Учитель. Назад в СССР. 2 (СИ) - Буров Дмитрий

— Можно и проводить, — осторожно согласился я. — Главное, знать куда вести. Я в Жеребцово человек новый, улицы не успел изучить. Знаю свою и вот школьную, — пожал плечами, желая побыстрее смыться из класса, а то так и женят под благовидным предлогом. А мне жениться пока никак, я еще собаку не завел. «А, черт, уже и собака есть», — вздрогнул я, вспомнив своего нового жильца. Саныч, пора делать ноги!

— Так Ниночка недалеко от вас живет, Егор Александрович, — очаровательно улыбнувшись, прояснила ситуацию Валентина Ивановна. — И дорогу покажет, и чаем напоит. Хотя чай, пожалуй, пока рановато. Родители, знаете ли, люди простые… Могут неправильно понять. Чай откладывается, а вот прогулка с обсуждением вполне, вполне.

«Да ведь физика издевается!» — дошло до меня наконец. Не так чтобы всерьез или там по жёсткому над Ниной или надо мной. По дружески, с дальним прицелом и перспективой для нас обоих, насколько понимаю. Как говорится, взрослые лучше знают, что детям необходимо для хорошей жизни. Я же все время забываю: местные не в курсе моего настоящего возраста и судят по данным паспорта и внешности. А внешность у Егора чересчур порядочная, юная и местами симпатичная, насколько могу судить.

— Проводим и обсудим, Валентина Ивановна, не переживайте, — залихватски кивнул я, стараясь и с шуткой не перегнуть, и дать понять парторгу, что тонкий юмор и острый крючок оценил и заметил, дальше сам разберусь.

— Тогда жду, Егор Александрович. Не забудьте пригласить на демонстрацию. Любопытно, да, очень любопытно посмотреть, что вы напридумывали, — и меня отпустили царственным жестом.

И было в этом кивке столько благородства, но без высокомерия. Все-так я прав: парторг — чудная женщина. Необычная. Таких за свою жизнь встречал раза два. Есть в них что-то особенное, отчего единственную встречу запоминаешь навсегда. Или теперь мне можно говорить за все свои жизни?

— Чего так долго? — недовольно проворчал Степан Григорьевич, когда я влетел в мастерскую. — Пошли… Сюда ставь… — распоряжался завхоз, показывая, куда идти и где будем работать. — Провод нашел, вилку менять будешь? — деловито уточнил Борода, сверля меня суровым взглядом.

Я задумался: прикинул все за и против, и решил, буду менять все. Во избежание, так сказать.

— Буду. Сгорел сарай, гори и хата. Чем меньше режем, тем лучше результат, — выдал я.

— Чего? — нахмурился Степан Григорьевич.

— Говорю, лучше полностью провод заменить, чем резать кусок и приматывать все изолентой, — уточнил я.

— И то верно, — согласился завхоз. — Помощь нужна? — брови хозяйственника сошлись на переносице.

— Никак нет, сам справлюсь, — отказался я.

— Сам с усам, — буркнул Борода. — Ну, сам так сам, ишь ты, самостоятельный какой выискался, — закончишь — позовешь, вместе проверять будем. Понял? — завхоз цепким взглядом оглядел мое лицо.

— Так точно, товарищ завхоз, — улыбнулся я.

— Смотри у меня! — пригрозил мне пальцем Борода и, хромая, двинулся в сторону своего кабинета.

Починка не заняла у меня много времени, и примерно через полчаса я зашел в каморку завхоза.

— Степан Григорьевич, у меня все. Осталось только проверить — появляясь на пороге комнаты, объявил я.

Борода задумчиво на меня посмотрел, шевеля губами. Я вопросительно приподнял брови, и только потом сообразил, что хозяйственник пересчитывает молотки, отвертки и прочие инструменты. После каждого счета въедливый трудовик что-то записывал в толстую ученическую тетрадку, ставил пометку, затем укладывал пересчитанный инструмент в деревянную коробку, отодвигал в сторону и приступал к следующему ящичку.

— Готово?

— Готово, — подтвердил я.

— Ну пойдем, глянем, чего ты наваял, — хмыкнул завхоз, тяжело развернулся и потопал в учебное помещение.

— Ну, показывай, что ли, — проворчал Степан Григорьевич, поглядывая на мою поделку, торжественно стоящую посреди чистой столешницы. После работы я все за собой прибрал и с удовольствием отметил, товарищ Борода оценил мои старания. Что называется: мне несложно, а завхоза понять могу, сам такой же был. После дела порядок — первая задача.

— Куда можно воткнуть? — поинтересовался я.

— Сказал бы я, чего и куда втыкают, да больно молод ты, — беззлобно буркнул Степан Григорьевич. — Ну, давай, тащи сюда.

Глава 10

Завхоз махнул рукой в сторону широкой полки, оборудованной для демонстрации. На ней разместились в ряд розетки. Я подхватил поделку и двинул за Бородой. Очень хотелось сказать «С Богом!» памятуя приключившееся по утру. Но я сдержался, воткнул вилку в розетку, щелкнул переключателем и чуть отодвинулся в сторону, чтобы первому зрителю было виднее.

— Дела-а-а-а… — протянул завхоз, после продолжительного молчания.

Все это время я демонстрировал сияние серпа и молота в разных режимах. Мне удалось выкрутиться и из ничего, что называется, сделать конфетку. Красные огоньки сияли то ровным светом, то яростно мигали, то перемигивались через один.

— Ну, голова, Егор Александрович, — присвистнул завхоз. — Верно говорю: заставят нас эту твою карусель в полный рост химичить.

— Карусель? — не понял я.

— Ну а то, карусель как есть, — удовлетворенно кивнул Борода. — Ишь как миргает, прям елка!

— Ну так гирлянда и есть, — подтвердил я. — С неё идею-то и взял. Значит, товарищ Борода, принимаете работу? — закинул улочку.

— Пошли к директору! — решительно заявил Степан Григорьевич.

— К директору, так к директору, — согласился я, вырубил агрегат, аккуратно смотал провод, подхватил лампу и вместе с завхозом отправился к Юрию Ильичу.

— Ну что, товарищ директор, — вваливаясь без стука в директорский кабинет, громогласно заявил завхоз. — Готовься! Не было печали, выписали москвича, — выдал Борода и довольно хохотнул над собственной шуткой.

До нас же со Свиридовым дошло только через полминуты, про какой москвич идет речь. Точнее, о каком москвиче.

— Чего таращишься? Ну-ка, подвинься, где тута у тебя… Ага… вот она! — радостно возвестил завхоз, кособоко ныряя под стол Свиридова.

— Егор… ступай сюда, — заворчал Степан Григорьевич из-под стола. — Чего встал!

— Зачем? — не понял я.

— Зачем, зачем… ну не за малиной, чай, — шнур давай.

Тут-то я и сообразил, что розетка видимо где-то возле самого пола под директорской мебелью. Мне стало неловко: завхоз все-таки мужик не молодой, да еще и без одной ноги, и ведь не возмутишься, сам полез. Упертый, гордый мужик товарищ Борода.

— Держите, — не выпуская из рук лампу, я опустился рядом с завхозом, протянул шнур. — Помочь?

— Включай уж, помогатель, — добродушно буркнул Борода. — Ну, чего застыл? Выползай!

Я торопливо поднялся, дождался, когда Степан Григорьевич выберется из-под столешницы, покосился на невозмутимого директора, который молча наблюдал за нашей дружеской перебранкой, и только тогда включил рубильник.

Серп и молот засияли, замигали, заиграли всеми оттенками красного. Мы с завхозом, не сговариваясь, уставились на Юрия Ильича.

— Ну, чего скажешь, Ильич? Ты видал, а? Голова! — довольно возвестил Борода, прихлопнув по столешнице, да так, что подпрыгнули ручки и карандаши.

— Ну, ты потише, Степан Григорьевич! — возмутился директор. — Вещь все-таки дорогая! — любовно заявил Свиридов, двигаясь поближе. — Голова! — согласился после короткого молчания.

Две седых макушки склонились над моей лампой Ильича и зависли, щелкая тумблером.

— Ну ты гляди, а? Ты гляди, чего делается! — восхищался Степан Григорьевич. — Слышь, Ильич, так мы это… того-этого… ну молодцы мы. Обгоним Веселовских! Да что там веселовских! Городских уделаем! А?

— Ну, ты не горячись, у городских возможностей больше. Опять же… Академгородок под боком…

— Нет, ну ты скажи, а, Ильич? — не унимался Борода. — Это что же у нас тута теперь вона чего! Свой изобретатель! Мы теперь ого-го! — завхоз довольно потряс кулаком.

— И ага-га тоже, — сдержанно подтвердил Свиридов. — Ну, Егор Александрович, ну удивил так удивил. И угодил! Не ожидал, честно скажу, — чуть виновато глядя в мою сторону, объявил Юрий Ильич. — А зря, зря… Верно учителя сказали: парень — голова и талант. Да, талант!