Европейская поэзия XVII века - Автор неизвестен

ТОМАС КЭРЬЮ

НЕТЕРПИМОСТЬ К ОБЫДЕННОМУ

Дай мне любви, презренья дай —Дай насладиться полнотой.Мне надо жизни через край —В любви невыносим покой!

Огонь и лед — одно из двух!Чрезмерное волнует дух.

Пускай любовь сойдет с небес,Как сквозь гранит златым дождемК Данае проникал Зевес!Пусть грянет ненависть, как гром,

Разрушив все, что мне дано.Эдем и ад — из двух одно.

О, дай упиться полнотой —Душе невыносим покой.

ПЕСНЯ

Не вопрошай, откуда несВ июле я охапку роз.В саду восточной красоты —В самой себе их множишь ты.

Нe вопрошай, где золотойКрупинок солнца вьется рой,Упав с надоблачных орбит,—Им шелк волос твоих горит.

Не вопрошай, зачем с ветвей,К кому слетает соловей.Он ищет для своих руладТо, чем твой голос так богат.

Не вопрошай, зачем, куда,Откуда падает звезда.Спроси глаза — в твоих глазахИ звезд не счесть, как в небесах.

Не вопрошай, в краю какомПред смертью Феникс вьет свой дом.В благоухающую грудьК тебе летит он, чтоб уснуть.

НЕБЛАГОДАРНОЙ КРАСАВИЦЕ

Нет, Селья, гордость успокой!Моим пером ты знаменита,Не то была бы ты с толпойКрасоток уличных забыта.Мой каждый стих дорогой розТебя, чертенка, к славе нес.

Соблазна мощь — не твой удел,Но я твой возвеличил жребий,Твой стан, твой взор, твой голос пел,Звезда в моем, не в общем небе.И виден твой заемный светТому лишь, кем он был воспет.

Так не грози! В единый мигТебя верну я в неизвестность.Глупцу — мистический твой лик,А мне нужна твоя телесность.Все покрывала с Правды сняв,Поэт лишь ею мудр и прав.

ЭЛЕГИЯ НА СМЕРТЬ ДОКТОРА ДОННА

Когда, великий Донн, ты сбросил жизни узы,Ужель не в силах мы у овдовевшей музыИзвлечь Элегию — тебе на гроб венок?Как верить в эту смерть, хоть прах на прах твой легУнылой прозою, такой же скучной, серой,Как та, что поп-лохмач сбирает полной меройС цветка Риторики, сухой, как тот песок,Что мерит ей часы, тебе же — вечный срокОт часа похорон. Ужель нам изменилиИ голос наш, и песнь, и если ты в могиле,Так уж ни смысла нет у языка, ни слов?Пусть Церковь плачется, ее прием не нов!Уставы, догматы, в доктринах постоянствоИ следованье всем заветам христианства.Но пламенем души, отзывчивой всему,Умел ты землю жечь, сияньем делал тьму,Противодействовал насилующим волюСвященным правилам, но дал излиться вволюРастроганным сердцам. Ты в истины проник,Чей, только разумом постигнутый язык,Для чувств непостюким и чужд воображенью.Тот жар, что был присущ дельфийскому служеньюИ хорам жертвенным, тот жар, что ПрометейСвоим огнем зажег, в сумбуре наших днейНа миг сверкнул и что ж, потух в твоей могиле.Сад муз очистил ты, что сорняки глушили,И подражательство как рабство упразднилДля свежих вымыслов. Тобой оплачен былНаш век, скупой банкрот, лишенный постоянства:Бесстыдный плагиат, восторги обезьянства,Тот стихотворный пыл, что воровством силен,Когда сподручно все — Пиндар, Анакреон,И нет лишь своего, где всяческие штуки,Двусмысленная смесь фиглярства и науки,И все то ложное, что нам, куда ни кинь,И греческий дает в избытке, и латынь.Ты стал, фантазией неслыханной владея,В мужской экспрессии соперником ОрфеяИ древних, кто ценней для наших дураков,Чем золото твоих отточенных стихов.Ты им богатства нес, чтобы для рифм унылыхНе тщились разгребать руду в чужих могилах,Ты — первый навсегда, владыка меж владык,Хотя б менялось все — и век наш, и язык,Скорец для внешних чувств, и то лишь редко, стройный,Еще тебя он ждет, венец, тебя достойный.Лишь силою ума сумел ты, как никто,Преобразить язык, пригодный лишь на то,Чтоб косностью своей и грубостью корсетаПротивиться перу великого поэта,Который избегал аморфных, зыбких фраз.Противники твои, явившись раньше нас,И поле замыслов чужих опустошая,Лишь тень оставили былого урожая.Но и с пустых полей своей рукой, поэт(И меж заслуг твоих заслуги меньшей нет!),Ты лучшее собрал, чем были бы великиМинувшие века и всех времен языки.Но ты ушел от нас, и был безмерно строгДля стихотворного распутства твой урок.Теперь в их болтовню вернутся те же боги,Которым ты закрыл в поэзию дороги,Как справедливый царь. Начнут то здесь, то тамСтихи Метаморфоз мелькать по всем листам.Запахнет все враньем, и новым виршеплетствомЗаменится твой стих, рожденный благородством,И старым идолам новейший ренегатПоклонится, вернув забытый строй баллад.Прости, что я прервал высоких строф подобьемМолчанье скорбное перед твоим надгробьем,Благоговейный вздох, что был — хвала судьбе! —Скорей, чем слабый стих, элегией тебе,—Безмолвным откликом души на увяданье,На гибель всех искусств, чье позднее влияньеЕще хранит мой стих. Уяле, и хром и крив,Он задыхается, себя же утомив.Так колесо, крутясь, не прекратит движенье,Когда отдернута рука, чье напряженьеДало ему толчок, — его слабеет ходИ замедляется, а там, глядишь, замрет.Так здесь, где ты лежишь, недвижный и суровый,Я водрузил в стихах тебе венец лавровый,И пусть позорит он, пусть будет он плевкомНа тех, кто подползет, как тать ночной, тайком,Чтоб обокрасть тебя. Но больше я не стануОплакивать твой прах, тревожить нашу рану,Твоим достоинствам ведя хвалебный счет.В одну элегию он просто не войдет,И мне не выразить величие такое.Ведь каждое перо найдет в тебе другое.И где художник тот, иль скульптор, иль поэт,Что в силах исчерпать такой, как ты, сюжет?Для полноты похвал нужны другие сроки,Я ж эпитафией закончу эти строки:Здесь погребен король, кому судьба самаДала всемирную монархию ума.Первосвященник здесь, вдвойне угодный Небу,Двоим отдавший труд: Всевышнему и Фебу.

ВЕСНА

Зима прошла, и поле потерялоСеребряное в искрах покрывало;Мороз и вьюга более не льютГлазурных сливок на застывший пруд;Но солнце лаской почву умягчает,И ласточке усопшей возвращаетДар бытия, и, луч послав к дуплу,В нем будит то кукушку, то пчелу.И вот щебечущие менестрелиО молодой весне земле запели;Лесной, долинный и холмистый крайБлагословляет долгояаданный май.И лишь любовь моя хладней могилы;У солнца в полдень недостанет силыВ ней беломраморный расплавить лед,Который сердцу вспыхнуть не дает.Совсем недавно влекся поневолеК закуту бык, теперь в открытом полеПасется он; еще вчера, в снегах,Любовь велась при жарких очагах,—Теперь Аминта со своей ХлоридойЛежит в сени платана; под эгидойВесны весь мир, лишь у тебя, как встарь,Июнь в очах, а на сердце январь.

РИЧАРД КРЭШО

ПОЖЕЛАНИЯ (К воображаемой возлюбленной)

Где отыщу я ту,Что претворит мою мечтуВ реальную, живую красоту?

Пока она — увы —В чертоге горней синевыУкрыта сенью ласковой листвы.

Пока она СудьбойНе призвана идти земной тропой,Травы не смяла легкою стопой.

Ее доселе БогКристальной плотью не облек,Светильник гордый духа не возжег.

О грезы, в мир тенейЛетите, прикоснитесь к нейВоздушного лобзания нежней.

Что ей изделие ткача,—Атлас, струящийся с плеча,Шантильских кружев пена и парча?

Что — колдовской обманШелков, обвивших стройный стан,Безжизненных улыбок и румян?

Что — веер, блеск тафты, —Когда прекрасны и простыБез ухищрений девичьи черты.

Вот образ, чья красаСвежа, как вешняя роса,Его омыли сами небеса,—

Твои черты легки,Не нужен мел и парикиТворению божественной руки.

Твоих ланит цветыНежны, лилейны и чисты,И легковейны дивные персты.

Румянец твой знакомСкорее с маковым цветком,Чем с пудрою и алым порошком.

А на устах чуть светЛобзание запечатлел поэт,Но так же ярок их пунцовый цвет.

Глаза твои горят,Как затканный алмазами наряд,Но драгоценен искренностью взгляд.

Мерцание очейЗатмит созвездия ночей,Блеск благодатный солнечных лучей.

Златые волосаСвила жемчужная лоза,Рубинами разубрана коса,

Но прядей блеск сильней,Чем своевольный свет камней,Играющий среди златых теней.

Рубин играет и горитВ живом огне твоих ланит,И свято каждый перл слезу хранит.

В душе покой, трикратХранит он лучше звонких латОт стрел любви, разящих наугад.

У лучезарных глазОпасных стрел велик запас,Но лук любви достать — не пробил час.

Пленительно юнаУлыбка, что тебе дана,И прелести таинственной полна.

И рдеет в розах щекНе пламень грешный и порок,А скромности летучий огонек.

Любуюсь простотой забав,Где, незатейлив и лукав,Проявлен твой невинно-милый прав.

Я вижу трепетный испуг,Тот нежный страх в кругу подруг,Когда невесту ночь настигнет вдруг;

И каплею росыБлеснувший след ее слезыВ прощальные предбрачные часы;

И утра пастораль,Что не взяла полночную печальВ блистающую завтрашнюю даль.

Тех ясных дней лучи,Как пламень мысли, горячи,Их лучезарный свет кипит в ночи.

Ее ночей сапфирЕще прозрачней от любовных лир,Еще синей во тьме, объявшей мир.

Я знаю, жизни кругЗамкнет душа ее без мукИ встретит Смерть словами: «Здравствуй, Друг».

Поток ее бесед,Как Сидни солнечный сонет,В седины зим вплетает майский цвет.

В домашней ли тиши,В беседке ли, в лесной глуши —Живителен покой ее души.

Когда от счастья ей светло,—Небес озарено чело,И ночь крылатой сенью гонит зло.

Вот облик твой, что мной воспет,Дитя природы! Много летПусть он корит естественностью свет.

Твоим поэтом и певцом,Твоим единственным льстецомДа внидет добродетель смело в дом.

Познай же благодатьТвоим достоинствам под стать,А большего нельзя и пожелать.

ГИМН ВО СЛАВУ И ВО ИМЯ ВОСХИТИТЕЛЬНОЙ СВЯТОЙ ТЕРЕЗЫ,ОСНОВАТЕЛЬНИЦЫ РЕФОРМАЦИИ СРЕДИ БОСОНОГИХ КАРМЕЛИТОВ,МУЖЧИН И ЖЕНЩИН,ЖЕНЩИНЫ АНГЕЛЬСКОГО ПОЛЕТА МЫСЛИ, МУЖЕСТВА, БОЛЕЕ ДОСТОЙНОГО МУЖЧИНЫ, ЧЕМ ЖЕНЩИНЫ,ЖЕНЩИНЫ, КОТОРАЯ ЕЩЕ РЕБЕНКОМ ДОСТИГЛА ЗРЕЛОСТИ И РЕШИЛАСЬ СТАТЬ МУЧЕНИЦЕЙ

Любовь вершит судьбу людей,И жизнь и смерть подвластны ей.И вот, чтоб это доказать,Возьмем не тех, в ком рост и стать,Не тех, кому ценою мукПринять корону в лоно рукИ божье имя в смертный часПроизнести без лишних фраз,Не тех, чья грудь как трон любви,В поту омытой и крови;Нет, мы возьмем пример иной,Где храм воздушный, неземнойВ душе у девочки возник,Где юной нежности родник.Умеет вымолвить едваРебенок первые слова,Но мнит уже: что вздохи длить,Дай смерти гордый лик явить!Любовь со смертью — два крыла,Но где ей знать — она мала,—Что ей пролить придется кровь,Чтоб проявить свою любовь,Хоть кровью, что должна истечь,Не обагрить виновный меч.Ребенку ль разобраться в том,Что предстоит познать потом!Сердечко словно шепчет ей:Любовь всех-всех смертей сильней.Тут быть любви! Пускай шесть летПрошли под страхом разных бедИ мук, что всех ввергают в дрожь,—На всех страдалец не похож,Одной любовью создан он,От прочих смертных отделен.Любовь у девочки в душе!Как жарко бьется кровь ужеЖеланьем смерти и страстей!Ей — кубок с тысячью смертей.Дитя пылает, как пожар,Грудь слабую сжигает жар,И ласки, что ей дарит мать,Никак не могут страсть унять.Коль дома ей покоя нет,То ей мирской оставить светИ в мученичество уйти,И нет иного ей пути.

НА ПОДНОШЕНИЕ ДАМЕ СЕРДЦА КНИГИ ДЖОРДЖА ГЕРБЕРТА ПОД НАЗВАНИЕМ «ХРАМ ДУХОВНЫХ СТИХОТВОРЕНИЙ»

Строки, что прельстят ваш взгляд,Высшую любовь хранят.Мысль о блеске ваших глазГерберта влекла не раз.Пусть вам мнится: в томе этом —Ангел, спрятанный поэтом.Тот, кто пчелке малой рад,Ловит утра аромат.В церкви вас узря украдкой,Всяк познает трепет сладкий.Вам дарит цвет души поэт,Чтоб вы узнали горний свет.Вас он знакомит с высшей сферой,Где всех одной измерят мерой.Я б сказать вам смело мог:В ткани гербертовских строкПлод моих душевных мукВам кладу в святыню рук.

ПАСТУШЬЯ ПЕСНЬ СПАСИТЕЛЮ

«Ты — в сладостной тиши росток,Повлекший вековечный день.Ты засветившийся восток,Рассеявший ночную тень.Ты зрим, — и мы хвалу поем,Ты зрим в сиянии своем».

Но что сия юдоль скорбейПришельцу звездному дала?Пещеру в несколько локтейИ место около вола.С небесною — земная ратьВоюет, чтоб у ложа встать.

ПЫЛАЮЩЕЕ СЕРДЦЕ (Над книгой и изображением святой Терезы)

О Сердце благородное, живиВ словах неувядающей любви!Всем языкам, народам, расстояньямЯвись одним слепительным пыланьем;Гори — и жги; погибни — и восстань;Скорби — и мучь; кровоточи — и рань;В бессмертном ореоле вечно шествуй,Зовя к страданию и совершенству;Борись — и, умирая, побеждай;И мучеников новых порождай.О факел мой! примером светоноснымВосторжествуй над этим сердцем косным;Разящей силой слов, лучами дня,Прорвав броню груди, ворвись в меняИ унеси все то, что было мною,—С пороками, с греховной суетою;Как благо, я приму такой разбой,Как щедрый дар, ниспосланный тобой.Молю тебя и заклинаю снова —Наитьем твоего огня святого;Орлиной беспощадностью речей —И голубиной кротостью твоей;И всем, что претерпела ты во имяЛюбви и веры, муками твоими;Огромной страстью, жгущей изнутри;Глотком последней, пламенной зари;И поцелуем тем, что испыталаДуша, когда от тела отлетала,—Его блаженством полным, неземным(О ты, чей брат — небесный серафим!)Молю тебя и заклинаю снова:Не оставляй во мне меня былого;Дай так мне жизнь твою прочесть, чтоб яДля нового воскреснул бытия!

ГЕНРИ ВОЭН