную.

Это поражение меня добило. Раздавленный, уничтоженный, пошатывающийся от голода среди пирующих, измученный и отчаявшийся, я зашагал прочь.

У выхода из залы обнаружился Ларт, жующий куриную ногу. По коридору отдалялись женский смех и шелест юбок.

— Браво, — сказал Легиар, запуская костью в угол.

Я почти заплакал.

Лил холодный, почти осенний дождь. Дорога размокла; измученный жеребец из конюшни герцога едва перебирал тяжёлыми, облепленными грязью копытами. Конь, по-видимому, знавал лучшие времена — его всадник, впрочем, тоже.

Покинув замок, Руал сначала метался, чтобы запутать погоню в ночном лесу, а дальше скакал, не разбирая дороги, всю ночь и половину следующего дня, задерживаясь только для того, чтобы напиться из придорожного колодца и напоить коня. Потом пришлось ненадолго остановиться — оба выбились из сил.

Руал торопился поскорее оказаться в безопасном отдалении от бешеного кабана, с которым был схож опозоренный герцог. Переночевав кое-как в мокром стогу и дав передышку лошади, он продолжил свой путь, который вернее было бы назвать бегством.

Дождь пошёл на рассвете и до вечера лил, не переставая. Жеребец оступился на скользкой выбоине и охромел.

До сих пор Руал старался избегать людских поселений, опасаясь, что их жители могут передать его в руки герцога. Теперь, по-видимому, деваться было некуда — конь хромал всё сильнее, а всадник два дня не держал во рту и маковой росинки. К тому же замок остался далеко позади — Руал надеялся, что погоня потеряла его след, да и владения герцога, в конце концов, не безграничны.

Поэтому, когда из стены дождя выступил вдруг уютный хуторок, обнесённый частоколом, Руал не стал сворачивать с дороги, как раньше. Конь оживился, почуяв жильё; Руал ободряюще похлопал его по шее и направился прямо к массивным воротам.

Ворота были заперты изнутри на засов. Руал отбил себе руки, прежде чем в ответ на его стук приоткрылось смотровое окошко и в нём замигал заспанный голубой глаз:

— Чего?

— Пустите на ночь честного и доброго путника, — сказал Руал, стараясь казаться как можно честнее и добрее.

Глаз обежал его с ног до головы, презрительно сощурился и спросил с неудовольствием:

— Сколько дашь?

У Руала не было за душой ни гроша, если не считать золотой статуэтки, тщательно запрятанной за пазуху. Поэтому он просительно улыбнулся и предложил:

— Я отработать могу.

Глаз моргнул, и смотровое окошко бесцеремонно захлопнулось.

— Погоди! — закричал испуганный Руал. — Погоди, поторгуемся!

Окошко приоткрылось опять, и владелец голубого глаза сообщил сквозь зубы:

— На базаре торгуются, ты, оборванец! А у нас хозяин бродяг всяких не держит!

— Позови хозяина, — сказал Руал быстро.

— Сейчас, — мрачно пообещал владелец глаза. — Только разгонюсь вот посильнее… А ну, пошёл отсюда!

Руал попытался придержать захлопывающееся окошко — его больно ударили по пальцам.

Жеребец переминался с ноги на ногу за Руаловой спиной.

— Плохо дело, — устало сказал ему Руал.

Дождь усилился. Понемногу сгущались сумерки. Руал прижался щекой к окошку, пытаясь по слуху определить — здесь несговорчивый обладатель голубого глаза или уже ушёл. Дождь заглушал все звуки, а щелей в воротах не было. Частокол вокруг поселения был высок и снабжён остриями по верхнему краю.

Руал снова заколотил в ворота — просто так, безнадёжно.

К его удивлению, вскоре во дворе послышались голоса, среди которых выделялся уже знакомый. Оконце распахнулось, и другой глаз, пронзительный, карий, упёрся Руалу в лицо.

— А вот собак спущу, — негромко пообещал хриплый бас.

В этот момент Руалов жеребец, не выдержав, ступил вперёд и горестно заржал.

Карий глаз перевёл свой буравящий взгляд с Руала на облепленного мокрой гривой, охромевшего красавца-коня, оценивающе прищурился:

— Твоя лошадь?

Руал кивнул.

— Где украл? — поинтересовались из-за ворот.

— Я не… — начал было похолодевший Руал, но владелец карего глаза перебил его:

— Отдай коня — и ночуй, пёс уж с тобой.

Растерявшись, Руал только покачал головой — нет, мол, не пойдёт.

— Тогда пошёл вон, — отрезали из-за ворот и окошко наполовину прикрылось.

Жеребец и Руал посмотрели друг на друга.

— Погодите, — хрипло сказал Ильмарранен. — Так и быть, согласен…