Кодекс Охотника. Книга XII - Олег Сапфир
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— ЗАДЕРЖАТЬ!!! — раздался его истошный крик, адресованный охране.
Впрочем, охрана в эту ночь облажалась по-полной. Они мало того, что не успели задержать, так даже опознать никого не смогли. У парня просто не было лица. Вся их хваленая система слежки и опознания оказалась бесполезной. Но на этом неприятности для «Триумфа» не закончились. Через несколько часов Шмыгули влетели во все тридцать две машины, стоявшие на парковке Корпорации, а там не было машин дешевле ста тысяч.
— Это шутка такая?? — психовал Оборин. — Откуда они, мать его, берутся??? Я же приказал выставить охрану.
— Ее вырубили… А специалисты все спихивают на неполадки в системе. Им не пришел вызов.
— Как такое возможно?! — уже натурально перешел на вой Оборин. — Всегда приходил, а сегодня нет?
— Наверное, заглушили… — начальнику службы безопасности «Триумфа» и так было ужасно стыдно.
Беседа проходила еще битый час, и все это время они ждали нового нападения, да только оно, само собой, не случилось. Конечно, зачем нападать, когда возле корпорации ошиваются уже лучшие ее бойцы, которые даже с Абсолютом смогут справиться, навалившись кучей, и действуя слаженно.
— Ладно… Ты мне скажи, что это может означать? Мелкая пакость? — спросил Оборин своего Сбшника.
— Сомневаюсь, — покачал головой седой мужчина.
— А что тогда?
— Война… — совершенно спокойно ответил тот.
— Какая к черту война? — ударил Оборин по столу, но не разломал его, так как сдержался.
Мужчина задумался, стоит ли говорить свои догадки, но все же решил, что стоит.
— Настоящая, бандитская! У мелких банд есть традиция. Когда они кому-то объявляют войну, то воруют самый дешевый транспорт, и просто врезаются на на них в витрины заведений, транспорт или людей того, кому объявляли войну. И чем больше таких происшествий, тем сильнее их намерения.
— Бред… — покачал головой Оборин, который не поверил в такое. — Интересно, кто это сделал?
— Интересно другое, — решил вмешаться мужчина. — Почему в этих корытах не было водителей?
Оборин, конечно же, не поверил этому и близко. Приказал копать во всех направлениях, найти и наказать тех, кто это сделал. А еще у него вдруг разболелась голова, из-за чего он задержался на работе, и примерно в пять часов утра к нему забежал его личный телохранитель.
— Босс… Беда… — выдал сходу парень.
— Ну что еще, сука, случилось?! Снова долбанные Шмыгули? — больше в шутку, чем взаправду, сказал Оборин.
Он не верил, что через такую охрану кто-то снова сможет прорваться на Шмыгулях.
— Снова…
— И опять их было штук тридцать?
— Нет… Семь… — как-то очень грустно выдал его охранник.
— Ну, семь это мало, — сжал зубы Оборин. — Чей транспорт пострадал в этот раз? — приготовился он получать неприятные новости.
Но охранник не спешил с ответом.
— Ничей… Шмыгули прилетели в ваши апартаменты!
Оборин улыбнулся с этой смешной шутки, с мыслью, что сейчас посмеется, а потом накажет шутника, но охранник не смеялся.
— На тридцатый этаж? — осторожно уточнил Оборин.
— На тридцатый этаж… — выдохнул охранник.
Через час после того, как Оборин обессиленный упал в свое кресло от непрекращающегося потока матов, на ноги была подняты все боевые силы их корпорации.
Глава 7
Имперская Канцелярия
г. Петербург
— Вызывали, канцлер? — дверь, после вежливого троекратного стука отворилась, и внутрь кабинета канцлера вошел граф Румянцев.
— Да, Леша, заходи, присаживайся! Дай мне минутку!
Светлейший князь Михаил Федорович Румянцев заканчивал подписывать стопку документов, что чуть ранее ему занес секретарь. Судя по обращению «Лёша» к своему племяннику, канцлер находился в хорошем расположении духа, что было большой редкостью в последнее время. Отсутствие верховной власти в Империи, проблемы с Африканским Эпицентром, предательство Вербицких, неудачная операция в имении Косолаповых…
Сложно пришлось в последнее время и канцлеру, и всей Имперской Канцелярии, но Михаил Федорович не зря ел свой хлеб, и как он шутил — «с кресла канцлера меня вынесут только вперед ногами». Он умел, любил, и с удовольствием практиковал интриги и сложные политические дела, в первую очередь — в интересах Империи, конечно, но при этом никогда не забывал о себе.
— Ну что, Лёша? Как твои дела? — канцлер, наконец-то закончил, и аккуратно закрутил колпачок на любимой перьевой ручке с золотым пером.
— Да всё хорошо… дядя, — настороженно сказал Алексей, всё еще ожидая подвоха.
— Молодец, с Галактионовым все правильно сделал! — по-отечески добро улыбнулся князь.
— Почему мы его не задержали? — скривился, как от зубной боли, Румянцев-младший.
— А за что? — удивленно посмотрел на него канцлер. — Мы же не беспредельщики, невиновного человека задерживать!
Алексей Антонович еле сдержал нервный смех. Кто-то, а командир Силового Крыла Канцелярии знал, что задержать, практически, любого человека в Империи для Имперской Канцелярии — как два пальца об асфальт! Канцлер валял откровенного дурака, значит, точно находился в приподнятом настроении.
— А как же история с Косолаповым? Там же мы хотели его не то, что задержать, но и уничтожить? — не отступал молодой граф.
— Дурак ты, Лёшка, — хмыкнул князь, на секунду помрачнев. — Похоже, что гены братца в твоей крови взяли вверх. А Антон, в свою очередь, в твою бабку пошел, а не в деда. Очень жаль! Очень!
Граф проглотил оскорбление, он уже привык к этим подначкам. В целом, дядя относился к нему хорошо, но иногда на него накатывало.
— Тогда был удобный случай, который твои люди благополучно упустили!
Граф «проглотил» еще раз, хотя своей вины в том не видел. Он потерял многих надежных людей, и как быстро их заменить, понятия не имел.
— А зачем мы передали папку Галактионову? — вздохнув, еще раз попытался Румянцев-младший.
— Да, тут все просто. «Триумф» зарвался… Как и барон Галактионов, — зловеще ухмыльнулся канцлер. — Если не можешь справиться с врагом грубой силой, нужно победить его хитростью.
Князь отпер ключом верхний ящик стола, залез туда рукой, и вытащил еще одну папку — близнеца папки по Голдсмиту, только без всяких надписей, и подтолкнул ее по поверхности стола, в сторону племянника.
— А теперь эту папочку отнеси Оборину. Да-да! Сам отнеси. И пусть они веселяться. А мы в сторонке понаблюдаем… До поры, до времени!
* * *
