Рубин Рафаэля - Диана Хэгер

Девушка сказала, что в их распоряжении будет только пара минут. Задерживаться дольше они не могут – это слишком опасно. Несмотря на ранний час, их в любой миг может увидеть кто-нибудь из слуг или пажей, и тогда прощай работа в семье Киджи! Девушка тихо провела их в дом. Маргарита шла последней, и ей казалось, что она не идет, а парит. Какая-то неведомая сила влекла ее вперед, мимо кустов можжевельника, изумительных статуй и греческих ваз. Они прошли в маленькую дверь и оказались в самом палаццо. Сердце Маргариты билось так быстро, что она с трудом переводила дыхание. Никогда в жизни дочь пекаря еще не делала ничего более безрассудного и более восхитительного!

Они вступили в зал с низким потолком. Там было темно и очень тихо. Маргарита схватила Донато за руку, чтобы удержать рвущееся наружу восклицание. Обогнув угол, они неожиданно оказались в огромной комнате, украшенной великолепными фресками. Ее окна выходили на большой парадный сад и набережную Тибра. Маргарита сделала шаг назад, прижав руку ко рту. Она не могла оторвать глаз от изумительного изображения на стенах. Одно из них особенно привлекло ее внимание. Женщина с развевающимися волосами восседала на колеснице, запряженной двумя дельфинами. Вокруг нее парили купидоны с луками, целя прямо в сердце прекрасной нимфы. Фреска пробудила в Маргарите самые сокровенные чувства. Она никогда не видела такой величавой, всевластной красоты! То была легендарная Галатея, но мягкие нежные тона, которые использовал художник, распущенные, взлетающие на ветру волосы уподобляли ее обычной, смертной женщине. Рафаэль сумел передать не только величие, но и человечность. Маргариту охватил восторг. Ей и в голову не приходило, что Рафаэль настолько талантлив и чуток.

– Говорят, он писал ее с одной из любовниц синьора Киджи, Империи, – тихонько прошептала их провожатая. – Я могу подтвердить, что она тут как живая. В точности такая же, какой я видела ее вчера. Правда, теперь, когда у синьора родился еще один ребенок от другой любовницы, Франчески, она уже в меньшем фаворе. – Девушка оглянулась. – Все, больше нам нельзя здесь находиться. Скажи, теперь мой долг уплачен?

– Полностью, – быстро ответил Донато.

Она молча кивнула и повела их прочь из прекрасной комнаты, шурша подолом платья по мраморному полу. Маргарите казалось, что перед ней плывет легкое цветное облако.

– Не верится, что ты видел такую красоту и ни словом не обмолвился никому из нас, – прошептала Маргарита по пути на конюшню.

– А я ничего не видел.

– Откуда же ты знал об этих фресках?

– Мне о них рассказали.

– Но кто мог рассказать конюху об этой комнате? Таких, как мы, туда мог пригласить только такой же слуга…

Она умолкла на полуслове, потому что ответ открылся ей во всей очевидности. Она поняла, кто заслужил благосклонность красавицы служанки и кому довелось увидеть эту залу до нее. Презренный малый из Трастевере, предавший подругу, которую во всеуслышание называл любовью всей своей жизни. Маргарита почувствовала, как холодеет кровь в жилах. Она представила Антонио в объятиях той девушки, и земля ушла у нее из-под ног. Для нее не составляло тайны, что Антонио бывает с другими женщинами, но теперь она узрела одну из соперниц своими глазами, и та оказалась настоящей красавицей… Сердце сжалось от боли, наполнилось горечью. Не в силах сдержать слезы, она попыталась вытереть их тыльной стороной руки. Донато прижал ее к груди и гладил по волосам.

– Он мой брат, и я очень его люблю. Только сейчас я согласен с твоим отцом, – говорил он. – Не стоит отказываться от возможности изменить свою жизнь ради мужчины, который никогда не будет этого достоин.

В ее голове царило смятение, лихорадочно мечущаяся мысль все чаще обращалась к тому, что может ожидать ее в другой жизни, за пределами Трастевере.

Неровное мерцание свечей разгоняло мрак по углам библиотеки в узком трехэтажном доме на Виа деи Коронари, где жил Рафаэль. Это святилище, отделанное панелями из золоченого резного дерева, было обставлено тяжелой расписной португальской мебелью, и свечи тут горели в серебряных канделябрах. Всякий раз, когда он возвращался домой поздней ночью, его неизменно встречал всепобеждающий запах льняного масла и пряный аромат тушеного мяса, которое разогревали на кухне. Недавно завершенные картины, которые он хранил дома, манили его сильнее рагу из телятины. Ужин готовила и подавала круглолицая и сероглазая девушка. Она ходила на рынок за провизией, стряпала, накрывала на стол и наливала вино, а перед уходом закрывала ставни, чтобы хозяин спокойно поужинал в полном одиночестве.

Кроме Елены ди Франческо-Гвацци, которая готовила мастеру любимые блюда и следила за порядком в доме, Рафаэль имел еще двоих ливрейных слуг и несколько породистых лошадей, которые содержались в конюшнях Киджи. Он нанимал учителя фехтования и учителя танцев, который показывал ему новые движения паваны, а также личного камердинера. Однако только этот последний, тихий черноглазый юноша по имени Людовико, делил кров с хозяином. В его обязанности входило подавать по утрам чистую одежду, одевать и брить Рафаэля, который по занятости частенько не обращал внимания на отросшую щетину.

Днем Рафаэль принадлежал своим покровителям. Писал для них картины, обедал с ними, шутил, льстил и ублажал. Но здесь, на Виа деи Коронари, он хотел быть самим собой. Даже женщин, временами появлявшихся в его жизни, он редко приводил в свой дом, предпочитая назначать встречи в борделях вокруг Бокка делла Верита, в лабиринте улочек, который называли Борделетто. Ему хотелось хоть иногда побыть пареньком из Урбино, а не великим художником, которым он стал.

Для этого больше всего подойдет небесная лазурь, Рафаэлло. Глаза станут более прозрачными, живыми…

Неожиданно почувствовав присутствие отца, он позволил себе немного углубиться в воспоминания. Густая черная борода, длинные тонкие пальцы, в лунки ногтей въелась краска, решительные темные глаза горят желанием работать. От отца всегда пахло краской и еще чем-то сладким.

– Но папа, почему мне нельзя поиграть с другими мальчиками? Они часто зовут меня с собой. Что, если они перестанут меня звать и у меня совсем не будет друзей?

– Придет день, и все почтут за честь стать твоими друзьями, сынок! Ты же художник, Рафаэль! В этом твое будущее, твоя судьба! Я видел твои работы и уверен в твоем таланте. Не разменивайся на мелочи, и ты станешь таким великим мастером, каким я не смог бы стать даже в своих самых дерзких мечтах!

– Но смогу ли я стать счастливым? У меня нет друзей. У нас нет друзей…