На чаше весов. Следствие ведёт Рязанцева - Елена Касаткина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Придумываешь, — смущённо зарделся Махоркин, дёргая зонт. — Ты здесь откуда вообще?
— Думаешь, ты один после школы в Москву переехал? Здесь почти половина нашего класса осела, в девяностых многие сюда в поисках работы перебрались. Кстати, мы в прошлом году встречались, снимали домики на Медвежьих озёрах, гудели три дня. Кое-кто из Твери приехал. Только тебя разыскать не удалось. Но вспоминали тебя много, ты же старостой у нас был. Всегда такой… — Алёна на мгновение замолчала, подбирая подходящее слово, — респектабельный, вот.
— Слово-то какое нашла. Респектабельный.
— Это слово мне Галина Васильевна подсказала в девятом классе. Я его вычитала в книжке одной, а значение не понимала, у неё и спросила, что это значит. А она мне на тебя указала и говорит: «А вот такой, как Махоркин». Это уж я потом узнала, что респектабельный — значит солидный, но и тогда сразу поняла, что она имела в виду.
— Надо же. А я совсем про учителей наших забыл. Да и ребят, честно признаюсь, тоже никогда не вспоминал.
— Бессовестный, — хитро прищурилась Алёна.
Махоркин смотрел на улыбающееся лицо бывшей одноклассницы и удивлялся произошедшим с ней метаморфозам. За несколько лет Алёна Тихоходова успела превратиться из гадкого утёнка в прекрасного лебедя. Это было загадкой. Он смотрел на её круглое лицо, карие глаза, тонкие губы и идеальной формы нос — всё было таким же, как и в школьные годы, но теперь она была не просто очаровательна, она была красива. Он никогда не понимал, как это у женщин происходит: вчера ещё серая мышка, и вдруг, раз — и богиня.
В школе он не обращал на Алёну внимания. Несмотря на тёмно-карие глаза под чёрными бровями, девушка была натуральная блондинка, и даже больше, чем блондинка. Такого белоснежного цвета волос можно было добиться только многоразовым осветлением, Алёне же это счастье досталось от природы. Но даже обладание такими преимуществами во внешности не делало её в глазах сверстников красавицей и совершенно не выделяло среди подруг, таких же «гадких уточек».
В Алёне была только одна особенность, которая запомнилась Махоркину — она всегда опаздывала. Почему-то сразу всплыло в памяти, как в очередной раз, когда девочка заявилась в класс через пять минут после звонка, строгая учительница русского языка, и по совместительству классный руководитель, Галина Васильевна тяжело вздохнула и покачала головой.
— Алёна, я же видела тебя с полчаса назад на школьном дворе. Как же ты опять умудрилась опоздать?
Алёна, потупив взор, переминалась с ноги на ногу.
— Так она же Тихоходова, — выкрикнул Махоркин, — она тихо ходит.
Класс разразился бурным смехом. Больше ничего примечательного об этой девочке ему не помнилось.
После нескольких неудачных попыток Махоркина справиться с заевшим механизмом, шляпку зонтика от яростных атак сорвало, и она покатилась по ступенькам вниз. В руке остался лишь металлический штырь.
Подхваченный ветром купол зонта носило из стороны в сторону, кидая то на фонарный столб, то на ограждение. Вырвавшись на свободу, он кувыркался, веселя собравшуюся публику.
— Я сейчас. — Махоркин сделал попытку перешагнуть пакеты и ринуться догонять зонт, но Алёна успела схватить его за руку.
— Да бог с ним.
Тёплая ладонь женщины неожиданно всколыхнула в теле Махоркина медленно нарастающую волну возбуждения. Их взгляды пересеклись и застряли во времени.
— Может, отметим нашу встречу? — тихо промолвила Алёна, крепко сжимая ладонь Махоркина.
— Угу, — буркнул он, растерявшись, и закашлялся.
— К тебе или ко мне? — карие глаза Тихоходовой потемнели.
Махоркину казалось, что ещё мгновение, и эта чёрная дыра проглотит его всего без остатка. Он бросил металлический остов зонта в урну и, взяв Алёну за руку, твёрдо сказал:
— Ко мне.
Глава вторая
Звери всё-таки были. Шустрые собачки породы терьер вполне гармонично смотрелись рядом с маленькими дрессировщиками. Они прыгали вместе с ними через скакалку, перелетали через хулахуп, катали по манежу шары и совсем не вызывали жалость.
Жалость у Лены вызывали сами артисты, и она ничего не могла с этим поделать. Даже рыжему клоуну в широких полосатых штанах и больших дурацких ботинках не удалось её рассмешить. Она улыбнулась лишь один раз, когда клоун, уходя с арены, зацепился носком ботинок и, совершенно не играя, растянулся на сморщившемся покрытии пола. Огромный ботинок слетел с его ноги, предоставив зрителям возможность рассмотреть маленькую ступню мужчины. Зрители покатывались со смеху.
Клоун постарался обыграть случившееся. Он потешно поднялся, потирая свою заднюю часть, хотя упал носом вниз, выставил босую ногу вперёд и уставился на пальцы ноги.
— Ничего не понимаю, — прокричал клоун детским голосом и, надавив на спрятанную в кармане штанов спринцовку, заревел струйками слёз, бьющих из прозрачных гибких трубочек, прикрепленных к вискам в уголках глаз.
— Интересно, какой у него размер ноги? — уставившись на клоуна, вслух спросила Лена.
— Что? — хохочущая Света на мгновение застыла и удивлённо уставилась на сестру.
— Какой у них размер ноги, как думаешь? Они ведь маленького роста, значит, и размер ноги у них должен быть маленьким. При этом они взрослые и наверняка сильные.
— Не знаю, а зачем тебе?
— Надо.
* * *
Проходя по широкому коридору циркового закулисья, Лена старалась собраться с мыслями, но реквизит на пути отвлекал внимание. Огромные ящики (похожие на те, в которых фокусники распиливают женщин), обклеенные разноцветными афишами, загромождали проход и загораживали и без того тусклые лампы.
Изгибающийся полукругом коридор казался бесконечным, и Лена пожалела, что отказалась от услуг охранника, который при виде удостоверения, уважительно предложил свою помощь. Наконец она увидела то, что искала. В череде гримёрок и подсобных помещений эта дверь была последней. Сквозь щель пробивался слабый свет. «Директор цирка» — гласила табличка, под которой на скотче болтался белый лист с надписью — «Не входить!!!».
На мгновенье Рязанцева заколебалась. Три восклицательных знака могли остановить кого угодно, но только не её. Предупредительно постучав, она решительно нажала на ручку. Несмотря на грозное предостережение, дверь оказалась не запертой.
Если бы не табличка, Лена бы решила, что попала в музей. Стол, навесные полки, шкаф, тумбочка — всё, что имело полезную площадь и горизонтальную поверхность, было заставлено различными статуэтками, фотографиями, книгами и другой ненужной мелочью. На небольшом свободном островке стола, почти на самом его краю, лежала голова. Обволакивали голову редкие седые кудряшки, отчего она была похожа на огромный одуванчик. Казалось, если встряхнуть ею, то несколько десятков поникших волосинок разлетится по кабинету, чтобы дать всходы другим, таким же божьим одуванчикам. Голова сладко посапывала.
— Кхе, — громко кашлянула Рязанцева.
Голова
