Блуждание во снах - Лана Ланитова

– Что еще пожелают господа? – прозвучал услужливый голос буфетчика.

– Спасибо, милейший, – ответствовал за всех Владимир. – Ступайте, мы пригласим вас, коли понадобится.

Через четверть часа наша небольшая компания утолила жажду и голод, и над столом повисла неловкая пауза. Все четверо выжидательно рассматривали лица друг друга. Первым молчание нарушил чуть захмелевший и сытый Макар.

– И все-таки, черт знает что, я вам скажу.

– Что именно? – небрежно полюбопытствовал Махнев. Он все напряженней думал о том, куда бы умыкнуть Худову. Та будто услышала, почувствовала его мысли: ее зрачки расширились, взор сделался немного бессмысленным и одновременно пугливым, тонкие пальцы в волнении перебирали крупные жемчужины на шее.

– А вот, все это, – не унимался Макар. – Вы что, не понимаете, о чем я?!

– Если честно, Макар Тимофеевич, то неплохо бы было пояснить, что именно тебя так взволновало.

– Что?? Владимир Иванович, друг мой любезный, да очнитесь вы! Где мы сейчас? Вам кажется, что мы здесь, в Летнем саду, чуть ли не в Петербурге пьем вот, едим, смотрим друг на друга, говорим. А между тем мы все давно умерли! Как же так-то?

– Ах, вот ты о чем. Несколько устарело твое возмущение, Макарушка. Чего ты переполошился? Я думал, ты уж привык…

– А ведь Макар Тимофеевич прав, – запальчиво возразил Травин. – Я сколько здесь нахожусь, до сих пор в ум взять не могу того, что с нами происходит. Я тоже в полнейшем смятении. Да и потом, насколько я помню по урокам богословия, то после смерти человек должен ощущать себя как-то иначе…

– Да-с? И как же, позвольте узнать? – с вызовом спросил Махнев.

– Ну, хотя бы мы должны, лишившись тела, ощутить себя душами, а стало быть, состоять из этого самого… – он пытался подобрать слова, – из легкого эфира.

– Точно из легкого? Вы ничего не перепутали? – насмешливо переспросил Владимир. – А вам кто сие поведал? Батюшка, али дьяк из церкви? Так-с?

– А хоть и так.

– Простите, а они тут побывали, а потом вернулись на грешную землю и все вам рассказали в мельчайших подробностях?

– Неет, – задумчиво процедил Травин. – Но, помилуйте, мы тут можем есть, пить, все осязать как прежде, значит, мы живы?

– Живы, не живы. Иллюзия все это. И то, что здесь происходит, возможно, тоже сон. А может, мы всегда живы: что для ТОЙ жизни, что для ИНОЙ. Меняются лишь декорации и время, а жизнь НЕПРЕРЫВНА, да и мы остаемся прежними… Либо и мы меняемся, согласно обстоятельствам.

– А если бежать? – шепотом предложил Травин, игнорируя глубокие философствования своего оппонента.

– Куда? – издевательски усмехнулся Махнев. – Попробуйте, господин учитель. Все пути пред вами открыты. Рискните. Если вы полагаете, что находитесь в столице, в Летнем саду, так в той стороне, за углом, должен, стало быть, и выход находиться. Пройдете две аллеи, повернете направо и вы у мостовой. А там поймаете извозчика и в путь. Или не извозчика? Лошадей-то вы, небось, теперь опасаетесь? Насколько я помню, вы почили в бозе именно по вине взбесившейся кобылы? Или я что-то перепутал?

– Нет, все так и есть. Я помню. Я все это помню: копыто над головой, храп, ржание, ее безумные глаза, вонь, страх, пена на желтых зубах, телега и ужасная боль в голове, – Родион Николаевич изменился в лице, худые пальцы обхватили виски с двух сторон. – Я даже похороны собственные помню. В гробу я выглядел неважно. Голова в бинтах. И небрит я был, кажется, и фрак на меня тесный натянули – не мой фрак. А у меня в шкапу новый был, только пошитый. Я видел, его себе хозяйка квартирная забрала. Свернула в узелок и умыкнула, старая карга. А на меня напялили черте что, рванину какую-то…

– Ах, довольно трагических воспоминаний. Вы хотите слез и сочувствий? Здесь вы их не получите, – грубо и насмешливо прервал его Махнев. – Итак, не желаете бечь посредством извозчика, тогда улепётывайте на своих двоих. Рекомендую сразу же обратиться в полицейскую управу. И рассказать там честно: «Так, мол, и так. Умер я, так сказать, господа. Вот в чем несправедливость – ведь мог же себе жить, да поживать. А тут такая история скверная приключилась. И ладно бы я просто умер и отправился на небеса, как и положено всем честным православным, так нет же… Я, господа, против собственной воли очутился совсем не в том месте. Не то, чтобы совсем уж место сие худо. Да просто муторно как-то, и голова кругом идет. Так? А господа из полиции вас выслушают внимательно, головами покачают. И скажут: «Непорядок, господин Травин! Такой хороший человек, да вдруг умер! Да что за глупости такие: умер! Отменить, а с виновных взыскать по всей строгости закона». Или вы сначала побежите в церковь – грешки отмаливать? Я не ошибся?

– А то, что случилось со мной недавно, господа, неужто это тоже сон? – Травин, игнорируя едкие пассажи Махнева, продолжал удивляться вслух. – Сон разума или кошмар? А как же училище? Господа, я работал в этом сне преподавателем в сиротском училище и… Возможно, я расскажу вам об этом. Но после… Полно, а сон ли то был? Я будто жизнь короткую в нем прожил, – он прервал сумбурный монолог. Теперь его сухие и бледные губы шевелились беззвучно. А на лице появилось выражение кротости, некой одухотворенности и исступления.

– Что это вы, батюшка, уж не молитву ли читать удумали? – Владимир вслушался в горячечный шепот учителя словесности. – А вот этого не надо. Не надо! Нам только еще больших неприятностей из-за вас не хватает. Или вы забыли, где находитесь? Вы еще поклоны бить начните… С вас станется. «Амини» он вспомнил! – Владимир фыркнул. – Не то, чтобы я о вашем благополучии пекусь. Нет. Мне просто кажется, что здесь сие действо не в большом почете. Или скорее бессмысленно: тот, кому предназначены скорбные, полные раскаяния молитвы, здесь, увы, вас попросту не слышит. А что касается маятных снов, так, коли у сей честной компании будет охота, то мы вас выслушаем, так уж и быть.

Владимир задумался. Он вспомнил о том, как сам недавно был близок к побегу. В памяти всплыла та бешеная скачка по альпийскому ночному лесу. Он вспомнил своё жуткое отчаяние, когда полностью осознал собственную «невидимость» в божьем мире. Меня видели и желали сожрать лишь три ненасытные фурии. Он вздрогнул и поежился.

«А может, мне надо было именно там начать читать молитву? – подумал он и тут же оглянулся, боясь собственных крамольных мыслей. – А вдруг, там, НАВЕРХУ, меня бы услышали? Может, надо было именно ТАМ рискнуть? Или все это бессмысленно? Как я запутался! Довольно…»

Он быстро допил вино, высокий бокал вернулся на стол.

– Ничего-с, господа, спешу вас всех отрезвить: бежать пока бессмысленно, время не пришло, а стало быть, придется привыкать, – через минуту молвил он. – Хотите вы, или нет, но мы давно исчезли для ТОЙ жизни и нашего времени. Что ждет нас далее, мы пока не ведаем. Могу сказать одно: скучать нам не позволят.

За столом все молчали. Казалось, замерли и все остальные звуки в Летнем саду, один лишь ветер трепал шелковый купол синего шатра над головами этой странной четверки. Первым очнулся Макар:

– Владимир Иванович, я не знаю, куда тебя та бесовка, что была в траурном платье, уволокла, и что с тобой приключилось далее, но я-то… Я попал в такую дурную историю… И будто не история вовсе это была, а вроде как жизнь обычная, однако, пакостью неимоверной все закончилось. А теперь я понимаю: это же ОН (палец Макара указал куда-то вверх) все устроил.

– Да успокойся ты, Макарушка, мы все здесь не на прогулке. Что с тобой стряслось? Говори толком.

– Да ну… – отмахнулся Булкин и скривился, словно от зубной боли. – Не хотел я при них-то сказывать. – Макар кивнул в сторону учителя словесности и Екатерины Дмитриевны.

– Да, брось ты, – вяло отозвался Махнев. – Нашел, кого стыдиться. Здесь не принято быть скромным. Хозяин не поощряет излишней скрытности. Да и потом, кого тебе стесняться? Мертвецов? – Владимир зло рассмеялся. – Мы все в одной лодке оказались. Чего навам[37] друг друга таиться? Валяй первым, а потом и все мы расскажем, как прошел наш первый урок.

Любопытство Владимира на сей раз взяло верх. В душе он не был уверен в том, что готов рассказать своим спутникам как на самом деле прошел его урок преодоления «гордыни». Пятым чувством он догадывался, что благодаря Полин, его наказание прошло совсем не по тому сценарию, что намечалось в начальном варианте. Но ему не терпелось послушать остальных. Послушать, и лишь потом делать выводы о том, стоит ли благодарить Полин за недавнюю прогулку в компании ее милых подружек. Мысли о соблазнительном теле Худовой уплыли на второй план.

Глава 4

Макар Тимофеевич, купец третьей гильдии, родом из Рязани, воодушевленный своим товарищем и чуть осмелевший от выпитой Шустовской рябиновки, покачал головой, поерзал, откашлялся и приступил к рассказу.

Рассказ Булкина Макара Тимофеевича, купца третьей гильдии.