Сибирская жуть-7 - Андрей Буровский

В трех комнатах дома Вольдемара тоже равномерное тепло, но он может, в отличие от нас, в любой момент прикинуть — а что-то сделалось прохладно! И подкинуть поленьев, то есть самому регулировать температуру.

А самое главное — в его доме есть место, где колотится огонь в кирпичные стенки, словно хочет выпрыгнуть оттуда, пляшут отсветы на стенах и потолке, и тепло имеет источник: сидящему человеку с одной стороны теплее, чем с другой, а поблизости от печки — просто жарко…

Так вот сидим, вьюга колотится в дом, и среди прочих разговоров я задаю обычный вопрос: не происходило ли на его глазах чего-то необычного, трансцендентного?

— Да вот в этом доме и происходило…

Мой хозяин говорит это просто, обыденно и уж, во всяком случае, без намерения напугать или произвести впечатление. Так, поддерживает разговор. Фантастика… Ну правда— на ловца и зверь бежит…

— А что было-то, Воля?!

— Диван у меня двигался, и вообще…

Тут я смотрю на Волю внимательно-превнимательно, стремясь уловить малейшие признаки розыгрыша и любого другого неправильного отношения к ситуации. Признаков нет. Воля деловито хлебает борщ, поднимает на меня глаза:

— Вот в той комнате, за кухонькой, и двигался. Смотреть пойдем?

— Ясное дело, пойдем!

Большая комната (в деревне ее часто называют залом) отделена от кухни тонкой перегородкой в одну доску. Когда кто-то ходит в зале, на стене в кухне виден темный движущийся силуэт. Площадь порядка двадцати квадратных метров, темный старый диван у стены.

— Что, и эта штука куда-то ползла?!

— Сперва не ползла… Сперва я тут без одеяла просыпался. Думал, это у меня от нервной работы появилась привычка крутиться по ночам. Но когда бы ни проснулся — одеяло всегда на полу. А потом приятель у меня ночевал. Я его на диван уложил, сам ушел в маленькую комнату ночевать. Он меня среди ночи окликает: «Ты чего?!»

А я ничего и понять не могу — чего он орет? Кричу ему: «Серега, ты чего дурака валяешь? Снится что-то?» А он: «Ты чего дерешься?!» Долго отношения выясняли, потом заснули. Вскоре кто-то меня будит — он, товарищ; приходит он, завернувшись в одеяло, и рассказывает: мол, спит он и спит, а его вдруг цап за плечо!

«Цап, и потащили куда-то! Ка-ак дернут! Я и на полу…»

«Ты хоть разглядел, кто?!»

«А там и разглядывать некого! От снегу светло, все в комнате видно, и нет в комнате никого… Я рукой махаю туда, где должен быть держащий, хочу его зацепить, а там тоже нет никого! Никакой ни руки нет, ни плеча, а меня все равно кто-то тащит. Как первый раз потащили, я еще тебе орал — думал, ты что-то придумал и тащишь. А как по новой потащили, я уж к тебе прибежал — разбирайся сам с этим диваном!»

— Я еще сомневался в чем-то, — добавляет Воля, — да он мне показал на плече своем кровоподтеки — видно было, что тремя пальцами его за плечо уцепили и рванули. По крайней мере, три пальца отпечатались на теле.

Воля закуривает, какое-то время мы молчим: и я, и Воля, и обшарпанный черный диван.

— Но смотри — тебя-то не скидывали с дивана, а только одеяло! А приятеля твоего скинули… Где логика?

— А может, меня и пытались скидывать? Но сколько во мне килограммов (Воля расправляет плечи, демонстрируя свои сто десять килограммов), а сколько в нем, в Сереге? В нем — от силы семьдесят, вот и сошвырнули… А может, дело в том, что я хозяин дома. Они со мной и того… поделикатнее.

— А кто «они», Воля, не думал?

— Не думал, — отрезает Вольдемар, — и до сих пор стараюсь не думать.

Но после истории с Сергеем Вольдемар стал спать в другой комнате. Ложился он обычно очень поздно; как и многие творческие люди, работал и в час, и в три часа ночи, отсыпаясь утром или днем.

И раза два слышал он в зале странный стук, скрежет, звук, который возникает, если по полу тянут тяжелую мебель. Скажем откровенно — не очень стремился Воля так уж детально расследовать, что в этой комнате происходит. Тем более, никаких эффектов не возникало, если Воля был в доме не один — с девушкой или с товарищем. Если же один — звуки раздавались почти неизменно, и Вольдемар стал запирать комнату, в которой ночевал («на всякий случай, кто его знает»).

Но все же как-то он не стал гасить в зале свет и, когда раздались звуки, вошел в комнату. Диван как будто плясал, пританцовывал на всех четырех ножках, подпрыгивал. Это было так жутко, что Вольдемар чуть на заорал. Скрежет, звук перетаскиваемой тяжести, и диван еще и углом выехал на середину зала.

— Вот этим углом, — уточняет Воля, да про другой угол и не подумаешь.

— И что потом?

— А что могло быть?! Постоял я, и так и попятился… Кто его знает, что этому дивану еще в голову придет.

— Вот именно, в голову…

Вершина этих безобразий имела место быть, когда у Вольдемара попросили квартиру для свидания: знакомый по службе милиционер, которому негде было встретиться с подругой. Вольдемар честно его предупредил, что возможны осложнения… Но охваченный страстью мент проигнорировал его предупреждение. Ну, и нарвался…

Молодые люди сидели, пили вино в кухне и как-то очень быстро обнаружили, что они в доме вовсе не вдвоем: кто-то расхаживал по залу, кряхтел и покашливал, и на кухонной стене очень четко отражался темный силуэт какого-то человека, топавшего по залу. Этот, в зале, ничего плохого не делал и вообще вел себя совсем не подозрительно — разве что тень на кухонную стену падала чересчур уж густая, не по освещению и не так, как обычно должна падать тень на кухонную стену. Тем более никак не вел себя диван — не приплясывал, не выезжал в зал от стены своим обычным углом.

Но, как нетрудно догадаться, молодые люди в зал так и не пошли, и вообще их свидание как-то ограничилось посиделкой в кухне, и то чувствовали себя они довольно-таки неуютно.

— Воль, к тебе претензий у мента не было?

— Какие претензии?! Я ему честь по чести квартиру дал. У него же табельное оружие, и вообще он присягу приносил, пусть и геройствует…

Но милиционер не геройствовал, хозяин дома тоже не лез, а лихой диван постепенно совершенно успокоился. Сам собой. Вольдемар прожил в этом доме два года. С момента вселения были эффекты. А потом эти эффекты пропали, и без всяких внешних воздействий: Вольдемар не обращался к священнику, не совершал никаких ритуальных или там магических действий. Даже не выбросил вон и не сжег диван (что сделали бы на его месте многие). А эффекты тем не менее исчезли.

— Так что ты не бойся, сейчас тут вполне безопасно…

— Воля, а откуда взялся сам дом? Где и когда собрали сруб?

— Сруб… Собрали его где-то в середине 1960-х, в поселке Кеть, довольно быстро привезли сюда. И до меня тут жила одна семья… Ее хозяин тут и помер…