Перевал Подумай - Ольга Гуссаковская

За порогом ее встретил рой снежков. Она тоже, как ребята вокруг, стала хватать рыхлый и липкий снег и кидать его в смеющуюся белую мглу, потом ее толкнули в сугроб, и она кого-то толкнула… Улица приняла ее в игру.

Опомнилась, почувствовав, что набившийся за воротник снег холодит шею. Встала, отряхнулась. Ускользнула от чьих-то рук, от летящих неизвестно откуда снежков. Укорила себя за легкомыслие: ведь собиралась идти в институт. Но в этот вечер думать о лекциях и чинной тишине аудиторий так не хотелось, что Валя невольно выбрала самую длинную дорогу.

Она свернула в тихий переулок, до краев наполненный тишиной и снегом. Неровные доски тротуара покрыла хрупкая снежная пелена. Ближе к забору по ней вилась цепочка чьих-то следов. Валя старалась не замечать их, ей хотелось быть первой, единственной. Снег превратил знакомую до последней щербинки дорогу в новую, неизведанную землю, и каждый шаг по нетронутой белизне словно бы приближал ее к чудесному открытию. Следы возле забора нырнули в калитку и кончились. Она осталась одна на снежной целине. Возле крайнего дома с забора бесшумно упала на дорогу кошка. Валя махнула на нее варежкой: «Брысь! Тебя здесь не хватало!» Кошка сжалась в комок — и стрелой метнулась на другую сторону улицы, пропала в метели. Тонкую цепочку следов на глазах занесло снегом. Валя усмехнулась: «И не подумаю возвращаться из-за тебя! Не жди!» Почти неприметной тропкой она вышла на вершину приморской сопки.

На ней, сплетаясь и расплетаясь, плясали струи метели, и только смутное марево огней порта указывало направление. Казалось, эти огни бесконечно далеко, а тропинка никуда не ведет. Город исчез. Время остановилось.

Валя медленно ловила губами снежинки, никуда не спеша и ни о чем не думая. Подошла редкая минута отрешенного покоя, когда становится легко, бездумно, радостно. Весь мир, все лучшее в нем сосредоточилось в этой одной, словно бы навсегда остановившейся минуте, и кто скажет, не это ли и есть наиболее полное ощущение неуловимого человеческого счастья?

Разноголосица поселка вывела ее из этого хрупкого восторженного настроения. Лаяли собаки, женщины звали детей со двора. Почти незаметно для себя Валя вернулась к действительности.

Она еще немного постояла в раздумье, стряхивая варежкой снег с воротника. И почти не удивилась, когда на тропинке появилась знакомая фигура: она сейчас подумала именно об этом человеке!

Голос его прозвучал нервно, когда они здоровались, но улыбался он спокойно, дружелюбно, и Валя тоже улыбнулась ему:

— Шла в институт. Да, кажется, сегодня так и не доберусь туда — так чудесно вокруг. Первый снег… А вам он нравится?

— Да, очень.

Не сговариваясь, оба шагнули в белую ласковую мглу, и она мгновенно поглотила их.

— Мне кажется, наши случайные встречи не так уж случайны, — заговорил он. — Должен вам признаться, что часто думаю о вас. Смешно, наверное, это в моем возрасте?

Валя остановилась, посмотрела ему в лицо открыто:

— Нет, я ничего смешного не вижу в этом, я и сама…

Даже в темноте она почувствовала его потеплевший взгляд и смутилась. Но не отошла. Так и стояла, почти касаясь щекой его плеча. Они оба замерли, словно подошли к краю обрыва, где опасен каждый следующий шаг.

— Я все понимаю, — наконец проговорил Александр Ильич. Лицо его было совсем близко.

Она опомнилась и отстранилась тихонько.

— Извините, — сказал он глухо.

— Не нужно извинений… Но пусть будут только такие случайные встречи. Другого не надо.

— Но почему? — вырвалось у него.

— Вы знаете почему, — сказала она внешне ровным и лишь затаенно грустным голосом. Не все ли равно, жена вам или не жена женщина, с которой вы живете? Вы с ней вместе много лет, этого достаточно. Вы не сможете оставить ее. Иначе это были бы не вы…

Валя проговорила все это тихо, но убежденно. И все же с какой-то смутной надеждой: а вдруг он сейчас скажет, что она заблуждается, что ничего этого нет? Подробности о нем сообщила ей Маша вскоре после той встречи возле дома. Маша разузнала все: и где он работает, и кем, и какие у него отношения с Натальей Борисовной. Она уж постаралась! Ремезов ей явно не нравился. Но она, конечно, ошибается в нем.

Александр Ильич молчал. Мучительно долго. Наконец тихо проговорил:

— Вероятно, вы правы.

Ну, вот и все. Валя даже не сразу осознала, что он сказал. Слова не имели значения.

Они шли вдвоем по той же тропинке, по которой Валя только что шла одна. На смену недавнему чувству отрешенно-радостного покоя из души рвался неслышный крик радости и боли оттого, что вот он — встретился, наконец, тот единственный, но никогда им не быть вместе…

На широкой светлой улице, где уже было много прохожих, он остановился, натянуто улыбнулся:

— Мы еще увидимся?

— Конечно, город невелик. — Валя ответила как могла беспечнее, а внутренне вся сжалась от безнадежности.

— Еще один, последний вопрос. Мне не дает покоя мысль: почему вы ушли, когда я выступал в клубе? Показалось неинтересным то, о чем я говорил?

— Нет, что вы! Меня позвали, были срочные дела. Я жалела, что пришлось уйти.

Он помолчал секунду, потом протянул руку:

— Ну, что ж, до свидания…

Он ушел быстро, не оглядываясь.

И снова на опустевшей улице кружился только ласковый первый снег.

Глава VI

Застройка целого района — праздник для архитектора. Будни: привязка к плану отдельных магазинов, столовых, жилых домов и даже разного рода «времянок». Всего того, без чего, как ни мечтай о прекрасном, невозможна жизнь растущего города.

Деятельность такого рода была главным капиталом Синяева. Он быстро проектировал и строил сборные жилые дома, неказистые, но вместительные столовые, магазины, подсобки. И это создало ему имя делового человека. Представители заводов, порта и разных других учреждений города шли к нему торной тропой:

— Аркадий Викторович, магазин вот тут надо…

— Столовую бы нам, да побыстрее…

Возле стола Синяева с утра до вечера толклись заказчики далеко не интеллигентного вида, рабочими негибкими пальцами водили по самодельным «чертежикам». Вкусы их он знал. И чтобы магазин стоял на самом людном перекрестке, да чтобы и другие, посмотрев на него, позавидовали: «Вот, мол, вроде и магазин и не магазин — дворец с колоннами». Насчет колонн Синяев был непреклонен, а сами магазины строил толково.

Только одного не видел он за привычной многолетней суетой: город уже давно оттеснил его времянки на окраины.

А сегодняшние проекты новых школ, Дворца спорта, кинотеатров поручались другим, не ему. Для их исполнения требовалось что-то еще, Кроме удобной для заказчика практичности и расторопности. Но ведь он первым начал работать над проектом застройки приморского района. И он вложил в свою работу все, что мог. Пусть на этот раз победа осталась за Ремезовым, разговор еще не окончен…

День начался неудачно и не обещал ничего хорошего. Аркадий Викторович твердо знал: как с утра начнется, так уж и пойдет. А тут не успел взяться за давно уже просроченный проект очередного «магазинчика», как пришел представитель промкомбината — унылый, но неотвязный, как комар, толкач, которому тоже давненько была обещана столовая.

От толкача спас Синяева вызов к начальству, а вернувшись, он застал возле своего стола человека, совсем не похожего на обычных, примелькавшихся посетителей. Он был молод и старался придать себе солидность неуверенно растущей бородкой и темными очками. Карманы его хищно ощетинились авторучками.

«Не иначе корреспондент, — догадался Синяев, — только откуда? Вроде у нас таких не было…» Пишущую братию он не любил, хоть люди среди журналистов попадались разные: один забегал на часок, а другой неделями вникал в дело, стараясь понять его суть. Но все равно Аркадия Викторовича раздражало их показное всезнайство.

Он заранее сморщился, глядя на гостя, но тот не смутился и, назвав московскую газету, заявил, что хотел бы ознакомиться не с деятельностью института вообще, а конкретно с проектом Синяева. Неопределенно намекнул, что ему так «порекомендовали».

Это уже меняло дело. Синяев коротко рассказал о своем плане.

— Простите, — перебил гость, — а почему, собственно, вы так легко отказались в пользу Ремезова? Вы твердо убеждены, что море северянам не нужно?

— Я ни от чего не отказываюсь и ни в чем не убежден, — раздраженно ответил Синяев, — я просто хотел бы разместить на данной территории максимальное число людей.

Аркадий Викторович чувствовал, что корреспондента что-то не удовлетворяло в его словах, и постепенно все больше раздражался.

— Вас, видимо, полностью проинформировали о проекте Ремезова? Так вот. Эстетика, романтика, алые паруса, красоты моря — все это очень хорошо. Но мой уважаемый коллега в своем романтическом взлете, кажется, забыть изволил, что место сие все же не пусто, оно занято индивидуальными застройщиками, владения которых пойдут на снос. Куда прикажете девать этих людей? Между тем имеется совершенно свободное пространство на вершине берегового кряжа. Товарищ Ремезов предлагает там воздвигнуть монумент покорителям Севера и гостиничный комплекс с обзорной террасой вокруг. А я смотрю на дело с точки зрения сегодняшних нужд — когда нет черного хлеба, о булках не мечтают. Потому мной и предлагается массив пятиэтажных жилых домов серии 1-464. При них — обслуживающий комплекс. Экономичность такого рода застройки доказана практикой, кроме того, выигрывается время: так мы скорее разрешим проблему переселения. Что ж до моря и его красот, то любители могут ходить к нему по-прежнему, а другие точно так же, как прежде, обойдутся без него. По-вашему, это не логично?