ОТРАВА С ПРИВКУСОМ ДЗЕН - Александр ЩЁГОЛЕВ

   – Зачем ты это придумал?

   – Сказано же, – отвечаю, – контрольная работа.

   – Для кого?

   – Для твоего мужа, конечно.

   И наконец Идея Шакировна понимает.

   – Ты чудовище! – успевает завопить она, прежде чем я зажимаю ей рот рукой, однако это помогает не вполне; она брыкается, она глухо воет в мою широкую ладонь: «Он же там… Он же там сейчас…», и я вынужден прекратить урок. Тащу женщину обратно в спальню – она держится за свою простыню так, словно в этой тряпочке – единственное ее спасение.

   – Лысик, лысик, между нами ничего не было! – вопит она, умудрившись укусить меня за руку. Я даю ей пощечину, однако она не унимается: – Не надо, лысик! Подожди, он разыграл тебя!

   Щюрик стоит, как стоял. Ничего не изменилось в его позе, в его опасной, чреватой многими сюрпризами позе. Я искренне изумлен:

   – Так ты не повесился?

   Счастливая жена кидается к мужу, но я срубаю ее порыв одним рефлекторным движением. Сюто-учи, удар ребром ладони. Она катится куда-то… я не смотрю.

   – Не повесился! – радуюсь я. – Ну, молодец… Слушай, я был уверен, что ты не выдержишь. Это же так просто – дернул ножкой, и конец унижениям.

   – Он тебя разыграл… – доносятся стоны откуда-то сбоку.

   Щюрик молчит и смотрит на меня. Мне в глаза – без промаха. Давно он не смотрел мне в глаза, мой бывший одноклассник, в виновности которого я неожиданно начал сомневаться.

   Я не отвожу взгляд. Позади меня – моя смерть. Впереди – Первопричина, которую я должен узнать, первое звено цепи, которое я должен найти и разбить… Ладно, пусть он победит, думаю я и отворачиваюсь. В этом поступке – тоже моя победа…

   – От желания обладать ты пришел к познанию желания обладать, которое, будучи направлено на конкретный предмет Реальности, – я показываю на барахтающуюся в простыне Идею Шакировну, – дает истинное знание об этом предмете. А именно – непричастность его к тебе.

   – Сам придумал? – выплевывает «лысик». – Или твой виртуальный Вого?

    …Что дает возможность признать разрушенным то или иное звено цепи Кармы? – писал Во Го. – Анализ собственной памяти.

    «Читайте книги о жизни людей, об их деятельности, – советовал я своим ученикам. – Читайте всё, но с единой мыслью – стремлением определить, что за что полагается…»

    Пришло время сказать эти слова самому себе, ибо анализ собственной памяти почти завершен.

    «Что за что полагается»?

    Мозгом предприятия был я, а ты, как обычно, был мотором, руками и тем, кто берет всю ответственность на себя. Испытание происходило в ванной комнате. Корпусом ракеты стала алюминиевая трубка для подводного плавания, отпиленная с двух сторон. Один конец мы наглухо заделали: крепко вбили круглую деревянную затычку и еще шурупом ее сбоку закрепили. Стабилизаторы вырезали из консервной банки и прикрепили к корпусу опять же шурупами. Другому концу трубки предстояло стать соплом: через него мы засыпали внутрь приготовленные заранее спичечные головки – коробков двадцать угробили, с запасом. Наконец, главное – спрыснули загруженное ракетное топливо бензином. Для верности…

    – Много не лей, – орал я на тебя. – Ракеты не на жадности летают, двоечник! Бензин вообще не горит, горят только его пары! Воздушная смесь! Оставь в трубке воздух!..

    Ты сделал все, как надо. Закупорил сопло куском пластилина, пропустил сквозь пластилин проводки системы зажигания, потом опустил ракету на дно ванной и аккуратно поставил ее на стабилизаторы…

    Двенадцатилетние сопляки, и вдруг – «запуск ракеты из наземного положения»! Такое бывает, господа родители, если фантазия ваших детей не признаётся за опасного и постоянно кружащего над вашей семьей демона, которого следует либо изгонять, либо хотя бы видеть.

    Провод системы зажигания был выведен наружу и оканчивался обычным штепселем. Штепсель предстояло вставить в розетку удлинителя, специально подтащенного из кухни. 220 вольт. Внутри ракеты случится короткое замыкание, искра, воспламенение горючей смеси… ну и далее – старт, отрыв… а чтобы чужую квартиру этим коротким замыканием не спалить, я впаял в шнур предохранители.

    Мой проект…

    Я – генеральный конструктор, ты – испытатель. Первый космонавт. Я жду на кухне, так было решено. Вся слава – тебе, я смирился с этим, когда оставлял тебя одного. Из снаряжения на «первом космонавте» были только очки в металлической оправе – именно они, вероятно, и спасли твои глаза… А потом был взрыв. Бензиновые пары не просто горят, господа родители – они взрываются; объясните это вашим детям. Но особенно эффектно рвется тара, в которой бензин хранится… Литровую банку с остатками горючего мы сдуру оставили там же, в ванной комнате. Вдобавок, готовя наше изделие к старту, ты пролил достаточное количество бензина – и на дно ванной, и на стиральную машину. Как же глупо это всё вышло… А потом я метался по квартире, не зная, что делать, выскочил на лестницу и начал ломиться к соседям. А потом были врачи, носилки, твои душераздирающие крики… и лицо, которое снилось мне много ночей подряд… и мой собственный нескончаемый крик: «Я же говорил ему накрыться тазом, говорил!..»

    Алюминиевая трубка воткнулась в потолок, и куски огня полетели вниз. Стеклянная банка с бензином, стоявшая на стиральной машине, взорвалась практически одновременно с пуском ракеты. Сжимая в руках штепсель шнура зажигания, ты прятался на четвереньках за чугунным бортом, но любопытство – оно ведь бывает сильнее даже инстинкта самосохранения. Вот и высунул ты свою кудрявую головушку. Ах, эти пикантные кудряшки, где они? Объект восторженного девчоночьего интереса… На голове твоей с тех пор не было больше волос. Вообще. Ни бровей, ни, ясное дело, усов. Не росли-с… А родители твои наконец спохватились и на корню подрубили наше с тобой плодотворное сотрудничество. Ты отстал на один класс, перешел в другую школу. Меня не подпускали к тебе столько лет, что мы успели забыть прошлое.

    Хотя можно ли забыть ТАКОЕ прошлое? Для тебя, как видно, это стало непосильной задачей. А для меня?

   5. Коан в коане. (Сиамские близнецы делят между собой имущество подлеца)

   Если Барский не виноват, почему он не взывает к справедливости, думаю я, присев на край разложенного двуспального дивана – поверх постельного белья. Почему не просит хотя бы о том, чтобы его из петли на минуточку вытащили, дали отдых измученным ногам? Он что, герой?