Острие копья - Рекс Стаут

Мне сразу стало ясно, что мой вопрос ее испугал. Мышцы шеи напряглись, руки она тесно прижала к телу и вся словно застыла. Я сделал вид, что не замечаю произошедшей в ней перемены. Я сидел, подняв карандаш, в ожидании, когда я смогу записать ее ответ.

— Я не знаю, — наконец сказала она. — Я просто не помню.

— Возможно, клюшки были в грузовом фургоне, — заметил я. — Поскольку он не был фанатом гольфа, ему незачем было везти их с собой в машине. А где они сейчас?

Я боялся, что этот вопрос еще больше ее насторожит, но этого не произошло. Она была уже спокойна и, кажется, полна решимости.

— Я этого не знаю. Я думала, вам известно, что сумку так и не нашли.

— Ага, — воскликнул я. — Значит, сумка с клюшками пропала?

— Да. Полиция искала ее везде — в доме, в клубе, даже на поле для гольфа, но они так и не нашли ее.

Да, подумал я, и вы чертовски рады этому, милая барышня!

— Вы хотите сказать, что никто так и не вспомнил, куда подевалась сумка с клюшками?

— Да. Вернее, нет, — она запнулась. — Мальчик, что носил ее за отцом во время игры, утверждал, что положил ее в машину на переднее сиденье, когда Ларри и доктор Брэдфорд отвозили отца домой. Но брат и доктор Брэдфорд не помнят, чтобы видели ее.

— Странно. Однако я здесь не для того, чтобы собирать мнения и предположения. Мне нужны факты, мисс Барстоу. Простите, но не кажется ли вам все это странным?

— Нет, нисколько. В том состоянии, в котором все тогда были, можно и не заметить какой-то сумки.

— Но когда все вернулись в дом, кто-то же должен был вынуть сумку из машины… кто-то из прислуги, например, или же шофер?

— Никто этого не помнит.

— Могу я поговорить с ними?

— Конечно. — Она явно испытывала ко мне брезгливую неприязнь. Не знаю, что она там задумала, но я был серьезно намерен помешать этому.

Итак, похоже было, что орешек раскололся, но оказался пустым. Я с новой силой стал атаковать ее вопросами.

— Какими клюшками играл ваш отец, стальными или деревянными?

— Деревянными. Он не любил стальные.

— Головка простая или подбитая латунью?

— Кажется, простая. Но я не уверена, что точно помню. У Ларри и у меня — клюшки подбиты латунью.

— Однако же вы хорошо помните, какая клюшка у вашего брата.

— Да. — Она прямо посмотрела мне в глаза. — Надеюсь, это не допрос, мистер Гудвин?

— Прошу прощения, — улыбнулся я. — Пожалуйста.

Я был немного расстроен, возможно, даже раздосадован. Больше всего здесь, в Вестчестере, мне хотелось бы взглянуть сейчас на эту сумку, и особенно на большую клюшку.

— Очень сожалею, — пробормотала она.

— Не думаю, чтобы вы очень сожалели, и это у меня вызывает целый ряд вопросов. Кто вынул из машины сумку? Если кто-то из слуг, тогда кто именно, что он за человек, верный ли, неподкупный и тому подобное? Спустя пять дней после убийства, когда стало известно, что оно было преднамеренным и произошло в клубе, кто, по-вашему, мог спрятать или уничтожить сумку с клюшками вашего отца? Вы, ваш брат или доктор Брэдфорд? Видите, сколько у меня к вам вопросов. Как можно было спрятать или уничтожить сумку с клюшками? От этих вопросов нам с вами не уйти.

Пока я говорил, она, встав, ждала, когда я закончу, но держалась спокойно и с достоинством. Голос ее был ровен, когда она ответила мне:

— Довольно. Мы не договаривались, что я должна выслушивать идиотские выдумки и обвинения.

— Браво, мисс Барстоу. — Я тоже встал. — Вы правы. Но я ни в коей мере не хотел вас обидеть. Просто я очень расстроен. Могу я повидаться с вашей матерью? Обещаю при ней не расстраиваться.

— Нет, вы не можете увидеться с моей матерью, — решительно возразила она.

— Но это предусмотрено нашим договором.

— Вы его нарушили.

— Чепуха, — улыбнулся я. — Договор позволяет некоторые отклонения ради вашей же безопасности. Но обещаю не допускать их при встрече с вашей матерью. Пусть я и грубиян, но не настолько.

Она посмотрела на меня.

— Вам достаточно пяти минут?

— Не уверен, но постараюсь сделать так, чтобы наша беседа была как можно более краткой.

Она повернулась и пошла к дому. Я последовал за ней и от досады чуть не зафутболил подвернувшуюся на дорожке крупную гальку. Сумка с клюшками — это тот горячий след, который нам нужен. Разумеется, я не надеялся, что сегодня же вечером положу злополучную клюшку к ногам Ниро Вульфа. Был еще Андерсон, а он не так глуп, чтобы на основании того, что ему уже сунули под нос, не заинтересоваться ею тоже. Я рассчитывал, что Сара Барстоу поможет мне в этом. Но теперь эта проклятая сумка с клюшками исчезла. Кому вздумалось проделать это, злился я. Умным поступком кражу сумки не назовешь. Взять клюшку — это понятно, но всю сумку?

Дом внутри выглядел шикарно. Такое я видел разве, что в кино. Несмотря на множество окон солнечный свет в комнатах казался приглушенным и не слепил глаза. Мебель и ковры были высшего качества и, видимо, стоили немалых денег. От благоухающих цветов в вазах стояла прохлада, несмотря на знойный день за окном. Сара Барстоу провела меня через просторный холл сначала в большую комнату, а потом через холл поменьше в комнату, похожую на солярий. Шторы на огромных окнах во всю стену были спущены, и в комнате стоял приятный полумрак. Здесь много было растений, плетеных стульев, шезлонгов. У стола сидела женщина.

Сара Барстоу подошла к ней.

— Это мистер Гудвин, мама. Я тебе о нем говорила.

Взглянув на меня, девушка кивком головы указала на стул, приглашая сесть. Миссис Барстоу повернулась к нам, выронив из рук кусочки пластмассовой мозаики. У нее было очень красивое лицо. От ее дочери я знал, что ей пятьдесят шесть лет, но на вид она казалась старше. У нее были седые волосы и серые широко поставленные глаза в темных глубоких глазницах. И хотя тонкие черты лица были спокойны, мне показалось, что это спокойствие достигается скорее усилием воли. Она молча смотрела на меня, и я вдруг почувствовал, как теряю прежнюю уверенность. Сара Барстоу села поодаль, чтобы не мешать нам. Наконец я собрался начать разговор, как миссис Барстоу меня опередила:

— Я знаю, зачем вы пришли, мистер Гудвин.

— Собственно, я по поручению моего хозяина, мистера Ниро Вульфа. Он просил поблагодарить вас за то, что вы разрешили нанести вам этот визит.

— Спасибо. — Глубоко посаженные серые глаза продолжали разглядывать меня. — Я рада, что кто-то, пусть совсем незнакомый мне человек, признает за мной право распоряжаться хотя бы дверями собственного дома.

— Мама!

— Да, Сара. Не обижайся. Я знаю, совсем неважно, знает ли мистер Гудвин, что этого права никто у меня не отнимал. Ни ты и даже ни твой отец. Как сказал Тэн, этим распорядился Господь. Или, возможно, в ту минуту, когда он решил отдохнуть, сатана воспользовался этим и сыграл злую шутку.

— Мама, прошу тебя. — Сара Барстоу, встав, подошла к матери. — Если у тебя есть вопрос к мистеру Гудвину…

— У меня есть вопрос… — поспешно перебил ее я. — Вернее, два. Могу я задать их вам, миссис Барстоу?

— Разумеется. Ведь это ваша специальность, мистер Гудвин.

— Хорошо. Мой первый вопрос очень простой, но прежде чем ответить на него, вам придется подумать и многое вспомнить. Но вы единственный человек, который может дать на него ответ. Кто хотел, или, вернее, кто мог убить вашего мужа? У кого могли быть на это причины, новые или давно забытые старые? У него были враги? Мог кто-нибудь его ненавидеть?

— Это не один и не два вопроса, а целых четыре.

— Если хотите, могу объединить их в один.

— Не надо. — Сила воли не изменяла ей. — На все вопросы у меня будет один ответ. Я.

Это было столь неожиданным, что я застыл в изумлении. Сара, стоявшая рядом с матерью, положила ей руку на плечо.

— Мама! Ты обещала…

— Успокойся, Сара. — Миссис Барстоу похлопала дочь по руке. — Ты не разрешила тем, другим, повидаться со мной, и я благодарна тебе за это. Но поскольку мистер Гудвин здесь, чтобы задавать вопросы, он вправе получить на них ответы. Помнишь, что говорил твой отец? Не пытайтесь устроить правде засаду.

— Мистер Гудвин, прошу вас… — обратилась ко мне за помощью Сара.

— Глупости! — Серые глаза старой леди гневно сверкнули. — У меня свои способы защиты, дочь моя, и они не хуже ваших. Ваш второй вопрос, мистер Гудвин?

— Не торопите меня, миссис Барстоу. — Я вдруг подумал, что, не будь здесь Сары, мы со старой леди легко бы нашли общий язык. — Я еще не покончил с первым вопросом. А кроме вас могли быть другие, желавшие того же?

— Вы хотите сказать, желавшие его смерти? — Впервые решимость на ее лице уступила место подобию улыбки. — Нет, это исключено. Мой муж был хорошим, добрым и всеми любимым человеком. Я знаю, чего вы хотите от меня, мистер Гудвин. Чтобы я вспомнила всю свою жизнь, ее счастливые и горькие минуты, и нашла там уже тогда грозившую ему опасность, безжалостную и неотвратимую, как рок. Уверяю вас, ничего подобного не было. Мой муж никого в своей жизни не обидел и не создал себе врагов ни среди друзей, ни среди женщин. Он и мне не сделал ничего плохого. Я откровенно и честно ответила на ваш вопрос и от этого почувствовала облегчение. Но вы так молоды, вы совсем мальчик, и мой ответ, очевидно, шокировал вас так же, как и мою дочь. Я могла бы объяснить, почему я ответила именно так, но боюсь, что не сумею этого сделать. А обманывать вас мне не хотелось бы, так же, как причинить боль моей дочери. Когда Господь вынудил меня отказаться от прежнего авторитета хозяйки в этом доме, он не ограничился этим. Если вы способны понять Его, вам будет понятен и мой ответ.