Красив и очень опасен - Энн Стюарт

– Кэссиди, – промолвил Тьернан, крепко сжимая рукой ее запястье. Неслышной тенью он вырос из тьмы и теперь возвышался над ней, почти незримый. Кэссиди казалось, что ее сердце вот-вот выпрыгнет из груди. – Ну как, стоила овчинка выделки? – насмешливо спросил Тьернан. – Что-нибудь интересное услышали?

Кэссиди рывком высвободила руку.

– Что вы имеете в виду? – срывающимся голосом спросила она.

– Не притворяйтесь, что не понимаете, Кэссиди, – снисходительно произнес Тьернан. – Вам это не идет. Я знаю: вы стояли за дверью кабинета и слушали пьяные разглагольствования своего отца. Что вы вынесли из всего нашего разговора?

Кэссиди скрестила на груди руки; ее бросало то в жар, то в холод.

– Даже не знаю, что и подумать, – промолвила она с подкупающей искренностью. – Чего именно, по-вашему, ждет от меня Шон? Какой помощи? Редакторской, секретарской? Или какой-то иной?

– Какой-то иной, – преспокойно ответил Тьернан, глаза которого странно блеснули.

Кэссиди вспыхнула.

– Это исключено! – гневно отрезала она.

– Объясните это своему отцу, – посоветовал Тьернан.

Кэссиди мысленно порадовалась, что разговор их происходит в темноте, в противном случае Тьернан заметил бы, как пылают ее щеки.

– Да, вы правы, – сказала она, невесело усмехнувшись. – Приняв решение, Шон идет напролом. Мнение других людей его уже не волнует. И вам никогда не убедить его, что мои прелести вас не интересуют.

– Они меня очень даже интересуют.

Воцарившееся молчание, казалось, можно было пощупать. Оно нависло над ними подобно толстому и непроницаемому куполу. Кэссиди всем телом ощущала присутствие Ричарда Тьернана. Он стоял рядом, близко, но жар, исходивший от его тела, достигая ее, почему-то пробирал морозцем по коже. Наконец, не выдержав, Кэссиди нервно хихикнула.

– Вы знаете, в первое мгновение мне показалось даже, что вы не шутите, – пролепетала она, умирая от страха. Вот сейчас он ответит, что вовсе не шутил.

– Где вы пропадали весь вечер? – спросил вместо этого Тьернан.

– Ходила по магазинам, – ответила, пожав плечами, Кэссиди. – Потом в кино зашла, потом в ресторан. Я ведь редко выбираюсь в Нью-Йорк, так что не смогла устоять перед посещением «Блумис». Впрочем, я так ничего там и не купила, да и фильм оказался довольно дрянной, а потом, не встретив даже в парке ни одного знакомого лица, я что-то совсем загрустила и…

– И повесила нос, – закончил за нее Тьернан. – Скажите, Кэссиди, ваша совесть чиста?

– Да, а что? – изумленно спросила Кэссиди.

– Сам не знаю. Просто мне почему-то кажется, что за всю свою жизнь вы никогда не сталкивались со злом и коварством. Если, конечно, не считать знакомства со мной.

Кэссиди нервно сглотнула комок.

– А вы коварный?

Тьернан пропустил ее вопрос мимо ушей.

– Позвольте дать вам совет, Кэссиди. Если вы что-нибудь натворили и должны непременно наврать с три короба, чтобы оправдаться, то фокус заключается в том, чтобы говорить как можно меньше. Оправдываться вовсе не обязательно. А потом, ответив на основные вопросы, просто наберите в рот воды.

– Я буду иметь это в виду, – пролепетала Кэссиди. – А вы именно так себя вели, когда вас арестовали?

В темноте она скорее почувствовала, нежели разглядела, как он по-волчьи ощерился.

– Спокойной ночи, Кэссиди.

Тьернан растворился во мраке, и до ушей Кэссиди донесся еле слышный скрип двери его спальни. На мгновение она зажмурилась, шумно выдохнула и разжала кулаки. Она даже не заметила, в каком диком напряжении находилась.

Да, Тьернан все-таки ухитрился влезть к ней в душу. Даже при иных, более нормальных обстоятельствах Кэссиди находила бы его волнующим. Она твердо решила, что, попадись Тьернан ей на пути где-нибудь в обычной жизни, например в Балтиморе, она бы сделала все возможное, чтобы держаться от него подальше. Шестое чувство, присущее некоторым женщинам, подсказывало Кэссиди, что Тьернан представляет слишком серьезную угрозу для тихой и размеренной жизни, которую она вела там, вдали от властного и непомерно требовательного отца. Угрозу для образа ее мыслей. Возможно, даже для самого ее дальнейшего существования.

В квартире отца избежать встречи попросту невозможно. Как невозможно избежать тягостных мыслей по поводу неотвратимого наказания, нависшего над Тьернаном дамокловым мечом…

И все же почему ее так притягивал этот загадочный человек? В самом ли деле есть в нем нечто зловещее, или он просто по какой-то лишь ему понятной причине пытался произвести на нее такое впечатление?

Спасти его она, конечно же, не могла. Это не в ее силах. Кэссиди поняла это довольно рано, еще наблюдая, как губит себя пьянством мать или как медленно, но верно разрушает свою душу Шон. Нет, спасти их она была не в состоянии, но вот спастись сама еще могла. Подумав, Кэссиди решила даже, что вообще давно разучилась заботиться о ком-либо, кроме себя.

И все же было в Ричарде Тьернане нечто дьявольски таинственное и притягательное. Однако чем быстрее она сумеет отгородиться от него бетонной стеной, тем легче и спокойнее станет ее существование.

До чего же легко оказалось ею манипулировать! Другого на месте Ричарда разочаровала бы легкость, с которой Кэссиди поддавалась на его чары, но Тьернана в этой женщине восхищало все, даже ее предсказуемость. Хотя, кто знает, может, на самом деле она вовсе не такая уж и предсказуемая? Может, он пока недостаточно знает ее? Или знает только поверхностно?

Впрочем, в одном Тьернан был уверен: попытайся он усилить натиск, и Кэссиди сбежит. Он ее сразу раскусил. Вот почему он держался настолько осторожно, превозмогая свои желания и даже не пытаясь закручивать гайки. Да, с Кэссиди следовало держаться тактично и деликатно. Одним неосторожным движением или даже словом он мог поставить под угрозу весь свой замысел. А ставки в этой игре были слишком высоки, чтобы рисковать.

Только действуя медленно, ненавязчиво и расчетливо, он мог надеяться покорить Кэссиди и завлечь ее в свои сети. А потом, когда она опомнится, будет уже поздно.

Выдержке и терпению Тьернана можно было только позавидовать. В течение двух дней он часами напролет просиживал в кресле, обтянутом зеленой кожей, и наблюдал сквозь полусомкнутые ресницы, как Кэссиди с Шоном спорят о том, какой должна быть его новая книга. Его поражало, что Кэссиди до сих пор так и не догадалась, какую роль отвели они ей с ее отцом. Нет, она должна, просто обязана если не догадаться, то хотя бы заподозрить, что цель романа Шона состояла вовсе не в том, чтобы доказать невиновность Ричарда Тьернана! Тем более поразительно, если учесть, что о невинности во всей колоссальной квартире Шона напоминали только глаза Кэссиди – зеленые и огромные, как у испуганной лани.